Онлайн чтение книги Над Тихим в сиренево-алых тонах Over the Pacific in lilac-scarlet tones
По Владивостоку прошёл слух. Глава 1.

 Лёгкое покачивание прекратилось. Под их ногами была земля. Наконец-то, спустя несколько недель пути они прибыли во Владивосток. Больше не было необходимости денно и нощно созерцать, без сомнений, прекрасные, но такие однотипные морские просторы, навевавшие не столько мысли о свободе, как часто пишут в романах, сколько идеи о том, чтобы раздобыть удочку и гаденько завыть какую-нибудь рыбацкую — совершенно недостойное поведение для молодой благородной госпожи. Нет, Чжоу У Ян с самого начала не имела ровным счётом никаких ожиданий касательно пути из Бэйцзина*, где она навещала свою тётушку по материнской линии, до родового поместья в Сучжоу*, после которого её вместе с личными слугами ждала дорога до Занхэ*, а оттуда уже на корабле до Владивостока, так как всеми сборами занимался её «безмерно любимый» единокровный младший брат. И всё же, он, видимо, думал, что она умрёт от скуки, раз выбрал самое медленное судно из всех возможных.   

—Госпожа. — перед Чжоу У Ян* появилась тоненькая девичья рука, протянутая ладошкой вверх. Не раздумывая, госпожа Чжоу лёгким движением вложила свою ладонь и сошла со шлюпки на пристань, отмечая, что личико её личной служанки, Су Янь Я*, источало света куда больше, чем все фонари кораблей. — Госпожа, вы выглядите такой уставшей, но ничего. Как только мы доберёмся до поместья, я сразу же нагрею для Вас много-много горячей воды с целебными травами, чтобы Вы могли расслабиться и отдохнуть, а ещё заварю Ваш любимый чай, приготовлю самые лучшие одежды и масла и…   



Договорить девушка не смогла: рядом с её ногами были поставлены тяжёлые чемоданы, на которых устроились шкатулки и коробки. Су И Цин* водрузил последнюю коробку на вершину своеобразной горы и постучал кулаками сначала по плечам, а потом по пояснице, бросая на младшую сестру-двойняшку недовольный взгляд. Су Янь Я прекратила расправлять складки на хозяйской парчовой накидке с выбитыми узорами цветов сливы, отделанной соболиным мехом, и повернулась к брату, уперев руки в бока, отчего её собственная накидка стала топорщиться. Брови грозно слетелись к переносице, щёки надулись, а розовые губы стали напоминать свадебное убранство.   

—Что ты делаешь? Столько пыли поднял! Госпожа, вон, с головы до пят теперь в ней!



—Тебе глаза отказали? — Су И Цин вскинул брови, но пристально оглядел Чжоу У Ян: вдруг и правда на Госпожу пыль попала? — Я специально ставил наш багаж подальше от Госпожи, чтобы не потревожить её. И вообще, вместо того, чтобы любоваться ночными красками, могла и помочь мне.



—Ах ты..! — Су Янь Я замахнулась на брата, пока тот с выражением лица и позой «ну-ну, отважься» стоял по другую сторону багажа.



—Я-эр. Цин-эр. Если желаете оповестить о нашем прибытии весь город, ничего против не имею, но место вы выбрали явно не то.   

По улице гулял лёгкий ветерок, забиравшийся под белую шёлковую вуаль, скрывавшую половину лица Чжоу У Ян — только фениксовы глаза полыхали тёмными фейерверками. Брат с сестрой переглянулись и опустили головы, принося извинения. На них взаправду смотрела вся округа: мужчина, стоявший в десятке шагов от них и постоянно посматривавший на часы, дама в широкополой шляпе, отделанной пышными перьями, тихо переговаривалась со своим спутником и посматривала в их сторону, пока вокруг них суетился, судя по всему, мальчик-слуга. Покидая шлюпку, плывшую аккурат за их, на них чуть ли не пялились молодой юноша с чемоданом в руках и его, наверное, матушка, но, заметив их взгляд, отвернулись. Губы Чжоу У Ян искривились под вуалью, в глазах промелькнуло лёгкое отвращения. Все эти «русские» смотрели на них, как на что-то диковинное, будто они дорогие заморские куклы. Когда младший дядюшка ещё был жив, он рассказывал, что помимо него во Владивостоке жили и другие представители их нации, а также люди Чосона* и гуйцзи*. Соответственно трое представителей Великой Цин* не должны были привлечь к себе особого внимания, коли местные уже сталкивались с ними. Однако «не должны» ещё не означало «не будут».   

 Чем дольше они находились в этом месте, тем меньше оно нравилось Чжоу У Ян и тем больше вызывало презрения. Госпожа Чжоу окинула открывшиеся просторы взглядом: пасмурная погода, бездушный камень, надменные очертания зданий вдалеке, любопытные людишки, не знающие, что делать — заняться своими делами али на них со слугами пялиться?   

—Я-эр, сходи узнай за экипаж. Он должен ждать нас неподалёку. — прошипела Чжоу У Ян, почти не размыкая губ. Су Янь Я кивнула, развернулась на пятках и унеслась прочь. Госпожа Чжоу знала, что девчушка не восприняла её тон и настроение на свой счёт, а её поспешность объясняется обычным словом «живость».   

—Госпожа, желаете присесть? — Су И Цин указал на самый большой деревянный сундук с металлическими элементами, что только был в их багаже.



Сначала Чжоу У Ян подумала отказаться, насиделась уже за столько недель, но потом резко передумала. Если она сядет, то не будет видеть мерзкие лица незнакомцев, косящих на них свои глаза. Кивнув, она дождалась, пока Су И Цин достанет из небольшой сумочки на поясе платок, вытрет сундук, потом достанет ещё один платок и постелет его сверху, после чего присела на край сундука. Юноша счастливо улыбнулся и встал сбоку. Чжоу У Ян вздохнула и кивком указала на место рядом. Су И Цин замялся, спрятав руки за спину, воровато огляделся и сел на противоположный конец, умудряясь не касаться своей спиной спины Госпожи, поблагодарил свою хозяйку. Багаж на фоне морской глади смотрелся странно, чуждо: «Прямо как я в этом городке», — подумалось благородной госпоже. Она приехала сюда по собственной воле, но не потому что смирилась, нет. Она собиралась воевать.   

—Госпожа, — робко начал Су И Цин. Чжоу У Ян не повернула головы, не кивнула и, казалось, вообще не обратила на него внимания, но юноша знал, что его хозяйка слушает его, иначе она бы не вздохнула. — Всё действительно будет хорошо? Мы уехали, не встретившись перед этим с Шифу*. Вы только письмо ему написали. Зная Наставника, он будет…беситься. — последнее Су И Цин шепнул так тихо, что если бы не тонкий слух, Чжоу У Ян и не услышала бы.   

—Когда мы собирались и уезжали, Шифу находился по делам в Сянъяне*. — из-под вуали, подобно тихой песне флейты сяо, полился спокойный голос. — Цин-эр, ты прекрасно знаешь нашего Шифу. Он бы бросил всё и приехал в Сучжоу, а потом разгребал бы проблемы. Не волнуйся, твоя Госпожа думает, что он всё поймёт.



Су И Цин кивнул и обернулся назад, высматривая сестру. Сине-бело-сиреневый вихрь унёсся прочь и пока не возвращался. Постепенно пристань погрузилась в свою, лишь ей ведомую атмосферу, которая резко и неожиданно прервалась быстрыми шагами, в коих читалась злость.   

—Госпожа! — Су Янь Я подбежала к ним со смесью ужаса, гнева и презрения на лице. — Для Вас не подготовили экипажа! У подъезда к пристани совершенно никого нет! Я спросила у наёмных возниц, а они заявили, что из поместья графа Петрова экипажей ни сегодня, ни вчера, ни почти два года уже не было.



—Этого стоило ожидать. — рассмеялась Чжоу У Ян с ноткой безумства, но почти сразу же успокоилась. — Пусть и долго, но путь наш проходил спокойно. Разумеется, мой любимый братец должен был где-то показать свой «авторитет». Что же. — благородная госпожа поднялась на ноги. — Янь Я, сходи к тем возницам и найми столько, сколько понадобится, чтобы увезти за раз весь багаж. И намекни им, чтобы подумали о своей безопасности, если хотят получить оплату.   

Су Янь Я кивнула и положила руки на свой пояс, ласково огладив два украшения, имевших маленькую тайну. Как только девчушка скрылась из виду, со стороны фонаря, стоявшего на небольшом, но приличном расстоянии от них, послышался кашель. Облокотившись на фонарный столб, стоял молодой мужчина, изредка покашливавший. В свете фонаря его волосы казались иссиня-чёрными, прямо как обсидиан при свете солнца. Он сразу бросился в глаза Чжоу У Ян, потому что единственный не проявил к ним интереса. Госпожа Чжоу опустила взгляд на его небольшой чемодан, а потом отвернулась. Человек явно был болен. В какой-то момент он согнулся пополам, подобно тем статуям в садах западных стран, потом поднял голову и встретился взглядом с Чжоу У Ян, явно не имея таковой цели. Молодая госпожа, моргнув, снова отвела взгляд и услышала приближающиеся шаги. К ней подбежала Су Янь Я со счастливой улыбкой на лице, что означало — ей удалось договорить насчёт экипажа. Девчушка быстро и живо рассказала: сколько экипажей она наняла и сколько времени у них займёт дорога. Дабы не тратить и без того потраченное впустую время, Су И Цин вскочил на ноги с ловкостью лисы, моментально оказавшись у вещей, и подхватил несколько сумок. Су Янь Я, обрадованная перспективой покинуть пристань, покрывшую пылью подол её Госпожи, взяла коробки с украшениями и пристроилась рядом со старшим братом. Они ловко грузили багаж в карету, носясь туда-сюда, что не могло не вызывать улыбку у Чжоу У Ян. Молодая госпожа Чжоу вдохнула полной грудью. Местный воздух сильно отличался от того, к чему она привыкла. Над Владивостоком не вился шёлк озёрной воды, расшитый сладостью танхулу* и ма чиу*, выбитый холодной терпкостью османтусового вина и горячей мягкостью чая Би Ло Чунь. Во Владивостоке не раскрывался веер, расписанный горными магнолиями и хайтаном*, с нефритовой подвеской блюд озера Тай. Владивосток не целовал туман мелодий, исполняемых на цине* и флейте сяо*, на эрху* и флейте дицзи*. Во Владивостоке поэты не рассыпали яшмовые слёзы благовоний и серебро строк о быстротечности времени. Во Владивостоке не спорила стая ласточек, не резвились детки-крольчата и не напивалась до облаков в голове одна хитрая «драгоценность, возлюбившая терновник».  

