Сафелия сидела за столом, закрывая лицо руками. Она с трудом воспринимала происходящее вокруг нее и не могла поверить в очевидное: ее брат был жив.
— Что я могу вам сказать?! — кричал в бешенстве Стефан. — Вас не было десять дней! Я готовился к самому худшему! Единственное, что мне оставалось, это доверять собственному чутью и верить, что вы все еще живы!
— Стефан, я говорю тебе, что на Олмании появилась какая-то враждебная раса, а ты продолжаешь нести одно и то же!
— Эста, это полный бред! Как вы оказались на Олмании, если разбились на Навернии?
— Я не могу с ним больше разговаривать, у меня нет сил.
— Стефан, сядь и успокойся, — словно гром, раздался голос Урджина.
Сафелия встрепенулась от звука его голоса и вновь погрузилась в прострацию.
— Мы чудом остались в живых. Удача, судьба, я не знаю, как это назвать. Мы пережили это и пора поставить на всем точку. Эста говорит тебе о серьезных вещах. Это были не олманцы, Стефан. Да, у них светлые волосы и такие же, как у вас, синие яркие глаза, но они сильнее, быстрее. Мы никогда с такими не сталкивались. Наши глаза даже не смогли уловить их перемещение. Они говорили с нами на древнем олманском. И испугались именно Эсты. Ты что-нибудь знаешь о "хозяине энергий"?
— Нет, — огрызнулся Стефан и присел на стул возле Сафелии.
— Ладно, пойдем дальше. Существа появились внезапно, по словам Назефри, после вспышки яркого света. Исчезли они тем же путем. Наш корабль так же попал в какой-то свет, после чего зафиксировал перемещение нацеленных неопознанных объектов. Нам удалось оторваться от них, и после очередной вспышки мы оказываемся над поверхностью Олмании. От Олмании до Навернии — час перелета. Скачки в гиперпространство возможны, но не в условиях движения корабля в атмосфере планеты. У нас нет технологий, позволяющих "перебрасывать" чужие объекты в пространстве.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Предполагаю, что это какие-то пространственные туннели. И судя по всему, по дороге с Навернии на Олманию мы побывали где-то еще.
— Где?
— Может быть, в гостях у тех, что напали на нас?
— Полный бред. Все это голословно. Одни предположения. Я больше верю в то, что это дело рук навернийцев. Возможно, они создают какую-то галлюцинацию или оказывают другое воздействие на психику людей.
— Я бы поверил в это, если бы в течение нескольких минут не оказался на олманской земле, а затем не встретил на вашей планете не знакомых ни мне, ни кому бы то ни было в нашей Вселенной, существ.
— Если бы кто-то проник на Олманию, служба обороны бы уже доложила.
— Они не засекли крушение нашего корабля, не удивлюсь, если и визит пятерых незнакомцев остался незамеченным.
— И что мне делать? Собирать армию? У нас нет полной уверенности в том, что готовится некое вторжение. Как я объясню навернийцам введение военного положения на Олмании?
— Если самые мои худшие опасения верны, к этому нападению должны готовиться все миры, и Олмания с Навернией — первые среди них. Это в атмосферах ваших планет твориться какая-то чертовщина.
— Меня в Совете на смех поднимут! Выглядят, как олманцы, но не олманцы. Бред, Урджин.
— Если Доннара поддержит вас, то нет.
— Это решать Фуиджи.
— Я попробую на него повлиять. Но все же у меня есть еще одна идея.
Он пристально посмотрел на Эсту и сказал:
— Нам нужно добиться аудиенции Совета Всевидящих.
— Что? Ты с ума сошел? — завопил Стефан.
— У меня к ним много вопросов, и что-то мне подсказывает, что они знают ответы на них.
— Их никто никогда не видел! С чего ты решил, что тебя они примут?
— Не меня одного. Мы пойдем с Эстой. Наш брак — это плод их трудов, и я не исключаю такой возможности, что они все знали наперед.
