Пройдя в соседние апартаменты сквозь пробитую взрывом стену, я мельком осмотрелся, не осталось-ли в помещении чего-то, способного указать полиции на мою личность, и, убедившись в обратном, ударом ноги распахнул дверь в ванную и, забрав оттуда сумку с остальным своим снаряжением, аккуратно уложил микрофон в кейс и, проверив пакет с купюрами на маячки, довольно кивнул своему отражению в зеркале перед тем, как выйти в коридор.
Вероятно, все эти взрывы повредили проводку, поскольку теперь единственными источниками света там были косые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь широченные, во всю стену, окна. Лампы погасли и на расположенных в глубине коридора подходах к лифту и выходам на лестничные площадки было темно, но я не придал этому особого значения ровно до того самого момента, как из этой черноты мне в ноги не подкатилось несколько цилиндрических предметов, тут-же обратившихся в ослепляющие вспышки и серию бьющих по ушам хлопков.
Подобного поворота событий я не ожидал, потому банально не успел закрыть глаза и отвернуться, и, в диктуемом рефлексами порыве бросившись в сторону и, выбив ударом плеча дверь ближайшей квартиры, рухнул на пол внутри нее уже порядком дезориентированным. Перед глазами плясали вспышки, пол менялся местами с потолком, крутясь, будто изображение в калейдоскопе, но мне удалось побороть дискомфорт и, схватив в руки «МП7», прицелиться в танцующие перед глазами тени, дав быструю очередь по стремительно мелькнувшему меж них силуэту, в котором безошибочно читалась угроза.
А потом оружие выбили у меня из рук и, сразу за тем, как пистолет-пулемет со стуком укатился куда-то в угол, тяжеленная ножища уперлась мне в грудь, вдавив в пол. «В других обстоятельствах....»- сочным баритоном начал было говорить незнакомец, но тут по моим ушам резанул злобный женский визг и, сквозь постепенно исчезающие сполохи в глазах я увидел стоящую в дверном проеме подружку Пратта, злобно зыркающую на меня, скрестив на груди руки.
«Убей этого сучонка, Турок!»- выпалила она, гневно ткнув пальцем в сторону нависшего надо мной громилы в футболке «Чикаго буллс», мерно выдавливающего воздух из моей грудной клетки своим саперным ботинком, но тот лишь тяжело вздохнул и, встретившись со мной глазами, перевел взгляд на нее и произнес с постепенно усиливающимся раздражением в голосе, предварительно прицелившись ей в голову из своего короткого дробовика,- «Сучка, я тебе сто раз говорил, меня зовут Торк!».
Закрытое пространство усилило звук выстрела и я, окончательно прийдя в себя от этого грохота, воспользовался тем, что громила отвлекся на перезарядку, быстрым движением перекатившись в сторону из-под его туши и заставив его танцевать на одной ноге, восстанавливая равновесие. Привычным движением потянувшись за пистолетом, я обнаружил, что кобура пуста, и с опаской глянув на внезапно начавшего громогласно хохотать верзилу, увидел в его свободной руке свой «Кимбер».
«Как я и начал говорить до того, как нас столь грубо прервали,»- улыбаясь, объявил он, крутя пистолет вокруг указательного пальца,- «В иных обстоятельствах я бы мог научить тебя паре своих трюков, а ты, быть может, раскрыл-бы мне глаза на преимущества высоких технологий, типа этих твоих дронов! Нооо...». И с этими словами он вскинул дробовик и, не целясь, выстрелил мне в ногу, заставив мир вокруг взорваться болью. Дробь, прошедшая мимо закрывающих голень бронелистов, вспорола кожу и мясо, залив ткань кровью из разорванных сосудов, но это все было мелочами по сравнению с тем, что было дальше.
Пистолет в руке Торка выплюнул свинец прямо мне в грудь, прямым попаданием в бронежилет выбив воздух из легких и сломив последние попытки сопротивляться- я скрючился на пыльном полу, судорожно собирая все силы для того, чтобы сделать хоть один вдох, а громила, коротко хохотнув, сообщил- «Но... ты стал моей целью и это сильно сокращает наше с тобой, совместно проведенное, время, сынок!».