От последней мысли лёгкая улыбка превратилась в тяжкий вздох. Чжоу У Ян понимала, что буря не минует их тихую гавань. Их с Су И Цином и Су Янь Я Шифу уже должен был вернуться в Сучжоу, а значит и обнаружить её письмо. Дева Чжоу, будто наяву, видела, как длинные пальцы одной руки раскрывают письмо, другой — подносят тонкий цзиндэчжэньский фарфор к налитым алым соком губам, а потом это несчастное произведение искусства летит в стенку, умудряясь по дороге превратить в прах труды какого-нибудь вазочника. И хорошо, если бы пострадали только ваза и чаша, но этот человек ведь не остановится, пока не разнесёт свою часть поместья, не разденет догола все деревья и кусты в округе, не доведёт до нервного тика прелестнейших карпов в своём пруду, не заставит истерически курлыкать бедных ворон у ворот и не разразится на весь Сучжоу поэмой о преданных и поруганных учительских чувствах. Да так разразится, чтобы каждые петух и утка наверняка, дери их черти, знали: «А-Ян, свет дней моих, ну почему, ты не послала за своим Шифу? Неужели ты настолько мне не доверяешь? Это ранит твоего Шифу сильнее, чем ранит разлука Волопаса и Ткачиху. А Я-эр и Цин-эр, дурные вы две куропатки, почему меня не предупредили? Вот же два несносных мандарина: и выкинуть жалко, и не съешь — кислые! Уши при встрече надеру!».   

—О, Всемилостивейшая Гуаньинь, видимо, в прошлой жизни я грехов насобирала с пять гор Тайшань, если в этой… — договорить Чжоу У Ян, к слову, не успела.   

К молодому человеку подошёл высокий мужчина в простой, но крепкой одежде с добротными усами и бородой, где-то раздалось, будто бы призрачное, ржание лошади.   

—Барин, все экипажи заказаны. — объявил мужчина, шмыгнув носом из-за появившегося тумана.   

—Чего? — вскинув бровь, спросил мужчина, надеясь, что ослышался. Он же только недавно, вот буквально незадолго до прибытия шлюпки с гостями из Цинской Империи, подходил узнавать за экипажи.   

Увидев в его руках добротную бумажную деньгу, возница просиял буквально на глазах. Он уж думал, что стоять ему без дела, пока корабль не подойдёт и какой-нибудь незадачливый приезжий аль вернувшийся, не имевший собственного экипажа, не начнёт искать себе возницу, но удача улыбнулась ему раньше, да только кобылка его старенькая была, отдохнуть-то ей требовалось, о чём он и сказал барину, да тот и согласился ждать от нечего делать. Других экипажей в округе пока было не видать. Буркнув: «Вот и прожил молодость зря в ожидании извозчика, тю!» — мужчина прошёл к фонарю и облокотился на него, принявшись ждать. К этому времени подтянулось ещё несколько экипажей, а теперь все каким-то образом оказались заказаны, даже его. Во, чудеса на землице-то русской творятся. Но Строцкий Николя Александрович сдаваться не собирался без боя. Оглянувшись, а потом переведя взгляд за спину кучера, он всё понял: гости из Поднебесной шустро грузила свой багаж в одну из карет. Строцкий фыркнул, не скрывая желания поругаться, и, мотнув шинелью, подошёл к девушке-служанке.



—Молодая госпожа, — начал он слащаво, по-русски, — Вы никак тоже заплатили этому кучеру?

Девушка резко развернулась на пятках, глядя исподлобья довольно недружелюбно:

—Да, заплатили, — ответила она с очаровательным, как показалось Строцкому, акцентом. — Вы что-то имеете против?

—Ой, какое необыкновенное чудо, — продолжил улыбаться граф, вопреки выдержке личных границ склонившись над девчушкой, которая в тот же миг сделала шаг назад. Весь её образ наполнился какой-то неуловимой воинственностью. — А я тоже заплатил! Что же нам теперь делать?

—Мы заплатили больше, — сказала, как отрезала, служанка, задрав подбородок.

Строцкий сам выпрямился и стал серьёзным, свернув свою унизительную тактику поведения. Лицо девушки так и оставалось бесчувственно-испепеляющим, даже дыхание её стало поразительно ровным

—А может быть я? — выдал он спустя мгновение раздумий, натянув соскользнувшую с лица ухмылочку обратно. — Заплатил больше? А?

И тут служанка, не меняясь в лице, достала шёлковый кошель с брякнувшими монетами, внушительно утягивающими донышко к земле, как может оттягивать только золотой десятирублёвый. Много золотых десятирублёвых. Глаза графа округлились, когда она также безэмоционально бросила его ухнувшему кучеру в руки. Тот не верил в свою удачу. Строцкий глянул сначала в сторону брякнувших монет, потом – опять обратил взор ко всем видом показывающей своё превосходство девушке. И, не найдя, что сказать, сжал губы.

—Дяденька! — крикнул он в сторону возницы, которому уже успел заплатить. Тот вздрогнул и поправил простенький воротник, подняв его повыше. — Денюжку получили? Ой, как хорошо. А экипажик вы кому должны? Я же сейчас буду совсем не демократично апеллировать своим дядей из министерства! Прямо как сраный буржуй!

«Ты сейчас серьёзно?» — воссияло на лице служанки. Мужчина это заметил и вдруг засмеялся. Не ехидно, а просто так — немного устало, разморено. Как от хорошей шутки в компании друзей.

Сначала Чжоу У Ян подумала, что ей показалось, но, прислушавшись, она поняла, что это действительно её служанка говорит с кем-то на русском и, судя по количеству пороха в голосе, закипала она медленно, но верно. Забрав с собой малахитовую шкатулку, которую не выпускала из рук всё время, в течении которого брат с сестрой грузили багаж, Чжоу У Ян поплыла подобно ивовой серёжке: неслышно и неторопясь. Поразительно, она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, когда человек, стоявший у фонарного столба, успел перекочевать в сторону экипажей и начать петушиться с Су Янь Я. Недаром говорят: свинья разрыла огород и принялась за персиковый сад. Сначала любимый братец подставил молодую госпожу Чжоу с экипажем, а теперь её личная служанка и какой-то русский не могут поделить кареты. Ситуация должна была раздражать, но вместо этого она веселила, особенно момент, когда Янь Я кинула вознице кошель с деньгами. Выражение лица неизвестного молодого господина говорило само за себя, он явно думал, что девушка доплатила сверху озвученной суммы. Если бы, если бы.

«Мы заплатили больше, но никто не говорил, когда именно мы платили. Молодец, Я-эр», — ухмыльнулась Чжоу У Ян, наблюдая за Су И Цином, грозовой тучей надвигавшегося на сестру, но застывшего на месте с крика про буржуя. Почему-то в голове благородной девы Чжоу проскочили воспоминания о павлинах в садах её бабушки и тётушки по линии матери.

—Янь Я, на нас вся пристань косится. — Су И Цин всё же отмер и ущипнул сестру сквозь ткань за плечо. Встав перед девчушкой, он безэмоционально-оценивающим взглядом окинул молодого мужчину, узнавая в нём того человека, что они видели раньше, и мило улыбнулся, заговорив по-русски. — Молодой господин, что за беда приключилась, что вы наступаете на мою младшую сестру?

—О, Нам тоже интересно знать подробности. — Чжоу У Ян надоело стоять без дела, поэтому она подошла ближе, передавая шкатулку из малахита И Цину. Тот забрал её с великой осторожностью и отнёс к остальному багажу, быстро вернувшись обратно.

—Моя Госпожа! — тут же взвилась Су Янь Я, взмахивая руками и переходя на их язык, чтобы незнакомец не понял её. — Этот гусь недощипанный хочет у нас экипаж забрать, а ещё блеет козой облезлой про дядю в министерстве. Тьфу, скоморох! — выругалась девушка, надувая щёки, пока её старший брат всем своим видом буквально кричал «Не позорь предков, дура..!».

Чжоу У Ян слегка вскинула брови и бросила на мужчину взгляд из-под ресниц. Пусть вид его оставлял желать лучших времён, но осанка и манера держаться выдавали в нём аристократа. Так что, если он и был гусём, то явно титулованным, а не каким-нибудь полудохлым крестьянским селезнем. Насчёт облезлой козы согласиться она тоже не могла: баран — да, коза — нет. И всё же павлины не шли из её головы. А ещё из её головы не шла одна маленькая деталь: неизвестный и бровью не повёл, услышав иностранную речь. Не то что бы он должен ей удивляться, просто не выглядел растерянным от того, что не понимает произносимого. А вот это было уже любопытно, очень любопытно. Правда, этот зародыш любопытства быстро сгинул под пятой усталости.

—Я-эр, — глаза молодой госпожи Чжоу опасно изогнулись полумесяцами, и в следующий миг холодные нежные, но поразительно сильные пальчики схватили служанку за ухо. Су Янь Я коротко взвизгнула и быстро-быстро заморгала. — Сколько раз нужно тебе повторить, что не пристало юной деве так браниться? А тебе, И-Цин? — вторая рука настигла ещё одну жертву, а точнее ухо юноши. — В каком океане ты утопил свои манеры?