— "Хозяин энергий…" — тихо повторила Сафелия.
— Что с тобой, сестра?
— Я где-то это уже слышала, но только не могу вспомнить, где.
— Если вспомнишь, скажи нам.
— "Хозяин энергий…" Ваши татуировки. Вы ведь оба не знаете, что это значит. Может, те существа испугались Эсты только потому, что увидели татуировку на ее теле?
Все задумались над неожиданным предположением Сафелии.
— Тогда у нас с Эстой дорога одна: Совет Всевидящих. Сегодня же вечером мы улетаем на Доннару. Нужно переговорить с отцом и постараться убедить его в серьезности происходящего. Камилли?
— Я полечу только с Назефри.
— Я не могу сейчас оставить дядю. И поскольку Стефан нам не особо верит, а комиссия, насколько я поняла, уже прибыла на Олманию, мое присутствие здесь необходимо.
— Тогда я останусь здесь, — ответил Камилли, складывая руки на груди.
Стефан, Сафелия и Назефри уставились на Камилли.
— Ты должен лететь с ними, Камилли. Я сама справлюсь, а тебе лучше поддержать брата.
— Я остаюсь здесь, — четко повторил Камилли и посмотрел на нее с таким укором, что девушка в первый раз в жизни решила промолчать.
Теперь Стефан и Сафелия не сводили глаз с Назефри.
— У меня что, дерево на голове растет?
Тогда они повернулись к Камилли.
— Я женился на твоей кузине, Стефан.
— На Назефри?
— А что, у тебя есть еще кузины?
— О, мой Бог! — Стефан схватился за голову.
— Ты не рад, братик?
— Я рад тому, что теперь вся ответственность за тебя и твои поступки ляжет на плечи Камилли. Но, черт побери, Таини только сегодня утром прилетел! Что мы скажем ему?
— Ничего не скажем, — спокойно произнесла сестра. — Он и двух дней не протянет, что уж говорить про недели.
— Если я увижу тебя в компании этого хлыща, пеняй на себя, дорогая жена.
— Это смешно!
— Если Вы не можете ему сказать, я сделаю это сам.
— И очернишь мою семью тайным браком?
— Она права, Камилли. Слухи о беспутстве моей сестры нам сейчас ни к чему.
— Ты считаешь, что брак со мной — это "беспудство"? — обратился он к жене.
Назефри отвернулась, ничего не ответив.
— Отлично! Тогда делай, что хочешь! Когда твое мнение об этом измениться, ты знаешь, на какой планете меня найти!!! — с этими словами он вылетел из зала совещаний, где они собрались, и ушел в неизвестном направлении.
— Он доннариец, Назефри, ему сложно это понять, — попыталась успокоить ее Эста. — Поговори с ним.
Назефри тихо поднялась со своего места и покинула зал вслед за мужем. Она не видела его больше в этот день. Обида затуманила разум, и это ни к чему хорошему не привело.
За все время перелета с Олмании на Доннару, Камилли настойчиво избегал любых упоминаний о его ссоре с Назефри. После прибытия на родную планету, никто из ребят не удосужился проверить электронные послания с Олмании. Все слишком были заняты дебатами с Фуиджи, и совершенно не предусмотрели тот вариант, что где-то на другом конце Вселенной могло произойти что-нибудь ужасное.
Вечером, после отбытия корабля с Эстой, Камилли и Сафелией на борту, Науб пригласил свою племянницу на приватный разговор в зал совещаний. Назефри подсознательно ожидала, что этот официальный жест добром для нее не кончится. Но она постаралась отбросить негативные мысли в сторону и явилась на встречу в назначенный час.
Науб выглядел совершенно спокойным, и в его облике ничего не предвещало беды, но когда он заговорил, она поняла: такой ледяной тон может свидетельствовать лишь об одном: дядя знает все о ее браке и не он один…
— Назефри, присядь, пожалуйста.
Девушка заняла свое место напротив Науба и, ничего не говоря, опустила голову.
— Это правда, что ты вышла замуж за доннарийца по старинному обряду без официального оглашения предстоящего брака?
— Да, дядя.
— После вашего возвращения на Олманию, вы с Камилли подписали официальное брачное свидетельство?
И тут Назефри поняла весь ужас ситуации, в которую попала. Ее сердце остановилось, и все никак не могло совершить следующий удар. То, чего она все эти годы так опасалась, случилось. По сути своей, она вступила в любовные отношения с мужчиной, который перед глазами всего остального мира, не был ее мужем.
— "Да" или "нет", Незефри. Вы подписали бумаги?
— Нет, дядя.
— По закону Олманского народа, ты совершила прелюбодеяние, вступив в отношения с мужчиной, не состоящим с тобой в официальном браке.
— Но мы поженились по обычаю!
— Это никого не интересует!!! — закричал Науб. — Ты хотя бы понимаешь, что это значит? Его здесь нет, он не может решить этот вопрос немедленно! А вся резиденция тем временем только и трещит о том, какую потаскуху вырастила императорская семья!
— Мы можем все уладить!
— А ты уверена, что он собирался что-либо подписывать? Ты, глупая девчонка! Куда смотрела твоя сестра, когда этот чужак соблазнял тебя!!!
— Эста не могла ничего сделать. Не следует ее приплетать.
— Ты что, не понимаешь, что сейчас будет? Ты в своем уме?
— Говорите, дядя, что должны сказать.
Назефри засмеялась. Громко, сильно, будто в последнем крике своей беспомощности.
— Ну, что же Вы, говорите!
— Согласно закону нашего народа и нашей семьи, ты изгоняешься из Олманской Империи без права общения со своими родственниками, кои от тебя отрекаются. С этого момента ты не можешь носить фамилию нашей семьи и упоминать в разговоре место своего происхождения. С собой ты можешь взять только деньги, завещанные тебе твоей матерью, и, корабль, который достался тебе от отца. Покинуть стены этого дома и атмосферу этой планеты ты должна в течение одного часа.
— У меня есть возможность оправдаться, составив официальное свидетельство?
— Ты уже совершила этот грех. Это подтверждение для твоего народа теперь ничего не значит. И, честно говоря, я сомневаюсь, что твой новоявленный "муж", станет что-либо подписывать, особенно после того, как от твоей репутации не осталось и следа. Новость о твоем позоре разлетится по всем Мирам. Фуиджи не позволит своему племяннику заключить союз с изгнанной девицей, тем более олманкой.
— Жестокость в нашей крови, не правда ли, дядя?
— Ты должна была знать, на что идешь, и делать все вовремя. Я Император, и как бы не любил тебя, мой долг следовать традициям своего народа. Это закон, Назефри, и перед ним — все равны.
С этими словами Науб покинул зал совещаний. Маленькие соленые капельки заструились по щекам молодой девушки. Теперь она осталась одна. Это самое страшное, что могло произойти в ее жизни, это то, чего она боялась все эти три года, и то, что в конце концов, настигло ее.
Стефан пытался заговорить с сестрой, но все то время, пока она поковала свои вещи и шла к кораблю, девушка не проронила ни слова. Он хотел узнать, куда она летит и что собирается делать, сколько денег ей завещала мать, и на сколько ей этого хватит. Назефри знала, что практически все деньги лежали на их с Зафиром совместном счету, к которому она больше не имела доступа. А тех крох, которые остались у нее, ей едва ли хватит на несколько месяцев.
Нет, Назефри не собиралась лететь на Доннару. Дядя был прав: после такого позора у нее не было шансов, а преклоняться, молить и тем самым растаптывать остатки своего достоинства, она не собиралась.
Дверь грузового отсека корабля закрылась за Назефри. За ней она оставила всю свою прошлую жизнь.