Я с трудом прохрипел- «Я тебе не сынок, па...падлаа..», на что бугай жизнерадостно загоготал и, склонившись, прижал что-то холодное, блеснувшее острыми гранями на пределе зрения, к моей щеке, а потом нежно прошептал- « Но мы еще можем сделать эти краткие секунды незабываемыми!» А затем он размахнулся и мою вторую ногу пронзила боль, быстро вернувшая легкие к жизни. Иначе я-бы не смог заорать так громко, как должен был орать тот, чью голень насквозь пробил огромный крюк, словно прибывший сюда с бойни. Торк присоединился к моему крику, однако быстро сойдя на безумный хохот, закончившийся холодными безэмоциональными словами, которые будто-бы говорил уже совсем другой человек,- «А теперь подвесим свинью».
В потолках всех местных комнат находились зловещего вида крюки, первоначально предназначенные для люстр и ламп, но теперь, судя по-всему, одному из них придется выполнить куда-как более зловещую функцию. Конечно, если я позволю одному безумному ублюдку и дальше развлекаться с собой, как с каким-то мешком для битья. А я не собирался этого делать: боль, терзающая все мое тело, на время отступила, поглощенная адреналином и страхом смерти, потому мои пальцы не дрожали в те мгновения, что потребовались на то, чтобы вытащить чеку из противопехотной гранаты «М67», послушно дожидавшейся именно такого случая для наглядной демонстрации своих разрушительных возможностей.
Но я недооценил своего оппонента, не давшего мне возможности для прицельного броска, это во-первых, а во-вторых, закрывшегося от взрыва моим телом уже в следующую секунду после того, как маленький металлический шарик покатился по полу, постукивая по нему взрывателем. У меня оставались считанные удары сердца до того, как все вокруг пронзят кусочки шрапнели, а именно в таких ситуациях мозг начинает работать на-полную, замедляя скорость мира и давая памяти запомнить все в мельчайших деталях. И вспомнить их-же.
Торк был слишком поглощен ожиданием взрыва, прикрыв глаза и вжавшись мне в грудь, так что я смог выхватить из ножен на своем поясе «Бак 119» и беспрепятственно вогнать кажущееся абсолютно невесомым лезвие в шею верзилы по самую рукоятку. Думаю, я навсегда запомню его глаза, раскрывшиеся так широко, что едва не вылезли из орбит, в те последние удары сердца, что ему оставались. А потом за его спиной раздался хлопок и все мое лицо залила теплая липкая кровь, к которой примешивалось нечто, смаживающее на кусочки манной каши. Лишь спустя несколько мгновений и кажущихся необычайно сладкими вдохов я осознал, что прикончил Торка и использовал его тушу в качестве живого щита за какие-то три секунды. И то, что лежащим на полу обезглавленным трупом мог быть я, а безумный верзила стоял-бы тут на своих двоих, стирая с лица кусочки уже моих мозгов.
Крюк, все еще торчащий из ноги, напомнил о себе резкой болью и, крякнув и выругавшись, я, неожиданно для самого себя, рассмеялся, искренне наслаждаясь моментом. Несмотря ни на что, я все-еще был жив и всякие мелкие неудобства, вроде синяков по всему телу и пары-тройки ран, не смогут мне помешать. Не без усилия открутив от проушины крюка карабин, к которому крепились несколько метров прочного стального троса, я отбросил его в сторону, после чего повесил на спину сумку со снаряжением. А затем, подобрав с пола окровавленный «Кимбер» и перепачканный паутиной и пылью «МП7», отчистил их и, сунув пистолет за пояс, а «Хеклер-Кох»- в сумку, осмотрелся, ища то, чем можно было перевязать раны.