Скрутив уши, зажмурившимся брату и сестре, Чжоу У Ян отпустила их и коротко погладила по спинам, пока Су И Цин алел похлеще мака и не отрывал взгляд от земли, а Су Янь Я бросала полные злости взгляды на русского мужчину.

—Мы слышали ваши слова. — Чжоу У Ян обернулась к незнакомцу и чуть склонила набок голову, сверкая дьявольской бездной глаз. Её тон был спокоен, а голос лился, словно жидкая карамель. — Вы тоже заплатили за экипаж и вправе требовать его, однако, — неожиданно сладость карамели обернулась шорохом пыли на могильниках. — Мы заплатили цену не двойную, и даже не тройную. Наши вещи уже внутри, а значит: кто первым сел в лодку, того и везут по озеру Тай. Но мы не злы и понимаем всё. Коль вы уже заплатили, извольте ехать. Внутри место найдётся всем, а с приятным собеседником и дорога короче. Вы же не станете занимать весь экипаж, а отдать половину Мы не жадны.

—Госпожа! — вскрикнула Су Янь Я, вытаращив глаза и не веря своим ушам. 

—Если об этом узнает Гулунь гунчжу*, мы покойники. — зашептал Су И Цин сестре на ухо. — Если об этом узнает Великий Князь 4-го ранга, вариться нам сто лет в котлах Диюя*. Если узнает Шифу…

—Тела наши освежуют, а души не переродятся уже никогда. — шёпотом закончила Су Янь Я за брата, переводя взгляд с улыбающейся Чжоу У Ян на мужчину. — Цин-гэ, а может, его освежуем?

Двойняшки переглянулись, повернули головы и сразу же опустили глаза в землю, наткнувшись на улыбку своей Хозяйки, обращённую уже к ним самим — не освежуют.

У Строцкого Николя Александровича, графа, от сравнения с гусём вдруг дёрнулся уголок губы, и чтобы немедленно это скрыть, он такой загадочности на себя напустил, хоть в Америку экспортируй. Молодой человек гордо выпрямился и вид сделал, в общем, как на светском мероприятии, когда тебя представляют какой-то титулованной персоне, а ты стоишь, как картинка. Стоишь, тебя уже и с козой сравнили, и скоморохом назвали, а тебе на это все равно, что с гуся вода. Того самого, недощипанного, как выразилась дерзкая девочка, ухо которой постигла нелёгкая участь.

Вот забавно как бывает: держишь лицо, аки какой-нибудь Глюксбург с парадного портрета, а мыслями уже на второй круг подзаборного русского мата внутренним монологом загибаешь. Жители этой Великой Цин о том могут догадаться, даосы особенно, у них ведь мир — цветок лотоса и всё такое, а вот русские, что истуканы, в сигналы тела не могут. Поэтому и драки на светских вечерах случаются перманентно, а на балы ходят, чтобы посмотреть, кому что подожгут.

—Вот вы меня раскрасили, как зоологическое печенье, — с придыханием, по-русски начал граф. — Никто и не собирался забирать у вас экипаж! Мы же в Российской Империи, храни Всевышний её золотые купала, сейчас мы с вами договоримся. — Строцкий, пока последнее выговаривал, манерно положил руку на грудь и глянул куда-то вверх, заметив, что плафон у фонаря полон мёртвыми букашками на целую треть. Вид молодой госпожи Николя Александрович оценил по достоинству. Примерно год назад видел он подделку на благородие, скрывающееся на тонких шёлковых складочках стоящей перед ним особы, в борделе «Красный терем», в одном «занимательном» квартале Владивостока. Ох, чёрт подери... Как вспомнив о чём-то интимном, Николя застенчиво прикрыл глаза и заулыбался, соскользнув с рассматривания глаз аристократки. — Как же вы великодушны, спасибо. Половины экипажа должно хватить. Один коллега мне то и дело говорил, что меня бывает много. Но я постараюсь уместиться.

Когда один из слуг вскрикнул, Строцкий посмотрел на него, как грозный лис из сказки про тигра — немного настороженно. Вот эта госпожа из Великой Цин смотрела, как тигр, стоило подметить. С таким взглядом хоть в инспекцию иди разбираться, чиновники как один лягут.

—А вообще славно, что нас с вами это озеро Тай объединило, — продолжил мужчина, весело засмеявшись. — Была бы лодка, а там и водки из-под лодки! Новые знакомства — это ведь очень хорошо, мне такое нравится.

Прекратив смеяться, Строцкий утёр нос и перебил настроение — хулиганская искра в глазах его потухла, оставив только покрасневшие от нехватки сна сосуды. Он отвернулся и закурил заготовленную сигарету, зажатую мундштуком, слегка отстранившись от будущих соседей по экипажу.

—Прошу меня простить.

И всё же не зря ей показалось, что молодой мужчина не был удивлён иностранным наречием. Он прекрасно понимал всё, что они говорили на своём языке. Су Янь Я использовала их язык, чтобы сказать, что у них пытаются забрать экипаж. Если бы их действительно не понимали, вряд ли бы ответили на русском, что никто ничего у них забирать не собирается. Чжоу У Ян мысленно возблагодарила Небеса, что её лицо закрывает вуаль, за которой не видно ухмылки, а вот у их будущего попутчика не было повязки на глазах, чтобы скрыть свой взгляд. Но молодая госпожа Чжоу решила не предавать этому значения: мало ли о чём может думать человек, пока смотрит другому человеку в глаза. Например, её старший дядя мог смотреть в глаза чиновнику, слушать его, а мысленно продумывать новые способы тренировки в армии. Или Шифу. Порой Чжоу У Ян казалось, что её Наставник, глядя на неё, думает о чём-то, что тревожит его душу, но не хочет говорить об этом. И это было, пожалуй, единственным, о чём он ей не говорил.

—Хм, может быть, ваш коллега говорил не о вашем теле, а о вашей личности? — Чжоу У Ян ненадолго отвернулась, чтобы предупреждающе посмотреть на брата с сестрой Су, как ни как, а мужчина их понимал, хотя почему-то старался это скрыть, — Алкоголь горячит кровь, но ветер с озера Тай охлаждает разум — ни одна встреча не является случайной, и вы правы, это прекрасно.

Чжоу У Ян прикрыла глаза и слегка кивнула, когда мужчина отошёл в сторону покурить. Судя по тому, что она успела увидеть, неизвестный был болен: сероватый оттенок кожи, сетка сосудов в глазах, кашель. Помимо болезни, на лицо был ещё и явный недостаток сна. Среди багажа, в одной из деревянных шкатулок, лежало несколько целебных сборов, что могли поспособствовать улучшению сна, но, к сожалению, ни один из них она не могла предложить незнакомцу, так как не ведала состояние его пульса.

Спустя четверть палочки благовоний*, по внутренним ощущениям времени, остатки багажа были загружены в карету, проверены и закреплены. Вторая карета также была готова к отбытию, оставалось только занять свои места. Су И Цин и Су Янь Я со всей своей осторожностью помогли хозяйке зайти в экипаж, отличавшийся от привычного им, и сесть, после чего внутрь кареты забрался мужчина. Су Янь Я, сидевшая по левую руку от Чжоу У Ян, нахмурила брови, исподлобья наблюдая за их соседом по карете, вольготно располагавшимся на противоположной стороне, полностью отданной ему. Су И Цин же предпочитал держать эмоции при себе и жался поближе к окну, чтобы не смущать своими острыми коленками Госпожу Чжоу. Чжоу У Ян на это улыбнулась из-под вуали, лукаво приподнимая внешние уголки глаз, и погладила юношу по спине. Сидя между Су И Цином и Су Янь Я, она чувствовала себя уютно и хорошо, ведь так было всегда. Эти двое всегда защищали её с двух сторон, с тех самых пор, как научились ходить. Дверца кареты закрылась, и они тронулись.

Адмиральская пристань Владивостока медленно таяла в предрассветной патоке. И тут выяснилась ещё одна любопытная деталь: поездка в русском городе сильно отличалась от поездки в городе их империи. Чжоу У Ян казалось, что все её внутренности маршируют по бунтующим пескам, пока кровь пытается горланить какую-нибудь задорную песенку. Да, это вам не экипажи и возницы в Сужчоу и столице, где каждый знает, что у него в «руках» особа высочайшей крови. Подскочив на очередной кочке, Чжоу У Ян плотно сжала губы, дабы не прикусить их. Су И Цин упёрся локтям в стеночку кареты, чтобы ни его Госпожу, ни его самого не кидало по небольшой «коробке», аки лодку посреди океана в шторм, Су Янь Я недовольно цыкнула и последовала примеру старшего брата. К счастью всей их четвёрки, вскоре кочки закончились, и кареты поехали по мощёной дороге. Брат с сестрой облегченно выдохнули, а Чжоу У Ян возвела глаза к небу, точнее к потолку, и сжала нефритовое кольцо матери на пальце.

—Госпожа, а вы будете посылать письма своим старшему дяде, тёте и Шифу? — поинтересовался Су И Цин, пытаясь отвлечь и себя, и других от поездки.

—Разумеется, — кивнула молодая госпожа Чжоу, отвечая на китайском, — Я не желаю, чтобы Шифу, старший дядюшка или тётушка волновались. Мы и так доставили им кучу проблем.

—Госпожа! Госпожа! — задорно подхватила Су Янь Я. Отцепив парочку удлинённых украшений с пояса, выполненных под шпильки, она воткнула их в свою незамысловатую причёску и повернулась к Чжоу У Ян, улыбаясь, словно ей протянули звезду с неба. — А можно и мы напишем Шифу письма?

—Что за глупости? — тут же возмутилась молодая госпожа Чжоу, сводя брови. Голос её похолодел на несколько тонов. — Я когда-нибудь запрещала вам подобное? Конечно же, вы можете написать Шифу, и спрашивать моего разрешения на это вам нет нужды.

—Тогда мы с Цин-гэ тоже напишем, — кивнула девушка и посмотрела на старшего брата, ответившего ей мягкой улыбкой. Тоненькие губки Су Янь Я расползлись в совершенно не женственной улыбке, больше напоминавшей оскал хищника, нашедшего свою добычу. Девчушечка поправила заколки и перевела взгляд на их попутчика. В прошлом такой взгляд не обещал ничего хорошего. — Шифу всегда за нас сильно волнуется. Помните, как он однажды разозлился, когда узнал, что мы пришли к нему, не позавтракав? В тот раз Шифу заставил нас переписывать «Великие Оды» из «Ши Цзин» и ушёл, а когда вернулся, то принёс с собой все Ваши любимые блюда, Госпожа! Он сам готовил, потому что весь его подол был в масле и муке.

—Помню, — вздохнула Чжоу У Ян. Хотя ей тот день запомнился потому, что на следующий был её день рождения, и им с Цин-эром и Я-эр пришлось вытаскивать их Шифу из чайной госпожи Хань, где тот умудрился налакаться. Рядом с девой Чжоу раздался тихий стон Су И Цина. Юноша покачал головой, вспоминая, как тащил на своём горбу Наставника и пытался запихнуть его в повозку, в которой тот сразу же уснул на коленках Чжоу У Ян. Молодая госпожа медленно открыла глаза и внимательно всмотрелась в их попутчика, — Молодой господин, вы хорошо себя чувствуете? Если вам плохо, мы можем дать лекарства.

Перепуганное «Ох, чёрт» от обычно спокойного Су И Цина заставил всех обратить на него внимание. Юноша прижал руку к губам и оглядел присутствующих, будто ему сказали, что их будут закидывать в жерло Везувия, а он забыл об этом предупредить.

—Госпожа, сегодня же 19 сентября, а значит и первая поставка в аптеку. Повозки должны прийти в обед к почте, но мы понятия не имеем, где та находится.

Чжоу У Ян цыкнула. Ещё одна подстава от её любимого братца, жарь его черти в Аду. Первые поставки в аптеку и правда ожидались 19 числа, к этому времени они уже должны были прибыть во Владивосток и обустроиться, но из-за отсутствия экипажа им пришлось потратить лишние часы, то есть в поместье графа Петрова они прибудут не раньше восхода солнца, а пока найдут почту, наверняка будет уже вечер и повозки с лекарствами отправятся обратно, так как управляют ими, естественно, люди младшего единокровного братца.

«О, Всемилостивейшая Гуаньинь, помоги нам», — про себя помолилась Чжоу У Ян. Если бы только им попался кто-то, кто знает Владивосток. Боги, они же никого не знают здесь. Любую информацию, конечно, можно найти на рынке, но и его ещё предстоит найти, а это драгоценное время.

Неожиданно карета налетела на очередную кочку, заставив совершенно не по-дворянски тьфукнуть уже саму Чжоу У Ян. Все дружно, вчетвером, они взмыли над сидениями, перемешались в карете, словно ингредиенты в настойках. Молодой госпоже не за что было ухватиться, поэтому она полетела прямо на незнакомца вместе с Су И Цином. В последний момент юноша умудрился извернуться, чтобы его хозяйка не коснулась неизвестного, что могло навредить её репутации, но помогло это несильно — Чжоу У Ян стальной хваткой вцепилась в локоть мужчины. Повинуясь инстинктам, она переместила пальцы с локтя на запястья и вслушалась в неровный пульс, уж слишком сильно напоминавший ей некоторых клиентов аптеки младшего дядюшки, балующихся «нектаром богов», являвшимся чуть ли не отравой. Нахмурившись, дева Чжоу отдёрнула руку и заметила, что на ней нет кольца матери. Сердце Чжоу У Ян упало в пятки.

Это была последняя память от матушки: табличка и нефритовое кольцо — всё, что от неё осталось. Молодая госпожа села обратно и вздрогнула. Вместе с кольцом исчезла и малахитовая шкатулка. Сглотнув, она повернула голову и захотела высказаться на отборном рыбацком. В карете было открыто окно.

—Можно, пожалуйста, остановить карету? — прошептала Чжоу У Ян и, когда экипаж остановился, принялась взглядом рыскать по полу. Су Янь Я с братом поспешили осведомиться в чём проблема, — Я потеряла кольцо матери и малахитовую шкатулку Шифу. Скорее всего, они вылетели, когда мы подскочили на кочке.

В карете началось копошение похлеще, чем бывает в муравейнике, но ни кольца, ни шкатулки в округе не было. Брат с сестрой Су выскочили на улицу и принялись искать там. На их счастье карета не уехала далеко от проклятущей кочки. Чжоу У Ян вышла следом. Не заботясь о своих одеждах и внешнем виде, она осматривала каждый кустик, каждое дерево, пока взгляд не зацепился за странное поблёскивание. В нескольких шагах от дороги лежала малахитовая шкатулка, к счастью, не раскрывшаяся. Чжоу У Ян подняла шкатулку и услышала копошение за спиной. Обернувшись, молодая госпожа Чжоу заторможено моргнула.

В экипаж граф Строцкий устроился последним, непринуждённо сев бочком, к стене, чтобы можно было закинуть ногу на ногу. 

—Красному утру не верь, — всхлипнул он, почесав носогубную складку, незаметно убирая остатки кокаина, втянутого им ещё до прибытия гостей из Поднебесной. — Доброе утро, получается. Красиво вы про алкоголь сказали!

Потёртую шинель, до того небрежно снятую, он положил за спину, и это произвело некую метаморфозу: под громоздкой, грубой кройкой этого предмета, у него все это время была тонкая рубашка с объёмными, висящими рукавами из ткани, похожей на тонкий персиковый крепдешин. Канареечного цвета атласный жилет был покрыт тонкой спиралевидной вышивкой и шифоновыми вставками-пионами, а кофейные брюки на ноге, небрежно закинутой на другую, стянулись и открывали подтяжки для носков фирмы Boston – относительно недавнюю новинку, встречающуюся, не смотря на практичность, ещё не у каждого беспечного наблюдателя мод. Цветом они были под лаковые карие оксфорды фирмы Hurd Shoe Co.

Строцкий был одет дорого, как на британскую охоту, и в то же время с собой у него никакой одежды не было. Любопытная натура могла сделать вывод, что граф ехал налегке, да и только. Осведомлённая в модах — что мужчина явно питал страсть к американскому производителю, либо совсем недавно имел счастье побывать в каком-нибудь Баффало; раз производитель американский, то, значится, человек крутился в эмансипированном обществе, так как Европа ассоциировалась с устоями традиционными, а Америка — с прогрессивными. И вот это вот поведение, эта закинутая нога — не следствие личной манеры, а обыкновенное эмансипированное бунтарство. А жёлтые пионы на языке цветов — это вообще тот ещё матримониальный сюжет. Вдобавок, от графа доносился аромат чего-то, напоминающего композицию французского дома Houbigant — европейская готика в облачении фужерного парфюма из ноток бергамота, лаванды и дубовой рощи после дождя. Уберешь парфюм — запах табачной гари с шампанским и останется.

Пока экипаж ехал по дороге, Николя Строцкий, приложив пальцы к переносице, пытался освободить голову от мыслей, которыми был перегружен до почти осязаемого дискомфорта. Закрывая в такие моменты глаза, ему казалось, что перед глазами его мельтешит стая канареек, и там уже все вперемешку — хлопот крыльев, птичий щебет. И чем больше он пытался об этой стае не думать, тем больше она становилась. Сейчас он ощущал нечто подобное.

Двадцать лет назад отец подарил им с сёстрами троицу жёлтых канареек в огромной клетке. Год назад он подарил канарейку Лилии Яблуновской, студентке Смольного института благородных девиц и подруге одной из его сестёр по совместительству. Слишком много канареек на одну жизнь.

Вдруг щебетание стихло, и, на фоне скрипа колёс, послышалась негромкая беседа сидящих напротив людей, обсуждавших написание письма. Да, подумалось Николя: писать письма — это важно. Чертовски больно, когда человек пропадает из твоей жизни бесследно, как призрак. Об одной такой пропаже из своей жизни Строцкий примиряется уже лет десять, хотя даже чуть больше, пройдя все стадии смирения, от гнева до удручающей тоски. Было бы проще принять факт расставания, чем думать, жив ли человек вообще.

Он любил писать письма, ему нравился ритуал аккуратного опускания печати на горячий сургуч. Даже когда писать не о чем, а «дипломатическая работа» требует укоренения в мыслях какого-то нужного человека, Строцкий отправляет вырезку из газеты с приписанным вопросительным знаком:

«что думаешь?»

Вдруг ему послышался голос аристократки, спрашивающий о его самочувствии и предлагавший лекарства, коли ему плохо, ниже его голоса на два тона самое малое, даже отвечать как-то неловко. Граф посмотрел на изысканный мех соболя, которым была отделана накидка госпожи, испещрённая маленькими сливовыми цветочками. Его карие глаза остановились на шёлковой вуали. Встретившись с ней глазами, он натянул улыбку и прищурился:

—Более чем.

И то, что произошло дальше, было в какой-то степени ожидаемо — плохая дорога, старая карета, едва объезженные и старые кобылы выдали забавнейший курьез: Строцкий только успел мысленно констатировать факт того, что «скучал» по русским дорогам, как вдруг уткнулся лицом в соболиный мех, а потом, повернув голову, коснулся носом изящного силуэта шеи, отделяемого одной вуалью. Зеленоглазый граф выдал тот самый «ух», которым периодически сопровождались его дёрганые усмешки.

—Вот как-то… как-то так, — выдохнул он, широко раскрытыми глазами глянув на ухватившие его за запястье тонкие пальчики. — Это у нас вот партизаны ям понаделали, чтобы к городу чужаков не пускать.

Отстранились они единовременно.

Строцкий покинул карету неспеша, когда «соседи» принялись искать потерянные вещи. Он вальяжно обошёл экипаж, как будто оценивая тяжесть происшествия, и прошатался к кучеру.

—Ну вы и халтурщик, душа моя.

—Да я, Ваше Сиятельство, просто ехал! Что я вам, над землёй пронесусь, как ковёр-самолёт?! — протараторил раздосадованный кучер.

—Вам сколько эти аристократы заплатили? Да, давайте дальше прям над землёй, как вы сказали. Хорошо звучит!

Оставив мужчину после сего комментария с видом крайне нагруженным, мужчина развернулся и, хрустнув шеей, вразвалочку двинулся к гостям из Поднебесной, которые были заняты поисками отлетевшей драгоценности. Еще десяток аристократов, подумалось Николя, и будет похоже на сельскохозяйственные работы.

Он покрутился на месте, почесал нос. Потом, недолго думая, сам склонился к кустарникам и посмотрел сквозь листву, как руки аристократки скользят по осенней траве и поднимают шкатулку. Юноша-слуга, как ему показалось, в этот самый момент поглядел на него мрачнее тучи. Продолжая играть в гляделки, граф вдруг почувствовал, как под пальцем прокатилось что-то изящное. Что-то, у чего нет начала, нет конца, как в детской загадке.

—Молодая госпожа, — весело сказал он, продолжая стоять на колене. — А, молодая госпожа? Кольцо вас уверяет вновь — вас ждёт и счастье, и любовь. Прошу принять его обратно.

Чжоу У Ян всегда считала, что прекрасно умеет контролировать свои эмоции, если, конечно же, не впадает в состояние истерики, количество которых за всю свою недолгую жизнь она могла пересчитать по пальцам одной руки, и то пальцев было бы больше. Похвастаться умением вывести её на эмоции, а уж тем более повергнуть в глубокие недра шока до сего момента мог только один-единственный человек — Шифу. Стоило ей только подумать, что вот теперь-то её уж точно ничем не удивить, как Наставник проделывал что-нибудь такое, отчего у Чжоу У Ян пропадал дар речи. Теперь же список стал на одного человека больше. Их сосед по карете стоял одним коленом на охлаждённой и напоинной влагой сентября земле с протянутой рукой, пальцы коей держали её кольцо. Казалось, несчастные кусты и дневное светило, явившее свой сонный лик на горизонте, тоже были в лёгком недоумении.

Мужчина сказал слова так весело и живо, что даже болезненность сошла с его лица на несколько мгновений, а в глазах мелькнули и поспешно скрылись огонёчки чертей. Тех самых чертей, которых она в детстве видела в европейских книгах Шифу, пока он сам в соседних комнатах доказывал её старшему дядюшке и по совместительству своему другу, что, вообще-то, он ему не раб на галерах и, между прочим, занят обучением трёх детей. Однако, сколько бы не беленился, Шифу всегда отправлялся на все получаемые от Великого Князя задания, а потом жаловался на это своим ученикам.

Моргнув, Чжоу У Ян протянула руку и забрала украшение, сразу же надевая его на палец. На миг ей показалось, что в глазах мужчины проскочила странная, нечитаемая эмоция. Словно ему что-то вспомнилось.

—Моей благодарности нет пределов, молодой господин, — госпожа Чжоу погладила кольцо, теперь она понимала смысл выражения «гора с плеч». — Ведь вы вернули мне кусочек моей жизни.

Последнее молодая госпожа Чжоу прошептала себе под нос, ощущая подступающий к горлу комок. Она скорее ощутила, чем увидела, как мужчина поднялся и весьма, к слову, грациозно привёл себя в порядок. Употребить в отношении этого человека «отряхнулся» было бы невежливо, ибо в каждом его движении прослеживалась некая возвышенность, аристократичность.

«Нет, не гусь — павлин», — беззлобно подумала Чжоу У Ян, пряча разлетевшуюся по губам улыбку под вуалью. Что-то в этом таинственном попутчике было такое, что не могло её оставить равнодушной. Вот уже второй раз с момента их прибытия во Владивосток этот молодой мужчина своими действиями поднимает ей настроение. Возможно, он сам этого не ведает, но своими словами, действиями и манерами этот загадочный незнакомец, одетый «Как dandy лондонский…» помогает ей иначе взглянуть и на новый город, и на новый день. И правда, зачем напрягаться? Пусть они покинули страну в разгар войны с этими гуйцзи*, но ведь это ещё был не конец. Она никак не могла помочь старшему дяде в этой войне: никто не мог, потому что для победы мало одного великого генерала и его армии, нужны и другие военноначальники, чиновники своей страны, а не продажные и обленившиеся гады! И всё же кое-что было в её силах: заново открыть аптеки младшего дяди, вывести их в своё личное владение, отрезав от остального семейства Чжоу, и часть выручки отправлять на Родину.

Граф Строцкий, отдав даме её драгоценность, наклонил голову на бок и совсем уж напомнил одну забавную иллюстрацию к детской книжке госпожи Мари Лепренс де Бомон, где ухмыляющееся солнце лепетало прячущейся от чудовища красавице что-то эдакое: «Что же ты, душа моя, так сегодня холодна и неприветлива?». Но такой приветливый облик Яспер не смог удерживать долго. Он поднялся, поправил пиджак. Тут же пёстрый на фоне иссиня-серой равнины мужчина, помрачнев, брезгливо посмотрел на окружающий его туманный свет, на влажную траву, на свои туфли, покрывшиеся оборванными травиночками. Потом задрал голову, проморгался, словно ему что-то попало в глаз. Заправил волосы за ухо.

«Владивосток», — пренебрежительно прорвалось у него в голове сквозь цепочку мысленного монолога, как пролетевшее сквозь мачту ядро пиратской бригантины, слово. «Климата мерзотнее не сыскать. Да лучше бы в Сибири околел, чем дышать такой сыротой!».

Предки Строцкого по обеим линиям жили либо около морей, либо около рек — то есть к сырости его крови было не привыкать. Отец его про далёких предков своих мало знал, с уверенностью мог сказать только о том, что жили они в Санкт-Петербурге чуть ли не с самого его основания. Мать же — представительница рода Винтерхальтер, одного из древнейших в Германской империи, у которых из имеющихся богатств — сочетания валют были весьма неплохие. Винтерхальтеры против Николя Александровича Строцкого, когда отец того умер, выстроили до того могучий и нерушимый юридический заслон, дабы он не мог претендовать на их фамилию и «всё такое прочее», что он прямо-таки обиделся. Дело было в том, что отец его принадлежал к графскому роду из Российской империи, а мать к герцогскому роду из Германской. Винтерхальтеры всегда обладали и властью, и деньгами, однако и им не удалось избежать участи оказаться на грани неприятного инцидента, который мог нанести нехилый удар по репутации и средствам рода. Дабы избежать этого, одну из младших дочерей, из-за пары писем вольного содержания коей всё вообще и началось, быстренько выдали замуж за хорошего знакомого давнего друга семьи Винтерхальтеров, то есть за его отца, Строцкого Александра Андреевича. Граф Строцкий в определённых кругах имел хорошую репутацию и не то что бы был сильно богат, но и к бедным его отнести было невозможно. В принципе, неплохая пара для молодой особы, но в то же время унижение для герцогского рода, дочь которого вышла за графа. После того Винтерхальтеры предпочитали держаться в стороне от младшей дочери, не успевшей опозорить, но умудрившейся унизить семью. 

Услышав голос аристократки, Николя снова на неё посмотрел, но она на него не смотрела. Её лицо скрывала тоненькая паутинка вуали. Строцкий лишь подумал о том, что чисто гипотетически он успеет поднять ткань и приблизиться к её лицу на запредельное всяким границам расстояние до того, как слуги встрепенутся («что же ты, душа моя, так сегодня холодна…»), и… совершенно немыслимым образом, то и произошло, только вуали он не прикасался.

Раздался крик, точно охотничий выстрел. Пустился рыжий спаниель за падающей уткой. Перья летят, шум, вой, лай! На самом деле то взревела служанка, на что граф и встрепенулся, словно бы заслышав где-то в отдалении выстрел. Он так и представил себе сцену охоты — до того динамично сквозь его мысленный барьер пробилось недовольство отчаянной гостьи из Цин! Сначала на его лице — смятение, потом — нервный смешок.

Потом опять унеслось его сознание в «мрачное далёко» — как будто себя настоящего он на пару секунд вот показал, когда испугался, и сейчас опять «передал управление» какой-то унылой личности, управлявшей его телом вместо уставшего хозяина.

—Батюшки, как сурово, — сказал граф с каменным лицом, смерив сцепившихся слуг сверху вниз. — Какие у вас верные компаньоны. Я бы с такими чувствовал себя во всех отношениях безопасно.

Воинственная компаньонка дамы с вуалью смотрела на него с таким вызовом, что искры летали по самое не хочу. Взгляд же мужчины оказался болотом, в котором они тоненько так потухли, оказавшись прибитыми вместе с ленно опущенными ресницами. Строцкий Николя Александрович — не самый лучший соперник для игры в воинственные переглядки. В глаза собеседников он, в общем-то, смотрел без страха, но больше времени всё же обращал свой взор куда-то в сторону, как утомлённый.

—Ты..! — услышав задушенный вскрик Су Янь Я, Чжоу У Ян моргнула и подняла взгляд от кольца, переводя его сначала на мужчину, смотревшего на неё будто в ожидании чего-то, а потом на крикнувшую девочку.

Увидев, что русский сотворил, Су Янь Я преисполнилась праведного гнева. Да где это видано, чтобы внучку Императора Сяньфэна*, племянницу Императора Тунчжи* и родственницу нынешнего Императора*, что был внуком прадеда её Госпожи, Императора Даогуана*, посмел оскорбить какой-то русский гусак?! Су Янь Я глубоко вдохнула, намереваясь высказать всё, что она думает, пускаясь на защиту чести и достоинства своей Госпожи, но кроме слова «ты» сказать так ничего и не смогла. Двинуться, в принципе, тоже. Су И Цин, всё это время наблюдавший за их соседом по карете, тоже не был в восторге от его поведения, однако списывал всё это на незнание мужчиной личности их хозяйки. Поэтому юноша быстро смекнул, что его любимая младшая сестричка сейчас, в лучшем случае, выбьет из несчастного и без того не совсем живой дух. Радовало одно, Су Янь Я не станет рукоприкладствовать, но и крики им тоже были не нужны. Вот он и вцепился в девчушку быстрее, чем та сделала шаг. Су И Цин одной рукой закрыл ей рот, а второй перехватил поперёк живота, прижимая сестру к себе. Девочка на эмоциях попыталась укусить брата за руку, но тот шлёпнул её по губам, пресекая попытки вырваться. Су Янь Я тихо простонала, всхлипнула и успокоилась.

— Я-эр, у тебя появился жирок, — констатировал Су И Цин и получил от сестрёнки обиженный взгляд. Су Янь Я вырвалась из рук брата, пихнула того в плечо под его смешок и с гордо поднятой головой зашагала к хозяйке. Проходя мимо их соседа, Су Янь Я зыркнула на него, мысленно обещая рассказать о нём в письме Шифу, их Наставник обязательно что-нибудь придумает.

— Пф, — не сдержала смешка Чжоу У Ян и погладила Су Янь Я по голове, когда та встала рядом, — Я-эр, — начала она. — Всё в порядке. Молодой господин не имел намерений оскорбить, наоборот. Он сделал доброе дело, а за добро положено платить добром.

Госпожа Чжоу заправила Су Янь Я выбившуюся из причёски прядку за ухо и повернулась к мужчине. Сложив руки на груди, Чжоу У Ян прикрыла глаза и поклонилась глубже, чем предписывал этикет. Надув щёки, Су Янь также склонилась в поклоне, а рядом с ней и её старший брат. Выпрямившись, вновь став из веточки ивы бамбуком, Чжоу У Ян кивнула на повозку и предложила продолжить путь. На возницу она предпочитала не смотреть, а вот Су Янь Я посмотрела. Красноречиво так посмотрела, вызвав очередной вздох со стороны старшего брата.

То ли слова их попутчика, то ли взгляд Су Янь Я, но кучер явно уяснил для себя нехитрые истины, потому что дальше их карета поехала чуть медленнее, но значительно тише и комфортнее, иногда объезжая рытвины на дороге. Даже атмосфера в карете изменилась, стала более мягче и приветливее. Теперь, когда кольцо матери снова было у неё на пальце, а малахитовая шкатулка Шифу в руках, дорога выглядела для Чжоу У Ян маленькой, правда, запоминающейся историей. Удивительно, но и Су Янь Я присмирела и исподлобья разглядывала пионы на одежде молодого мужчины, шустро отводя глаза, если тот пытался уличить её. Скорее всего, слова про жирок ударили по её самолюбию. Они переехали в чужой город, но остались самими собой. Не это ли прекрасно? Чжоу У Ян коротко взглянула на их попутчика, тот снова пребывал в каких-то своих мыслях.

А Николя к тому времени уже мысленно перенёсся из промозглого предрассветного сентябрьского Владивостока 1894 года в раннее утро 1892 года американского города Портленд, штат Орегон. Тоже был сентябрь. Из окна апартаментов в «Неаполе» открывался вид на город, вскипающий на «дрожжах» огромных американских ресурсов и зарубежных инвестиций. Америка росла невообразимо быстро, и благоприятность этого русла бросалась в глаза Строцкому с момента, как он тогда высадился в морском порту: повсюду улыбающиеся разноцветные лица, мешанина из языков, запахов. В сравнении с симпатичным Владивостоком, с которого граф начал путешествие за пределы Дальнего Востока, жизнь в Америке казалась вскипающим котлом. И, что интересно, все эти японцы и китайцы, у которых в русском порту были целые кварталы (русские называли их «миллионки»), как-то слишком быстро растворились в пёстрой американской толпе.

В 1892 году его долгий путь из Москвы в США затянулся на несколько месяцев. Муж его сестры, американец, вышедший из переехавшей в Новый свет английской интеллигентной семьи и имевший только знатную фамилию, похороненную под пеплом времени, и просто отъявленный жулик, слал телеграммы с просьбами о денежной поддержке всё чаще. Потом сама сестра написала, что её супруг теперь разыскивается некими лицами за махинации со сбором средств на открытие ряда аптек, которые, как позже выяснилось, в основе своей должны были стать притонами. Они без возможности куда-то двинуться оказались во Владивостоке, русском городе порто-франко, что-то вроде европейского оплота на пороге китайской торговой жилы и совсем чуть-чуть американской.

Николя пришлось резко оставить все свои дела в Москве, касавшиеся ухудшающегося положения его семьи. Дорога до Петербурга пронеслась легко, как сладкое шампанское, а потом ждал период долгих пересадок — не шампанское, а горький домашний «первак» по голове. Натощак.

Строцкий иногда чувствовал себя волонтёром красного креста, находясь в непрерывном движении на какую-то непонятную «милосердную» миссию через русскую провинцию, как по лабиринту Минотавра. Всё это сложилось в какую-то отдельную жизнь, и события запомнились не то как сонная дымка, не то как становление героя в античном тексте — через боль, страдания и непереводимые русские диалекты и анекдоты про гусаров. Сначала добирались от Оренбурга до Бузулука, чтобы потом оттуда пересесть на следующее нечитаемое название вплоть до Сретенска и реки Шилки, откуда на пароходе до Хабаровска, а потом уже на другом рейсе до Камня-Рыболова и на лошадях до Владивостока. И где-то меж этих географических названий молодой человек потерял мало того, что курительную голландскую трубку из Гауды — он потерял своё неверие в бога, потому что к желанию понадеяться на высшие силы прикладывался каждый день всё чаще и чаще. И если поначалу, как только ехали по Сибири, он представлял себя пленным шведом в 1725 году, то под конец, после всех этих бесчисленных знакомств и пьянок с неописуемым множеством местных социал-демократов, военными, возвращающимися домой, несколькими писателями, художниками и музыкантами, он стал чувствовать себя на российских железных дорогах, как дома. И так случилось, что, встретившись во Владивостоке, он не узнал, сперва, свою сестру, а она не узнала его. К тому времени он уже понял, что сильно болен. И далее, когда Николя с сестрой и её мужем сели на пароход, всё ещё было благополучно. Но в Орегоне из троих живыми вышло двое.

Сейчас граф, закрывая глаза, усмехался: опять он делит с кем-то трудности дороги. Потом вдруг вспомнилась какая-то сцена из Орегона. Потом — как они с сестрой зависли над мёртвым телом её мужа, занявшем набекрень пол прихожей, и судорожно начали пытаться перетащить его на застеленную простынёй софу. И тут вдруг — смех. Звонкий, как у русалки из сказки.

Встрепенувшись, мужчина в канареечном костюме уткнулся взглядом в фигуру цинской госпожи и несколько секунд не мог понять, что стало причиной её реакции. У него перед глазами едва ли развеялась дымка воспоминания с каютой, а тут — смехом заливаются.

—Ха-ха-ха..! — неожиданно рассмеялась Чжоу У Ян, напоминая плеск озёрной воды в душный полдень. Отсмеявшись, она вернула лицу спокойное выражение. — Прошу прощения.

И после этого, вплоть до самого поместья, не проронила ни слова, вглядываясь в просыпавшиеся виды загородных окрестностей. Молчал и Строцкий. Со стороны казалось, что он дремлет, прислонившись к окну, и отчасти так и было: Николя пытался думать, отвлекать себя бессмысленными воспоминаниями. Стоило отвлечься на реальный мир — и внутренние органы опять перемалывало, как будто у него под кожей копошится треклятая дюжина плотоядных червей. Сделаешь надрез — и они выльются в реальный мир, как нерестящаяся корюшка, сверкая своими скользкими боками. Мужчина обхватил себя руками сильнее. Когда где-то на ветке крикнул грач, кареты остановились перед коваными воротами, за которыми виднелись кипарисы и чайные кусты, приятно удивившие Чжоу У Ян. Рядом с молодой госпожой раздались вздохи восхищения Су И Цина и Су Янь Я. Никто из них не ожидал увидеть во Владивостоке что-то родное. Придерживаясь за руку Су Янь Я, выпорхнувшей на улицу, Чжоу У Ян ступила на земли их нового дома и оглянулась на вторую карету.

—Цин-эр, — негромко позвала дева Чжоу, и юноша сразу же оказался рядом. — Принеси из нашего багажа два сбора: белокудренник чёрный с душицей, валерьяной и лавандой и ромашку с лакрицей и пионами. А ещё захвати с собой три засушенных жёлтых пиона.

Су И Цин кивнул и вихрем убежал ко второй карете. Ловко ориентируясь среди множества вещей, он нашёл большую деревянную шкатулку, в которой Госпожа хранила разного вида сборы, и взял необходимое. Как только три коричневых пакетика, перехваченных тонкой, но прочной верёвкой, оказались в руках Чжоу У Ян, она сразу передала их молодому мужчине, вышедшему наружу, видимо, воздухом подышать.

—Господин, прошу, возьмите это в знак благодарности за помощь, — госпожа Чжоу протянула лекарства, — Нижний сбор поможет успокоиться и стабилизировать сон, тот что посередине — облегчит кашель и поднимет здоровье, а верхний можете просто заваривать, как чай. И да, — Чжоу У Ян подняла взгляд. — Наше имя — Чжоу У Ян. Как Мы можем обращаться к молодому господину?

Ох, выпрямится было той ещё задачей! Николя Строцкий выпрямился, точно тысячелетний папирус — едва-едва, чтобы не рассыпаться. Движения его, скованные болью, казались плавными и медлительными, как будто мужчина просто продрог и был утомлён. В глазах то темнело, то кружили сентябрьские кипарисы с маленькими жёлтыми птичками, которые всё норовили спрятаться с глаз смотрящего вглубь сада. Он подметил это и невесело про себя подчеркнул — не сходил с ума, раз знал, что птицы ему только причудились.

За его спиной заговорили. Госпожа. Маленькая цинская госпожа. Чжоу У Ян. Изысканные заколки. Струящийся шёлк. Запах жасмина. Молочная кожа. Фарфор. Много фарфора. Пожилая женщина расчёсывает волосы. Лотосы. Дао. Целый вихрь образов. Строцкий устало кивнул, хотя то, что ему сказали, он понял как будто по частям.

—Я вам благодарен, – говорит граф и берёт в руки передачку. Очевидно, что он сделал это неосознанно, всё так же вглядываясь в кипарисовых птиц.

Когда экипаж был освобождён от багажа, Николя неспеша раскуривал сигарету, присев на невыкорчеванный пень. Солнце медленно вытягивалось из-за бледного сумрака, и первые тёплые лучи коснулись его тонких век, позолотив хрупкие ресницы. И тут лучи запропастились, оставив баронета сидеть в холодной синеве. Точно занавес, перед Андерсеном высился юноша из прислуги, загородив солнце.

—Сопроводить вас до почты, — сщурился он, услужливо улыбнулся и затушил огонёк, по робким глазам, кажется, Су И Цина, догадавшись, что тот хотел произнести. Строцкий помнил, что до того, как снова сесть в карету, он предложил свою помощь с поиском почты. Он даже сам не заметил, как эти слова слетели с его губ. — Я помню! Давайте, давайте в экипаж. Мне как раз потом домой через квартал.

 Поправив поводья, кучер вскоре отправился в сторону городского центра. Карета отъехала от поместья, провожаемая взглядами Чжоу У Ян и Су Янь Я. Когда карета полностью скрылась с глаз, госпожа Чжоу и её верная служанка обернулись. От кованых центральных ворот до парадных дверей вела кипарисовая аллея, обрамлённая чайными деревьями. Подъезд был вымощен каменными плитами, между которыми прорезались уже отслужившая за это лето трава и мох. В воздухе порхали аромат кипарисов, умытых ночной влагой, и шлейф чайных кустов, приветственно склонялись горчинка камня и сладость земли. Даже клумбы оживились с приездом новой хозяйки, а зашторенные широкие высокие окна словно загорелись жизнью. Чжоу У Ян посмотрела на их багаж и взяла по чемодану в руки.

—Госпожа, я сама всё сделаю! — Су Янь Я подбежала к хозяйке, но остановилась под мягким взглядом родных глаз.

—Я-эр, когда мы жили вместе с шифу, все дела и поручения мы выполняли вместе. Исключений не было. Считайте с Цин-эром, что сейчас почти те времена. В этой стране нам не на кого положиться, только друг на друга, поэтому идём.

—Хорошо, — кивнула девушка, закинула за плечи широкий узелок, взяла пару чемоданов и пристроилась рядышком. Чтобы перенести весь багаж, придётся возвращаться несколько раз. — Кстати, моя Госпожа, перед отбытием вы писали письмо кому-то из этого поместья. Зачем?

—Это было письмо для графа, у которого приобреталось поместье. В нём была просьба подготовить дом к нашему прибытию.

Су Янь Я моргнула и наклонила голову, не совсем понимая, о чём говорит Чжоу У Ян. Поставив сумки у закрытых на несколько висячих замков дверей, девчушка собралась рвануть за остальными вещами, но была остановлена жестом девы Чжоу, под вуалью коей мелькнула улыбка. Молодая госпожа откинула край тёплой накидки и развязала маленькую расшитую жасмином в цвету сумочку, крепившуюся на поясе. Звякнули ключи. Связка тёмного метала в белых ручках смотрелась необычно и тем привлекала внимание. Су Янь Я, будто под призрачным заклинанием, наблюдала, как один за другим открываются висячие замки, падают к ногам, словно побеждённые воины, цепи, как ключ входит в замок на двери. Под глухой скрип открывшихся широких дверей служанка прикрыла ротик пальчиками и издала вздох удивления от мраморного пола, напоминавшего доску для европейских шахмат, вверх по стенам, переходя на высокий потолок, тянулись удивительнейшие картины. Почти все стены и даже потолок — всё было расписано самыми разными моментами: от западных легенд, греческих, римских, европейских, до привычного и родного, персиковых и сливовых садов, рек с кленовыми листиками-лодками, заснеженных гор, бамбуковых рощ и пионово-глицинивых беседок.

Пока Су Янь Я крутила головой, пытаясь увидеть как можно больше, Чжоу У Ян вошла в холл. Каждый её шаг сопровождался стуком каблучков, разлетавшимся гулким эхом. Госпожа Чжоу провела кончиками пальцев по перилам центральной лестницы, по подоконникам, тяжёлым портьерам, лёгким гардинам, узорчатым подхватам, по стенам с местами отколупившейся краской — нигде не было пыли, каждый элемент декора начищен и отполирован, полы натёрты. За дополнительную плату бывший владелец дома неплохо постарался. Вряд ли семейство Чжоу стало бы подобным заниматься, поэтому благоустройством нового «дома» Чжоу У Ян приходилось заниматься самой и при помощи тётушки. Тётушка, Принцесса 1-го ранга, во многом помогла. Она отправила для них повара, который должен был прибыть в поместье ровно через неделю, позаботилась о том, чтобы к приезду племянницы поместье графа Петрова не выглядело аки «европейский пряник»: выслала ткани и посуду, свитки и вазы, и многое другое. Рассматривая вышитых на тканях штор синиц, милующихся в зарослях белых пионов, дева Чжоу мягко улыбалась. Тётушка со старшим дядюшкой делали всё ради её благосостояния. Вздохнув, Чжоу У Ян собралась позвать Су Янь Я, но девушка ушла за оставшимся багажом, поэтому в скором времени тот весь был перенесён в холл, в конце которого располагались высокие застеклённые двери.

Связка ключей звякнула вновь и двери распахнулись под руками служанки, предлагая насладиться прелестями крытого внутреннего сада, соединявшего оба крыла поместья. Прямо над входом шла лестница-проход, по разные стороны которой виднелся коридор второго этажа. Со стеклянно-деревянной крыши свисали фонари, напоминавшие сказки Шахерезады, которые им в детстве читал Шифу, цветы в подвесных горшках, вьющиеся растения, среди коих было и много лечебных, используемых в медицине, ещё больше растений стояло на полу. Прямо напротив выхода располагалась ещё одна дверь, вёдшая на улицу. Дорожка, начинавшаяся у дверей, петляла между маленькими ёлочками и клёнами, заканчиваясь у оранжереи.

Осматривая оранжерею, Чжоу У Ян с трудом сдерживала своё удивление, пока Су Янь Я восторгалась каждый раз, как видела знакомые и привычные ей растения. Благородная госпожа Чжоу, конечно, знала, что бывший владелец очень любил природу, но и подумать не могла, что до такой степени. Почти всё в этом месте можно было использовать в аптеке, а сколько места-то было для того, чтобы посадить все привезённые ими семена. Если они правильно выстроят стратегию, то аптека «Чжоу» начнёт приносить небывалый доход. Нужно только найти для её подходящее место. Пока младший дядя, Чжоу Чэн Хань*, ныне покойный, жил и работал во Владивостоке, он арендовывал место на рынке, однако Чжоу У Ян подобного себе позволить не могла. Не то чтобы у неё не было на это средств, о нет-нет-нет, её месячного содержания с лихвой хватит, чтобы скупить весь рынок, ещё и останется. Однако, где это видано, чтобы Благородная Госпожа продавала что-то на рынке или позволяла продавать там своим подчинённым? Да подобным она опозорит всех своих предков. Пусть в аптеке «Чжоу» и продаются лекарства для всех, не важно богат или нет, место должно соответствовать статусу. Она — не какой-нибудь горе-травник или торгаш и опускаться до их уровня не собирается, это ниже её достоинства. Даже в их деревнях лекарства на рынках не продают!

—Госпожа, кажется, это здание использовали как склад чая. — Су Янь Я протянула раскрытую ладонь, на которой лежало несколько чайных листьев.

Чжоу У Ян взяла один из листиков и растёрла его в пальцах. Что ж, немудрено, что у графа был склад для чая, раз уж подъездная дорожка засажена чайными деревьями. Наверняка он делал домашний чай для личного пользования. Чжоу У Ян свела брови. Склад для чая не был простым местом, в нём всегда поддерживали соответствующий уровень влажности и температуру, да и строили подобные склады из специальных материалов. Часть аптек в Цзянсу как раз в прошлом являлись складами чая. Глубоко вдохнув, дева Чжоу принялась заглядывать в каждый ящик, постукивать по дереву, оглядывать стол и пустующие полки. Су Янь Я покорно открывала всё, на что только падал взгляд её хозяйки. А сама Чжоу У Ян всё больше и больше убеждалась, что лучше места для аптеки ей просто не найти.

—Я-эр, завтра утром отправляйся в город, найди мастера по вывескам и закажи ему вывеску для аптеки. После этого найди редакцию местной газеты и договорись о размещении двух объявлений. Первое о найме слуг, второе об открытии аптеки. Сегодня 19 сентября, думаю, аптеку можно будет открыть уже 25 сентября. И да, предложи второму вознице, который вёз наши вещи, работу в поместье. За достойную оплату. Так же заедешь сегодня на рынок, купишь припасы и поболтаешь с местными торговцами.

—Лучше всего и быстрее слухи разносятся в гаремах, на рынке и в питейных, — улыбнулась Су Янь Я, закрывая двери склада. — Я помню, что Шифу учил нас этому. Госпожа, у вас будут ещё какие-то распоряжения?

—С этого момента за прислугу будешь отвечать ты. Найди расторопных, порядочных и добросовестных. Наймёшь стольких, скольких сама посчитаешь нужным, — Чжоу У Ян сняла с лица вуаль, завязанную на затылке под причёской, и вдохнула свежий воздух. Определённо, воздух в поместье был чище и свежее. — Только форму им выдашь нашу. Не желаю в своём поместье видеть западную одежду у слуг. Продажами в аптеке займётся Цин-эр. Покои можете занять те, кои захотите, — госпожа Чжоу остановилась на пороге дома и улыбнулась. — Ужин сегодня приготовит ваша Госпожа.

—Моя Госпожа, тогда можно мы с Цин-гэ займём те две одинаковые комнаты на первом этаже, расписанные садами? — неожиданно Су Янь Я остановилась и уставилась на хозяйку широко раскрытыми глазами. — Правда?! Вы правда будете готовить сегодня?! — услышав предупреждающий вздох Чжоу У Ян, означавший, что девчушке надо понизить громкость, служанка извинилась, но скрыть улыбку не смогла. Это был их маленький секрет, что их Госпожа умела готовить и готовить очень вкусно. — Жаль, с нами нет Шифу. Шифу обожал ваши блюда, Госпожа.

Чжоу У Ян опустила взгляд, вспоминая совместные с шифу трапезы. Их Шифу всегда улыбался, какое бы настроение у него не было, когда кушал. Иногда он так её нахваливал, что деве Чжоу кусок в горло не лез. Благородная госпожа закусила нижнюю губу — наверняка их Шифу сейчас очень на неё злился. Наверное, в этот раз он так просто не простит её. Подобные мысли доставляли ей боль, от которой не могли отвлечь никакие дела: не небольшая уборка, не распаковка вещей.

 Чжоу У Ян было всего пять лет, когда её матушка покинула этот мир. Отец очень любил свою старшую дочь, но в силу работы в императорском дворце не мог уделять ей много времени, что развязывало руки наложнице Юань. Незадолго до своей смерти матушка навестила в императорском дворце своих старших брата и сестру, попросив приглядеть за Чжоу У Ян, если с ней что-то случится. Кто бы знал, что слова эти станут пророческими, ведь уже через пару месяцев Госпожи Чжоу не стало. Великий Князь 4-го ранга и Принцесса 1-го ранга взяли на себя почти все заботы с воспитанием племянницы, а помогал им в этом младший брат отца Чжоу У Ян, Чжоу Чэн Хань, ещё в далёкой молодости отказавшийся от притязания на наследование и ставший аптекарем, открывший несколько филиалов аптеки «Чжоу» в разных государствах. В течение двух лет всё было хорошо, но потом начались проблемы. Старший дядя и отец почти всё своё время проводили за работой во дворце, а тётушке пришлось помогать нынешней Императрице разбираться с проблемами в гареме, младший дядя в это время был заграницей, поэтому забота о семилетней Чжоу У Ян ложилась на плечи наложницы Юань, чего никто, за исключением, отца позволить не мог. Выход Великий князь нашёл быстро, решив отдать племянницу и двух её будущих слуг на воспитание и в обучение своему единственному другу и верному помощнику, которому доверял. Этим другом был человек по имени Цзинь Инь Цзи*. Цзинь Инь Цзи был самым младшим ребёнком в семье и самым нелюбимым. Им всегда пренебрегали, его недооценивали и считали бельмом все в семье, хотя тот был не только образованным и разумным человеком, но и очень хитрым и расчётливым. Поначалу Цзинь Инь Цзи не понимал такого обращения к себе, пытался хоть как-то понравиться родителям, старшим братьям и сестре, но потом махнул на всё это дело рукой и убил все родственные чувства к семье. После этого он начал прожигать свою жизнь: выпивал, заигрывал и с девицами и с парнями, мог не ночевать дома. Изначально Великий Князь 4-го ранга в силу своей деятельности познакомился с самым старшим братом Цзинь Инь Цзи, но у них сложились чисто деловые отношения, а вот с самым младшим - дружеские. На военную тему они могли говорить без устали, а ведь Цзинь Инь Цзи было всего 15 в тот год. Они стали единственными друзьями друг у друга, поэтому Князя всегда огорчала и печалила ситуация Цзинь Инь Цзи, но сделать он ничего не мог, до того самого дня.

Когда Цзинь Инь Цзи было 18 лет, Князь вытащил его из очередной питейной и заявил, что пора его другу начать приносить пользу государству в более крупных масштабах, чем обычная его служба Великому Князю, так что стоит ему заняться обучением племянницы его друга и её будущих слуг. Цзинь Инь Цзи к тому времени знал всю историю с семейством Чжоу, но в тот момент подумал, что Князь просто шутит. Однако его друг совсем не шутил и привёл на порог дома молодого господина Цзиня семилетнюю Чжоу У Ян и четырёхлетних Су И Цина и Су Янь Я. Чжоу У Ян до сих пор помнила, как её старший дядя и тогда ещё не Шифу разговаривали в беседке на повышенных тонах. Молодой господин Цзинь кричал, что сам только недавно завершил своё обучение, что он не имеет ни малейшего понятия, как воспитывать детей, что ему нечего им дать, но Великий Князь 4-го ранга стоял на своём. Чжоу У Ян слышала весь их разговор и не хотела обременять совершенно чужого для неё человека. Взяв зонтик она, семилетняя девочка, вышла в сад и протянула его Цзинь Инь Цзи, чтобы на того не попадал дождь, при этом сама она была мокрой с головы до пят, а за ней выскочили Су И Цин и Су Янь Я, которые не чаяли в ней души и обожали с самого детства. Картина была ещё та... Цзинь Инь Цзи в обнимку с бутылками, вымокший, с поехавшей причёской, подолом и рукавами в земле, с красным лицом, потухшим взглядом. И маленькая Чжоу У Ян, которой приходилось одновременно держать над ним зонтик и укрывать своей накидкой Су И Цина и Су Янь Я, державшихся за её юбку. Подняв взгляд на трёх детей, молодой господин Цзинь долго смотрел на них, потом поднялся на ноги, накинул своё верхнее одеяния на них, спрятал всех троих под зонтом и повёл в дом, а на следующий день началось их обучение. Шифу принял их в своём доме, стоявшем на самом краю поместья семьи Цзинь, и с тех пор улыбка стала частым гостем на его лице, как однажды сказал старший дядюшка Чжоу У Ян.

—Госпожа! — раздался крик с улицы, когда Чжоу У Ян спускалась по центральной лестнице, чтобы осмотреть получше кухню, пока Су Янь Я заканчивала с распаковкой вещей.

Из кареты, подъехавшей к самым дверям, выскочил Су И Цин, а на его плечах кто-то находился. И этот кто-то был без сознания. Услышав крик, Су Янь Я тоже выбежала в холл и помогла брату занести молодого мужчину без сознания, после чего заплатила извозчику, накинув сверху за то, чтобы он разгрузил карету, и вернулась обратно в дом, узнавая неизвестного.

 ______________________________________________________________________________

Бэйцзин — название Пекина при династии Цин.

Занхэ — название Шанхая на местном шанхайском диалекте.

Чосон — Корейское государство, существовавшее с 1392 до 1897 года.

Гуйцзи — или «черти», так китайцы называли, и иногда до сих пор называют, японцев. Также встречается «гоугуожэнь»(жители собачьего государства).

Шифу — Учитель, Мастер, Наставник. Тот самый Мастер, который вам всё равно что отец. В данном случае термин обозначает человека, который обучает и боевым искусствам, и наукам.

Танхулу — традиционное китайское лакомство, что-то вроде фруктового засахаренного шашлычка. На заостренном бамбуковом шампуре нанизаны кусочки фруктов или ягод, покрытые сахарным сиропом, что-то вроде леденца с начинкой.

Ма чиу — шарик из сезама – простое, но очень калорийное и невероятно вкусное лакомство. Из теста формируется шарик, покрывается сезамом и обжаривается в масле. Внутри шарика желейная прослойка и сладкий сироп. Также может быть добавлен бобовый джем.

Хайтан — разновидность яблонь.

Цинь — общее название ряда струнных музыкальных инструментов, распространённых в Китае. 

Флейта сяо — традиционная китайская продольная бамбуковая флейта с закрытым нижним торцом.

Эрху — Старинный китайский смычковый музыкальный инструмент с двумя металлическими струнами.

Флейта дицзи — Китайская поперечная флейта с шестью игровыми отверстиями.

Гулунь Гунчжу — переводится как "Государственная принцесса", "Принцесса Гурун" или "Принцесса первого ранга". Обычно это звание присваивалось принцессе, рожденной от императрицы. "Гулунь" на маньчжурском означает "все под небом".

Диюй — он же китайский Ад.

Четверть палочки благовоний — примерно 10-15 минут.

Чжоу Чэн Хань — Чжоу означает «день»,  Чэн – «честный», Хань – «необычный», «редкостный».

Цзинь Инь Цзи — Цзинь означает «драгоценность», Инь – «любить», Цзи – «терновник».

Великий Князь 4-го ранга — он же Гушань Бэйцзи. "Князь четвертого чина", "знамена князя" или "Господь Знамя". "Гушань" ("гусай") на маньчжурском означает "знамя", отсылка к любому из Восьми Знамен.

Император Сяньфэн —правил с 9 марта 1850 года по 22 августа 1861 года.

Император Тунчжи — правил с 11 ноября 1861 года по 12 января 1875 года.

Император Даогуан — правил с 3 октября 1820 года по 26 февраля 1850 года.

Император Гуансюй — правил с 25 февраля 1875 года по 14 ноября 1908 года.

Японо-китайская война — первая китайско-японская война (25 июля 1894 – 17 апреля 1895) - конфликт между Китайской династией Цин и Японской империей главным образом из-за влияния в Корее Чосон.

Великая Цин — последняя империя, включавшая весь Китай. Империя Цин существовала на собственно китайских землях с 1644 по 1912 год с краткой реставрацией в 1917, ей на этих землях предшествовала империя Мин, а сменила её Китайская республика.

Сянъян — городской округ в провинции Хубэй .

Сучжоу — город окружного значения в провинции Цзянсу, расположенный в низовьях реки Янцзы близ озера Тайху. 

Чжоу У Ян — Чжоу означает «день», У – «ворон», Ян – «смело поднять голову», «идти открыто».

Су И Цин — Су означает «искренность», И – «помыслы», Цин – «чистый».

Су Янь Я — Су означает «искренность», Янь – «сиять», «гореть ярким пламенем», Я – « побег», «росток», «всходы».