Урджин едва не выронил ложку, когда почувствовал, что с Эстой что-то не так. Она извинилась перед всеми в то утро и отказалась завтракать с семьей, оставшись в своей комнате. Урджин аккуратно встал из-за стола и уже собирался подняться к ней, чтобы выяснить, что же все-таки произошло, когда его жена, белая, словно мел, влетела в столовую.
— Урджин, Камилли, мне нужно срочно поговорить с вами!
— Дело не терпит отлагательств? — с издевкой спросил Фуиджи.
— Извините, но это так.
— Что-нибудь случилось на Вашей родной планете, о чем мне бы следовало знать?
— Нет, дело касается лично меня.
— Прошу нас извинить, — прекратил этот допрос Урджин, и вывел Эсту из помещения. Камилли удалился следом.
— Малыш, что? Что произошло?
Эста повернулась к Камилли и, едва сдерживая крик отчаяния, произнесла:
— Вчера до нас дошло послание от Стефана. Назефри…
Эста набрала в грудь побольше воздуха.
— Что Назефри? — спокойно спросил Камилли.
— Науб изгнал ее из Империи в день нашего отъезда.
Камилли пошатнулся, словно от удара.
— За что?
— Вы забыли, мы все забыли, что брак должен быть подкреплен официальным документом. Вы не подписали с Назефри этих бумаг, и по нашим законам такой союз есть ни что иное как прелюбодеяние. Слухи поползли по резиденции, наверняка, кто-то из слуг подслушал наш разговор. В итоге Науб узнал о вашем "браке". Если бы это дело не подверглось огласке, все бы обошлось, но теперь она не имеет право даже общаться с нами, не говоря уже о том, чтобы жить на Олмании.
— Это возможно? — не верил своим ушам Камилли. — Какое им дело до наших с Назефри отношений?
— Она олманка, Камилли. Там все имеет значение. Более того, она принадлежит к знатному роду, долг которого оберегать законы нашего мира. Теперь для всех остальных она стала падшей.
— Я хоть сейчас могу подтвердить законность нашего брака! Почему никто не спросил об этом у меня?
— Стефан надеялся, что Назефри прилетит сюда, к тебе. И затем бы мы смогли урегулировать этот конфликт. Но ее здесь нет.
— Где она?! — закричал Камилли. — Куда полетела, черт бы побрал эту девчонку?!
— Я надеюсь, что она отправилась на Ксилус, к нашему учителю. Больше я не представляю, где она могла укрыться.
— И ты собираешься найти ее? — послышался голос Фуиджи, выходящего из столовой в гостиную, где они беседовали.
Эста и Урджин замерли на месте, не в силах повернуться и посмотреть в глаза Императору.
— Она моя жена, — отчеканил Камилли, — конечно я собираюсь ее найти.
— Официально, она тебе никто. Это ты понимаешь?
— Что Вы такое говорите? — прошептала Эста. — Он женился на ней! Он в ответе за нее. Кто, кроме него, может ей помочь?
— Ты смотришь на все только с одной стороны.
— О нет, я вижу гораздо больше!
— Если он хочет ей помочь, он должен не за ней лететь, а к Наубу. Он должен все сам объяснить Императору и со своей стороны подписать все документы. Только после этого он может искать Назефри.
— А если с ней что-нибудь случиться?
— Твоя сестра — взрослая девочка. Если он наплюет сейчас на все законы, они оба останутся за бортом и ничего не смогут изменить. Я не потерплю в своем доме присутствия опозоренной девицы, изгнанной из своего родного мира. Всему есть предел.
— Если Камилли не полетит за ней, ее найду я! — прошипела Эста.
— Не смей даже думать об этом! Не хватало еще, что бы этот позор лег и на плечи моего сына!
— Позор? Она моя сестра!
— Ты подданная Олмании, больше она тебе не сестра.
— Как же легко Вы можете отречься от всего, что Вас окружает? А если они любят друг друга?!