Адреналин помаленьку отступал, давая боли отличный шанс высказаться, но у меня не было времени лежать и скулить, так что я пролез в квартиру почившей в бозе подружки Пратта, и там основательно приложился к бутылке отличного бурбона, принесенного Оливером, после чего тепло, подымающееся изнутри, сделало мир вокруг вполне себе сносным местом, но, едва я сбрызнул алкоголем раны, он тут-же обернул реальность кромешным адом: птички снаружи беззаботно ворковали, а Солнышко ласкало каждый листик шумящих внизу, под окнами, деревьев, и им всем было абсолютно насрать на мои страдания!
Парой добрых глотков я обеспечил внутреннему теплу и уюту существенный перевес над огнем, которым полыхали мои раны и, после того, как закусил выпитое долькой яблока, смог, наконец, заняться полевой медициной. Использовав хорошую порцию суперклея для того, чтобы остановить кровь, я разодрал несколько полотенец на жгуты и полоски ткани, и, замотав ими поврежденные участки ног, сделал пару осторожных шагов вперед по засыпанному кусками декоративных настенных панелей полу . Крюк, само собой, все-еще пронзал все тело болью при каждом касании земли раненой ногой, но остальные ранения едва ощущались, позволив мне двигаться относительно свободно.
Обе квартиры были основательно помечены моей ДНК, потому и отпечатки, и кровь, и мебель, на которой они остались- все должно было сгинуть, ведь только так силы правопорядка и те, кто им платил, могли соединить мою чистую перед законом и людьми личность Тима Кеннера с с личностью неизвестного, подозреваемого в ограблении и массовом убийстве. А лучше всего с такой задачей справлялся огонь. Подожженная здесь мебель решала только половину проблем, ведь моей крови было в достатке и около обезглавленного трупа Торка, а в той квартире, среди бетона и стекла, гореть было попросту нечему. И в очередной раз моющее средство решило проблему, поскольку содержало в себе крайне огнеопасный компонент, легко отделяемый от остальных путем перемешивания с содой (ненастоящий рецепт-прим. Авт.), и смесь, в равных пропорциях вмещающая горючее вещество, вроде спирта, и вышеуказанный порошок, едва соприкоснувшись с малейшей искоркой, легко превращала все вокруг в огненный хаос.
Путь вниз был долгим и болезненным и я, охая на каждой пятой ступеньке и матерясь- на каждой десятой, искренне жалел о том, что использовал остатки бурбона в качестве замены коктейлю Молотова, послужившему запалом для большого пожара, полыхающего там, наверху. Но лестница, после двенадцати пролетов вниз ставшая настоящим конвейером боли, наконец, мать ее, закончилась и я с трудом удерживался от воплей восторга, выбравшись на подземный паркинг с широченной улыбкой на закрытом балаклавой лице.
Моя временная машина, мрачноватого вида внедорожник с тонированными в ноль стеклами, должна была ждать меня неподалеку, среди абсолютно пустой и необитаемой парковки, но, когда я уже почти добрался до ее поблескивающих в полутьме бортов, и достал из сумки ключи, дабы отключить сигнализацию, ближайшая дверь внезапно распахнулась и оттуда на меня сурово выглянул одетый в серый камуфляж Бен, на шее которого висела хоккейная маска. «Залезай»- мотнув головой назад, небрежно бросил он, но я, только подозрительно глянув в ответ, пробасил, сильно изменив голос на тот случай, если происходящее было странным совпадением и мой приятель работал на Хойта,- «Ты кто, ваще, такой?».
Харт на это лишь закатил глаза и, медленно достав из-за пазухи телефон, после пары секунд манипуляций показал мне экран, с которого на меня смотрел Итан и делал это так, что мне отчаянно захотелось быть где-то в другом месте. «Залезай в гребаную тачку, Синдзи»- голосом Джеймса Эрла Джонса (Озвучивал Дарта Вэйдера в оригинальной трилогии- прим. Авт.) потребовал мой брат и я, вскинув руки над головой в знак безоговорочной капитуляции, без дальнейших возражений забрался на задние сиденья джипа.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления