Сквозь туман в сознание медленно пробивались звуки фортепьяно. Музыка доносилась откуда-то издалека, и невозможно было сказать, насколько давно она начала звучать. Постепенно к фортепьяно добавлялись другие инструменты: стоило лишь обратить на это внимание, и музыканты как будто один за одним выходили из тени, на ходу подхватывая общее звучание. И с каждым новым инструментом музыка звучала все громче, невольно приковывая к себе все внимание. Навязчиво проникая в подсознание, заставляя прислушиваться. А следом за слухом невольно пробуждая и остальные чувства. Ощущение мягкости и тепла. Совершенно непривычного, забытого комфорта.
«Что это… Видимо, я по какой-то ошибке попал после смерти на небеса».
Собственные мысли в голове прозвучали словно чей-то чужеродный голос. Но это ничуть не настораживало и даже не смущало. Открывать глаза не хотелось. Это казалось чем-то бессмысленным, ведь спешить вроде как больше некуда — внутри даже ощущалась некоторая радость от осознания собственной смерти. Печально, конечно, что столь многое было не сделано, да и обстоятельства смерти весьма нерадостные, но ничего не поделать. Если бы он выжил, то, скорее всего, неприязнь к собакам осталась бы на всю жизнь. Да даже сейчас, мысленно лежа где-то на небе, в его голове все еще звучит этот их лай. Ужасный, противный лай, напоминающий о том, что случилось перед смертью.
Лай.
Нет, он действительно их слышит.
«Стоп. Откуда на небе лай?»
Внезапная догадка заставила резко распахнуть глаза.
Стены, потолок, адская боль в плече. Все мысли о рае тут же растворились, словно насмехаясь. Мягкость, которую он принял было за облака, оказалась всего лишь кроватью с чистым бельем и свежим одеялом. Легкое и тонкое, оно дарило то самое забытое ощущение комфорта. Но на этом удивление не заканчивалось. Стоило только оглядеться. Комната, где он очнулся, была достаточно просторной, со строгим, однотонным интерьером. Ничего лишнего, никаких украшений и мелких деталей, кроме разве что картины в тяжелой раме. Заполненная светом, несмотря на зашторенные окна, эта комната как будто была приветом из далекого прошлого. Классическая музыка, стены цвета слоновой кости, хлопковая ткань, тяжелая деревянная мебель. Какое-то смазанное ощущение реальности. До боли в висках.
«Что это за место?»
Стало не по себе. Захотелось встать и свалить как можно дальше, но попытка выбраться из-под одеяла не увенчалась успехом. Левая, рабочая рука только слегка приподнялась и тут же рухнула обратно, протестуя и даря порцию боли.
— Ащщщ…
Схватившись за плечо, он очень вовремя вспомнил о дырке в нем и только сейчас заметил бинт, плотно перевязывающий весь плечевой пояс и заходящий на шею и грудь. Видимо, работа профессионала. А еще юноша внезапно осознал полное отсутствие одежды. Что ж, кто-то явно не просто притащил его сюда, но еще и вымыл, и обработал все царапины и раны. Странное гостеприимство. Если за окном он слышит все тех же тварей, то, возможно, его решили откормить как свинью, чтобы потом устроить очередную охоту этим адским созданиям, чьи голоса то и дело доносятся с улицы, заставляя вздрагивать каждый раз.
«Надо валить».
Выдохнув и собравшись с силами, юноша все же выбрался из-под одеяла, с трудом садясь на край кровати. Немного подумав, он попробовал как-то завязать одеяло вокруг тела, но правой рукой оказалось совершенно неудобно делать что-либо, и, плюнув, просто перекинул ткань через плечо, завязывая узлом при помощи зубов и бесконечного терпения. Своеобразный плащ лучше, чем ничего, выбирать-то все равно не приходится. «Прекрасно. Почувствуй себя первобытным человеком».
Вздох. Придерживаясь за предметы, он, пошатываясь, поднялся, а затем доковылял до окна. Мягкий ковер приятно встретил ступни, удивляя своей структурой, ведь он ожидал, что на полу будет холодный мрамор, а вместо этого пальцы ног утонули в коротких ворсинках. Ноги ныли так, словно ходить никогда не было их главной обязанностью. Видимо, пролежал без сознания он немало, раз мышцы настолько отвыкли шевелиться. Присев на корточки, чудом не теряя равновесия, юноша осторожно выглянул в окно, медленно и плавно отодвигая краешек шторы. Он настолько сосредоточился на этом занятии, что от напряжения стало звенеть в ушах. Страшные картины успели нарисоваться в сознании за этот короткий промежуток, пока он не выглянул на улицу и не… разочаровался.