— Любовь не имеет никакого значения, когда речь идет о чести правящей семьи.
— То есть, для Вас любовь ничего не значит?
— Что такое любовь, девочка? Мой сын любил Клермонт, очень сильно любил, и потому хотел отказаться от брака с тобой.
— Я не любил ее!
— Не смей перебивать меня! Ты бегал вокруг нее кругами, сдувая пылинки с ее волос, ты не сводил с нее глаз, когда она заходила в комнату, а сейчас говоришь мне, что не любил ее? Прибереги ложь для кого-нибудь еще, например, для нее, — Фуиджи указал рукой в сторону Эсты. — Ради Клермонт ты собирался отказаться от долга перед Империей и с легкостью бы сделал это, не пригрози я тебе изгнанием.
Эста отшатнулась от Урджина и прикрыла ладонью рот.
— Что ты так смотришь? — обратился к ней Фуиджи. — Проснись же, наконец! Он не пожертвовал властью ради Клермонт, любовь для него никогда не будет стоить дороже этого!
Ноги Эсты подкосились. Она получила ответы на все свои вопросы. Она поняла, что человек, стоящий возле нее, никогда ее не любил. Он не сдувал с нее пылинки, и не расцветал на глазах, когда она входила в комнату. Он жил с ней, потому что мужчина способен хотеть женщину, которую не любит. Она так ждала его признания, а признаваться-то по существу было не в чем. Дядя говорил, что может быть больно, но она и представить себе не могла, что это за боль! Нет, Урджин никогда не примет ее настоящую, никогда, если узнает правду, просто потому, что он ее не любит.
— Камилли, — обратилась к нему Эста, — если ты любишь, то найдешь ее. Все просто.
— Я знаю, Эста.
— Если ты полетишь за ней, можешь сюда больше не возвращаться! — отчеканил Фуиджи.
— А я и не вернусь, дядя. Моей жене нечего делать в этом змеином логове. Вдруг ее кто-нибудь сможет ужалить?
Камилли вышел из гостиной. Фуиджи вернулся в столовую, а Эста и Урджин остались стоять там, где стояли.
— Я не любил Клермонт.
— Это теперь не имеет значения.
— Я не любил ее!
— А меня ты любишь?
Урджин посмотрел на нее.
— Для тебя это важно?
— Любишь или нет, Урджин?
Вместо ответа он попытался обнять ее, но она со всей силы ударила его по лицу.
— Я освобождаю тебя от всех обязательств. Можешь возвращаться к своей Клермонт.
Она выбежала из гостиной, попала в холл и стала бегом подниматься по лестнице, когда он нагнал ее и схватил за руку.
— Чего ты хочешь от меня?
— Больше ничего!
— Ты что, не понимаешь, что он специально все это сказал?
— Он говорил правду, нравится тебе это или нет! В этом-то ты не станешь со мной спорить?
Урджин замолчал. Признание нельзя произнести тогда, когда на тебя давят. А она давила, Боже, как же она давила на него! Он должен был все обдумать, разложить все по полочкам и понять, как ему с этим жить дальше?
— Я полечу на Олманию, и попробую уладить конфликт. Науб прислушается ко мне и к моему слову.
— Это твое право. Я с тобой не лечу.
— Я так и понял.
Он отпустил ее и пошел вниз. Не оборачиваясь, он вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Рано или поздно, он признается ей. Скажет, даже сам не желая. Когда-нибудь, в порыве страсти сболтнет, или во время болезни, но признается. И в тот момент она получит неограниченную власть над ним. Она женщина, и знает, как пользоваться этим влиянием. Что ж, чему быть, того не миновать. По крайней мере, она ревнует. Он видел этот огонь в ее глазах, чувствовал леденящий холод в ее сердце при упоминании имени Клермонт. Возможно, она любит его. Возможно. И если это так, тогда все остальное не будет иметь значения.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления