Онлайн чтение книги Негр в килте и его друзья The afroman in kilt and his friends
Вступление

Вечерело, и багровый, как сердце никогда не курившего и не пившего спиртное юноши, закат отдавал силу густой и сочной черноте неба. Багровый горизонт, на котором уже не было видно Солнце, был похож на доброго и мудрого друга для каждого доброго человека, а его постепенное потускнение - на дружеское пожелание добрых снов всем тем, чья душа чиста. И мерцающие, сочные точки звёзд приятно дополняли чернильный мрак нарождающейся ночи, делая его объёмным и живым. Лёгкий вечерний ветерок тоже был как бы единым целым с этим заросшим ярко-зелёной травой пригорком. А недавно поваленное сильным ветром старое дерево, на котором уже росли новые ростки и густой, чуть сухой мох, как бы добавляло фон василькам, задорно торчащим из травы тут и там, и чистой светло-бурой земле, на которой уже лежали сухие дрова.

Человек, сидевший на бревне, со вкусом и хрустом потянулся, поправил на шее ярко-красную фланелевую рубаху, посмотрел вокруг и беззаботно, с неподдельным удовольствием вдохнул вечернюю прохладцу. Улыбнулся, достал трут и кресало, коими и зажёг костерок, подсыпая в него сухой мяты из запасов, немалой частью коим он сегодня неплохо поторговал. Огонь с ароматом волной родился на свет, и его бодрые отсветы обрисовали широкоплечую фигуру высокого и худого чернокожего человека в бурых сандалиях, зелёном килте в тёмно-красную клетку, а также упоминаемой выше длинной красной рубахе. Борода закрывала всю шею, а нечёсаные курчавые космы и бусы из рога и кости, каждая бусина в которых была родовым амулетом, очень выгодно завершали образ. Часть мяты человек истолок в порошок в фарфоровой ступке из поясной сумки и вместе с марихуаной насыпал в длинную чёрную трубку с узорами в виде двух дерущихся тигров. Мастерски зажёг её от взятой из костра сухой веточки, и медленно затянулся. Потом ещё пару раз, и умиротворение едва не отправило негра в царство сна, как порой бывало раньше и порой же будет впредь.

Но недолго был он один: из-за деревьев с подветренной у костра оказался ещё один человек. Тоже высокий, с суровым, гладко выбритым лицом потомственного японца, с густыми чёрными бровями, он был одет в просторные серые одежды, больше подходящие для единоборств и закрывающие почти всё тело до открытой крепкой шеи. Идеально выглаженный и сшитый по фигуре наряд, на заказ, в тон серым же заказным спортивным кедам. Длинные, чёрные волосы человека в сером одеянии были собраны в идеальную самурайскую причёску. Но лоб, как принято у ронинов, не был выбрит, а крепкие зубы не были начернены, но татуировка на тыльной стороне левой ладони показывала всем, что он - камикадзе. Правда, он явно не горел желанием погибнуть в самолёте и попал в число большинства камикадзе, которые выжили и оставили эту службу.

В поясной сумке мужчины была тёмная шкатулка, и, присев напротив негра в килте после вежливого приветствия, он раскрыл её и взял немного жевательного табака. Негру его предлагать он уже не стал: тот отказывался от табака и даже табачной жвачки, как и сам камикадзе не хотел курить марихуану с мятой. Чего навязываться? У каждого человека свои привычки и свой жизненный путь.

Через минут пять или десять, едва снова на пригорке подул ветерок, к костру из чащи пришёл немолодой человек в простых штанах цвета хаки, кофте и сандалиях, с походным ранцем такого же цвета, что и вся остальная одежда, за плечами. Его лысеющая седая голова с чуть заострённым теменем была крепкой, а сам он по телосложению отдалённо напоминал шкаф. Серые глаза и седые брови, казавшиеся в ночном полумраке почти чёрными, оттеняли небритое, довольно-таки светлое лицо. Крупные мозолистые руки с толстыми выступающими венами, привычные к тяжёлой работе, обращались с ранцем и дровами, которые человек принёс для костра, как с соломой.

Сев рядом с огнём на старый засохший пень, мужчина весело поздоровался со всеми и после взаимных приветствий раскрыл ранец. Оттуда он достал много привычной для рабочих перерывов при вождении шестого трамвая еды, в большинстве своём бывшей фруктами и большими бутылями с соком, хлеб белый с сыром, закопчёное мясо, бутылку коньяка, и походный столик. За ним он и угостил всех. Только водку выпил он сам, ведь камикадзе предпочитал очень тёплое саке и в душе извинился, что не принёс его, а вслух пообещал принести целую бутылку на пробу всем.

Вскоре к ним с порывом ветра, идя очень шумно из-за цельной, деревянной трости с «крюком» на конце, присоединился старик. Он был в старом плате и штанах с летними туфлями в «дырочку», чтобы ноги дышали. Вся одежда и обувь человека преклонных лет были совсем старыми и неопределённого цвета, как бы гармонируя с возрастом владельца. Крепкая трость была необычной из-за вырезанных на ней самим стариком узорами всех мастей, благо и трость старик вырезал сам. Инструменты для резьбы по дереву в потрёпанной сумке у него всегда были с собой, и при продаже резных изделий перед ним всегда была табличка с фиолетовыми «готическими» буквами в надписи «резьба по дереву и кости владельца (кость приносите с собой)». Длинная белая борода с усами и густыми бровями того же цвета были не спутанными. Орлиный нос, морщинистое тёмное от Солнца лицо и совершенно лысая голова в бейсболке делали старика очень запоминающимся для всякого, кто увидит его, бредущего по проезжей дороге после торгового дня.

Складной табурет, вырезанный им самим, немедленно был раскрыт, и старик с бодрыми приветствиями присоединился к остальным. Выпив залпом водки и пожевав немного табаку, он поделился со всеми своими трудами: резными цветами для амулетов негру, украшения для петлицы камикадзе и большую узорчатую дверную ручку для водителя шестого трамвая. У него дверь старая в квартире, ручка сломалась. Старик всегда что-то делал такое для души, и нередко от него можно было получить нечто особенное. Так он частенько делал и для детей во дворе, и для компании, в которой был сейчас.

И вот они все собрались, глядя на озорно трепетавший в потоках вечернего воздуха вечный в своей воле к жизни жизнерадостный костёр. Почти чёрное небо и тускнеющую, подобно взгляду засыпающего ребёнка они обозрели с удовольствием, как и багровую полосу горизонта. Каждый нёс в себе историю своей и не только своей жизни. И делиться этим все считали добрым, приятным делом.

Начал, как часто бывало, но не всегда, Негр в Килте.