Пейзаж за окном не был каким-то нереальным или удивительным. Хотя тут, конечно, все относительно, ведь ему привычнее было видеть за окном дома, а не это. Обычная лужайка с совершенно не привлекающими внимания растениями. Окно, оказывается, находится на втором этаже какого-то здания, и внизу под ним мраморная терраса — видимо, там и вход где-то. На террасе стояли каменные скамейки, стол, несколько вазонов с цветами. Все было таким строгим, выдержанным в одном стиле и наполненным воздухом и свободой. Совсем не так, как это бывает в городе. Еще один привет из прошлого. Рядом с террасой носились и играли те самые собаки, пусть в свете дня и на расстоянии они не выглядели столь злобно. Они были чистые, вычесанные и ухоженные, и увидь их кто-то сейчас, вряд ли предположил бы, что они способны загрызть человека. А если смотреть дальше, то за высоким забором вдалеке виднелся лес. И все. Деревья тянулись до самого горизонта, сливаясь в единую массу. Никаких ориентиров, ничего, что могло бы подсказать о географическом расположении этого места. Возможно, следовало взглянуть и из других окон, но, к сожалению, тут оно было всего одно, и то обзор наполовину загораживала стена здания, открывая лишь пресловутую террасу.
— Выискиваешь новое дерево, на котором можно повиснуть? — внезапно донеслось из-за спины.
Этот голос. Он уже слышал его. В ту самую ночь.
Дернувшись, парень резко обернулся, встречаясь взглядом со стоящим в нескольких метрах мужчиной. И пусть сейчас он не был укрыт темнотой, спутать его не получилось бы ни с кем. Высокий, широкоплечий, с тонкими чертами лица и идеальной осанкой, он производил впечатление человека, от которого стоит держаться подальше, а строгость и простота в одежде подчеркивали его статную фигуру, к тому же говоря о неплохом вкусе. Узкий ворот рубашки с приспущенной шнуровкой на груди, узкие рукава с такой же шнуровкой. Подол заправлен в свободные, но идеально подходящие по фигуре штаны. Подол штанин аккуратно собирался, и весь образ заканчивался кожаными босоножками на босу ногу. Немного старомодно, но все же. Даже пучок, в который будто бы небрежно были собраны длинные светлые волосы, казался чем-то удивительным и красивым. На шее у него висела подвеска с клыком, а в ушах было разное количество золотых сережек. Удивительно, но они не выглядели на нем вульгарно, подчеркивая ровный молочный цвет кожи и при этом не шибко бросаясь в глаза на фоне волос. Одного беглого взгляда достаточно, чтобы понять, что именно этому человеку принадлежал этот дом: слишком по-хозяйски он чувствовал себя в нем, слишком уверенно держался. Он смотрел прямо, и его взгляд, казалось, проникал в самую душу. Цвета янтаря, глаза этого человека притягивали, будто бы ловили в плен, заставляя почувствовать себя в ловушке. Цепенеть на месте, вжимаясь в стену и забывая даже о том, как дышать.
— У тебя есть имя, любитель деревьев? — снова нарушил молчание мужчина, так и не дождавшись никаких признаков жизни от рыжего.
— Винсент, — собственный голос прозвучал неуверенно и тихо, ответ сорвался с губ раньше, чем он успел осознать сам вопрос.
— Винсент, — эхом повторил хозяин дома, слегка прищурившись. — Красивое имя. Добро пожаловать, Винсент.
Мужчина отходит к комоду, и невидимая цепь, сковывающая взгляд, тут же исчезает. Резко возвращается способность дышать и думать, становится слышно, как колотится сердце в груди. Все это до жути странно. Ноги перестают чувствовать опору, и Винсент медленно сползает вниз. Сжимается, диким зверем наблюдая за тем, как мужчина открывает ящик и что-то достает оттуда. Он следит за ним, не зная, о чем думать и что говорить. И стоит ли вообще говорить. И зачем он сказал свое имя? Ничего хорошего ждать не стоит, это и так понятно. Парень пытается отвлечься, невольно замечает краем глаза распахнутую дверь и цепляется за нее. Секундная мысль. Успеет, не успеет?
— Время сменить повязку, Винсент, — вновь бросает в дрожь холодный голос.
Не успеет.
Мужчина смотрит на него выжидающе, он держит в руках поднос с бинтами и прочими принадлежностями из аптечки. Снова минутная заминка, блондин кивает на кровать, взглядом предлагая Винсенту присесть, ведь больше в этой комнате не было мебели, на которую можно сесть. И юноша невольно делает несколько шагов в заданную сторону — машинально. А потом резко замирает, мотнув головой, в ужасе отгоняя мысли. «Стоп, не надо слушать его». Он щурится, ободряя себя своей же решимостью противостоять неизвестному монстру. В конце концов, он же не ребенок. И вовсе не собирается трястись от страха.
— Кто вы? Что это за место? Зачем… там в лесу… Что… Почему… Почему я без одежды?
Или все-таки собирается. Потерявшись в собственных мыслях, он с огромным трудом закончил фразу, быстро теряя весь свой запал и невольно кутаясь в одеяло. Делая полшага назад, к окну. Ожидая чего угодно в ответ на свои расспросы: нападения, принуждения, приказа замолчать. Но вместо этого мужчина улыбнулся ему, спокойно пересекая комнату и ставя поднос на столик у кровати.
— Тебя действительно сейчас волнует все это? — он медленно качает головой, снова указывая на кровать, теперь уже рукою. — Бинты. Запомни, Винсент, я не люблю повторять дважды. Сам сменить повязку ты сейчас не сможешь, так же как и покинуть в нынешнем состоянии дом. Будь разумным.
Слова этого человека и правда звучали весьма разумно, вот только слушать его не хотелось совершенно. Возможно, это просто упрямство, а может быть, чувство самосохранения. И он бы с радостью сделал что-то еще, только выбора особого не было. Ведь рука действительно болит, отказываясь подниматься даже на десять сантиметров. Хорошенько подумав, парень все-таки решился подойти. В конце концов, вроде бы он ничего не теряет.
— Молодец. Садись, — мужчина похлопал по кровати рядом с собой.
Винсент поджимает губы, опуская взгляд. Ему не нравится этот тон, хотя в нем нет ни угроз, ни предостережений. Но он снова и снова взвешивает мысленно все минусы и плюсы, прежде чем принять решение. Все то же решение. «Ладно». Он опустился на кровать, старательно не смотря на мужчину прямо, но при этом удерживая его в поле зрения. Напряженный, словно натянутая веревка, с огромным трудом ему удавалось оставаться на месте, ведь машинально хотелось дернуться каждый раз, когда мужчина начинал шевелиться.
— Успокойся. Пока ты ведешь себя хорошо, я не сделаю ничего плохого, — попытался ободрить его этот желтоглазый блондин, развязывая узел на одеяле, чтобы добраться до плеча.
Одеяло упало на колени, укрывая ноги. Винсент вздохнул, здоровой рукой придерживая его на всякий случай. Как-то не шибко обнадеживающе прозвучали эти слова. Он невольно вспомнил о случившемся ночью в лесу, ведь это было последнее, что он помнил. Отчаяние, крики.
— А те люди вели себя плохо? — внезапно решил он подать голос, усиленно смотря на занавешенное окно.
Тонкие шторы из неизвестного ему материала красивыми складками свисали с самого потолка и были собраны по краям строгой лентой. Они выглядели тяжелыми, хотя такими совершенно не являлись, да и света пропускали очень много.
— Мне это неизвестно, — совершенно спокойно ответил мужчина, ловко разматывая бинты.
— Значит, их смерть была просто так… — практически беззвучно произнес Винсент.
Он замолчал, опустив голову и зажмурившись. Отчего-то на душе стало резко очень тяжело, и ни единое слово не хотело срываться с губ. В комнате повисла тишина — мужчина тоже молчал, занятый повязкой. Смотав старые бинты, он стал осматривать рану, и Винсент тоже невольно скосил глаза на плечо, поддавшись интересу. Дырка выглядела… неплохо. Несколько аккуратных стежков и уже схватившиеся рваные края. След был большим, сантиметров пятнадцать в длину. Видимо, нож прошел насквозь, и стежки были с обеих сторон. «Сколько же я был без сознания…» — удивленно подумал Винсент, видя столь аккуратно зашитую рану. Он совершенно ничего не помнил об этом.
— Возможно, останется шрам, но если ты будешь беречь руку и придерживаться схемы лечения, то подвижность и чувствительность вернутся, — тем временем голосом медбрата выдал заключение мужчина.
Выдавив немного мази, он аккуратными движениями принялся обрабатывать шов. Его прикосновения были мимолётными и уверенными, такими же, как слова. И Винсент ни на секунду не сомневался в их правдивости, пусть звучало все это не шибко-то радостно. Когда процедура была закончена, рыжий снова попытался поднять руку, но удалось лишь дернуть пальцами. Волнение и эмоции крайне негативно влияли на способность сосредоточиться в этом нелегком деле.
— Вы врач? — смотря, как накладывают новую повязку, предположил было Винсент, думая, что врач — это не такой уж плохой вариант.
— Нет, — оборвал все мечты и надежды мужчина, не поднимая взгляда.
— Тогда откуда умеете зашивать раны? Или это были не вы? — огорчился немного рыжий.
— Я. Опыт, — было ему коротким ответом.
«Какое красноречие», — со вздохом подумал Винсент, разочарованно отводя взгляд. Первое трепетное впечатление уже рассосалось, и теперь он мог спокойно думать и соображать в присутствии этого человека. И отчего-то складывалось впечатление, что ему можно доверять. Вернее, что он хочет завоевать доверие. Вот только зачем? В ту ночь Винсент видел, как хладнокровно этот мужчина перерезал горло совершенно незнакомому ему человеку. Хотя даже если они и были знакомы, это ничуть не делало бы обстоятельства такими ужасными. Он видел, как неторопливо расхаживал этот блондин среди трупов других людей, раздавая собакам приказы. Видел безумный взгляд, который также заставлял цепенеть и чувствовать приступ ужаса, цепляясь до боли в костях за ветку дерева. Помнил, с какой интонацией он обратился к нему. Тогда, в лесу, он был даже больше в своей тарелке, чем сейчас. Даже не верилось, что это тот же самый человек. С теплыми руками, которые иногда случайно касаются кожи, пока раскатывают новый бинт. Со спокойным и ровным голосом, слегка бархатистым и будто бы успокаивающим. Да и взгляд сейчас у него не был таким безжалостным. Холодным — да, но не безжалостным. Все это не складывалось в общую картину. Что-то было не так. Где-то был подвох.
Но сейчас он был слишком растерян, чтобы предположить хоть что-то или сделать какой-либо вывод. Он просто выжидал. Закончив перевязку, мужчина поднялся, убрал все предметы обратно в комод и вышел из комнаты, сказав напоследок:
— Отдыхай. Вечером, после ужина, я снова помогу тебе сменить повязку.
После этого щелкнул в воздухе закрывшийся замок, и Винсенту не оставалось ничего, кроме как ждать.
Время тянулось чертовски долго. В основном он спал, каждый раз видя тревожные сны и мечась в ужасе по кровати. Ему снилась ночная охота на людей, крики, кровь. Он просыпался в поту, кутаясь в одеяло и в ужасе косясь на входную дверь. Закрыта. И комната кажется ужасно маленькой и тесной. В общей тишине, под далекие звуки фортепьяно и редкий лай собак, он снова проваливается в сон. И так до бесконечности. Вечером мужчина снова появился в комнате, на этот раз с подносом, заполненным едой. Вкусный запах моментально наполнил помещение, и в животе у Винсента невольно заурчало. Сменив повязку, его снова оставили одного, пожелав приятного аппетита. На следующий день все повторилось вновь. Силы возвращались постепенно, и на второй день Винсент уже ходил по комнате более уверенно. Ноги постепенно вспоминали, как ходить, к тому же торопиться было некуда. Он несколько раз выглядывал в окно, но никогда не находил там ничего интересного или нового. Как будто бы застрял где-то вне времени. И чем больше он вглядывался в далекий забор, скрывающий толпу враждебных деревьев, тем сильнее становилось ощущение заточения в клетку. Воспоминания смазывались, и он уже не был уверен в том, что помнит именно произошедшее в реальности. Сознание пыталось восстановиться, оправдывая и сглаживая воспоминания. Говоря о том, что, возможно, в темноте он видел нечто другое. Несмотря на пробитое плечо, он начал думать, что ему все померещилось. И что, может быть, этот человек с блондинистыми волосами вовсе не тот, за кого себя выдает. Возможно, он не такой уж и плохой. А, возможно, и наоборот.
Все эти догадки сводили с ума. В итоге Винсент был уверен в одном: оставаться тут небезопасно и стоит попробовать выбраться. Рискнуть. Ведь он ни разу не видел и не слышал, чтобы в этом доме находился кто-то еще. А значит, есть все шансы вернуть себе свободу, стоит выбраться из комнаты. И вот, на четвертый день, он уже готов был осуществить свой план. Теперь он знал, в какое время ожидать хозяина дома, заметив, что он появляется всегда, как по расписанию. И готовился. Облазив каждую полочку и трещину в комнате, он нашел небольшой нож в том самом комоде и предусмотрительно положил его под подушку. К сожалению, больше ничего полезного не обнаружил, но какое-никакое, а наличие оружия всегда поднимало самооценку и дарило ощущение контроля над ситуацией. Теперь он был готов, и стоило щелкнуть замку в двери, как Винсент занял привычное место на кровати, старательно не показывая собственного волнения.
«Меня не так просто закрыть в четырех стенах и откармливать, как какого-нибудь поросенка…» — подбадривал он себя мысленно, молча наблюдая за уже привычным перемещением человека. С того времени, как Винсент очнулся, они не разговаривали ни о чем, помимо обычных фраз. И сейчас всего лишь коротко поздоровались. Затем мужчина опустился на кровать, развязывая повязку, а Винсент напряженно замер, дожидаясь подходящего момента.
Мысленно все было очень просто. Пара резких движений, и открытый путь к свободе. Нож уже наготове, ждет своего часа всего в паре сантиметров от правой руки. «Чего ты ждешь? — хмурится парень, собирая всю свою решимость в кулак. — Пока жирок на ребрах появится, или когда окончательно свыкнешься с ролью домашнего скота?»
— Быстро восстанавливаешься, скоро можно будет снять швы, — нарушил молчание мужчина, закончив снимать старый бинт и отворачиваясь, чтобы положить его и взять мазь.
«Сейчас!»
Винсент сглатывает, понимая, что лучшей возможности у него не будет. Кто знает, что случится после снятия швов и сколько еще ему торчать в этой комнате, сходя с ума от тишины и классической музыки, играющей где-то в доме? Выхватив из-под подушки нож, он тут же замахивается, не особо целясь. В висках стучит волнение, и нет времени размышлять и думать. Ярость застилает глаза, он сам не видит, куда бьет. А удар приходится по ребрам, нож без особого труда рассекает тонкую ткань рубашки и кожу. Все моментально окрашивая алым. Слишком быстро, чтобы успеть среагировать правильно и трезво. Винсент вытаращивает глаза, глядя на разрастающееся пятно. От вида крови становится тошно, воспоминания вновь накрывают с головой, возвращая сознание в ту ночь. Рука начинает дрожать, и второй удар Винсент наносит уже совсем в темноту. Ничего удивительного, что мужчина без труда перехватывает его руку. Пальцы смыкаются на запястье парня, сжимая с такой силой, что Винсент жмурится и шипит, невольно выпуская нож. Звон упавшего на пол лезвия словно звон лопнувшей надежды.
«Ну все. Теперь мне перережут горло и скормят бешеным псам», — эта мысль даже как-то успокаивает парня. По крайней мере, не нужно будет высчитывать часы и минуты, выглядывая в окно и всматриваясь в горизонт.
— Ты разочаровываешь меня, — разозленный голос мужчины вырвал его из раздумий.
— Я не хочу быть кормовым кроликом… — шипит сквозь сжатые зубы парень, непонятно зачем пытаясь оправдаться.
— Кроликом? Ахахаха!
Винсент замер, обескураженный внезапным приступом смеха. Неприятного, режущего уши смеха, совсем не подходящего для этой ситуации. «Чего смешного?» — растерянно подумал он, но не успел произнести вопрос вслух. Резко дернув за запястье, мужчина роняет его на кровать, заламывая руку и прижимая животом к простыне. Винсент испуганно замирает, ожидая хруста костей, но вместо этого чувствует навалившуюся сверху тяжесть и ноющую, но терпимую боль в плече.
— Если бы я хотел скормить тебя собакам, то не стал бы тратить время на восстановление, Винсент, — произносит наклонившийся мужчина, касаясь дыханием затылка парня. — Я рад, что ты окончательно пришел в себя и нашел силы действовать. Жаль, что действия твои настолько разочаровывающие. Впрочем, я спишу это на волнение. Что ж. Видимо, мы можем продолжить наше знакомство.
Он отпускает руку, и Винсент поспешно прячет ее под себя, давая ноющим суставам вернуться в привычное положение и передохнуть. Но прежде чем он успевает попробовать вскочить, мужчина надавливает на лопатки, заставляя Винсента остаться на месте. Его вторая рука все еще не работает как нужно, ноги свисают с кровати, едва поддерживая опору, и сейчас он чувствует себя абсолютно беспомощным. Какое дурацкое положение.
— Я отвечу на главные вопросы. Мое имя Кондор. Ты можешь звать меня Мастер или Хозяин, — продолжал мужчина, свободной рукой проводя по плечам и шее своего пленника. — Ты находишься в моем особняке, и живым покинуть его не сможешь. Без моего разрешения, конечно. Для того чтобы твоя жизнь продлилась максимально долго и с большим комфортом, придется следовать правилам этого дома. Тут все на удивление просто. Не портить вещи, не бегать по коридорам, не кричать, придерживаться режима дня и основного этикета, не врать, не сквернословить… Но самое главное, что ты должен запомнить и прочувствовать прежде всего, — мужчина снова наклонился, на этот раз прижимаясь всем телом, касаясь губами кончика уха парня и снижая голос практически до шепота, от которого вдоль позвоночника забегали мурашки, — ты должен выполнять все сказанное мною, Винсент. Все. Будь хорошим мальчиком, и мне не придется тебя наказывать.
Смысл этих слов доходил до сознания крайне медленно. Все эти движения, прикосновения, поза. «Чертов извращенец…» — побледнел от ужаса Винсент, осознавая, что стать обедом для собак было не такой уж плохой идеей. Тогда, по крайней мере, он не лежал бы голым в кровати и не испытывал отвращение от ощущения чужого дыхания и губ на своем ухе. Теперь уже не было сомнений в том, что этот мужчина сохранил ему жизнь не просто так, но и не для того, чтобы как-то помочь.
— Убери от меня руки, я не собираюсь быть твоей игрушкой… — прошипел Винсент, изо всех сил пытаясь выбраться из-под мужчины в приступе истерики.
— Да неужели? Ты сам сделал свой выбор. Я предложил тебе легкую смерть, но ты отказался, помнишь? — слащавый голос лишь подогревал отвращение и желание оказаться как можно дальше отсюда.
Винсент мелко задрожал от ярости, прокручивая в голове все возможные варианты. Но пока он думал, как бы выбраться, вес чужого тела внезапно исчез. Кондор, как он назвался, встал и сделал несколько шагов в сторону. Его рваная рубашка вся была в разводах крови, но он был слишком увлечен, чтобы обратить на это внимание. Это читалось во взгляде. Вожделение. Винсент моментально вскочил на ноги, прихватив с собой одеяло и пятясь в дальний угол комнаты. Он все пытался придумать, как же проскочить мимо. Возможно, следует подобрать нож? Или попытаться вооружиться чем-то еще. Вот только чем, и где взять это что-то? «Думай, думай, думай…». Дыхание сбилось, он лихорадочно пытался найти выход, но вместо этого лишь сильнее загонял себя в угол, невольно пятясь к стене. Здоровая рука сжимала одеяло, словно это был самый сильный щит. Последняя защита, что у него осталась.
А Кондор плавно наступал, наслаждаясь каждым шагом. Видя, как быстро сменяются черты лица парня, как он пытается придумать несуществующее решение. Схваченное впопыхах одеяло едва прикрывало его худощавое тело с бледной, практически белой кожей, украшенной яркой россыпью веснушек. Манящих, требующих к себе внимания.
— Вернись на кровать, чтобы я закончил перевязку, и я не сделаю ничего плохого, — попытался предложить устраивающее обоих решение Кондор.
Правда, попытка эта не увенчалась успехом. С каждым шагом расстояние неминуемо сокращалось, но Винсент и не думал возвращаться. Поняв, что никаких вариантов у него нет, он ненавидяще и с презрением взглянул на мужчину. К собственному сожалению, понимая, что, даже если б у него был нож, он едва ли в текущем состоянии смог справиться с этим психом. Ведь этот мужик с янтарными глазами даже порез на собственном теле не заметил. «Может, если потянуть время, он ослабнет от потери крови?..» — мелькнула слабая надежда, но исчезла сразу же, стоило Винсенту присмотреться. В действительности рана выглядела достаточно безобидной. Рваные края рубашки и то внушали больший трепет, нежели сам порез. Едва ли он станет причиной достаточной потери крови. «Ладно, тогда, может быть, если ударить туда. Ударить. Точно, надо ударить». Еще один крохотный шаг назад — и он упирается лопатками в холодную раму от картины. Холодок пробегает вдоль позвоночника. Тупик. Дальше бежать некуда. «Черт!». Сжавшись, Винсент решается на последний рывок. Размахивается, единственной рабочей рукой целясь в ребра мужчины. Отчаянная попытка, которую с такой легкостью блокирует мужчина, что невольно хочется взвыть от бессилия. Уклонившись от удара, Кондор снова перехватывает руку парня, но на этот раз вытягивая ее вверх, прижимая к стене.
— Ааа… — морщится Винсент, вытягиваясь в струнку и вставая на цыпочки.
Кондор оказывается совсем близко. Одеяло, выпущенное из руки, плавно опускается, и теперь взгляд мужчины жадно исследует обнаженное тело. Левой рукой Винсент отчаянно пытается отпихнуть его от себя, но сил хватает лишь на то, чтобы упереться в живот.
— Не сдаешься до конца? — улыбается Кондор, перехватывая и вытягивая вторую руку.
Плечо протестующе ноет, словно его опять проткнули ножом. Винсент жмурится, стараясь не шевелиться, чтобы не добавлять еще больше боли. Кондор сжимает оба его запястья одной рукой, без труда удерживая над головой так, чтобы парень едва стоял на ногах и не мог вырваться. Он смотрит на него сверху вниз, оказавшись выше почти на голову. От него веет жаром и похотью. «Проклятье…». Винсент закусывает губу, из-под рыжей челки смотря на мужчину, проклиная его всеми известными ему проклятиями. Но на Кондора совершенно иначе действует этот взгляд. И лучше бы Винсент не смотрел в его сторону вовсе. Взгляд мужчины, зрачки становятся шире, поддаваясь звериным желаниям, дыхание тяжелее.
— Проклятье… — выдыхает мужчина, свободной рукой беря парня за подбородок и задирая его голову выше, большим пальцем надавливая на нижнюю губу, нежно проводя по пересохшей коже, высвобождая ее из плена зубов. — Ты не оставляешь мне выбора, Винсент. Прости. Придется сделать тебе очень больно.
Приступ нежности был недолгим. Как по щелчку Кондор меняется во взгляде, гораздо быстрее, чем Винсент успевает понять смысл его слов. Пальцы смыкаются на горле, перехватывая дыхание. Парень дергается в панике, хватается за руку, пытаясь высвободиться и вернуть способность дышать, но мужчина тащит его обратно к кровати, не замечая даже эти жалкие попытки. Его движения становятся резкими и порывистыми, а взгляд жестким и беспощадным. Словно это другой человек. Он швыряет парня грудью на кровать, наваливается всем телом сзади. Без передышки снова хватает за запястья, на этот раз заворачивая руки за спину, прижимая к пояснице и заставляя выгнуться. Пробитое плечо протестующе пульсирует, Винсент коротко вскрикивает от боли. Если до этого мужчина вселял страх, то теперь рыжего пробил самый настоящий ужас. Ему не дали времени перевести дыхание. Шорох одежды, впившиеся в бедро ногти, удерживающие в весьма откровенном положении. Винсент не успел даже осознать всего происходящего, как…
— ХАААААААА!
Боль. Весь позвоночник сковало адской болью. Крик заполнил комнату, Винсент сам не понял, как заорал срывая горло. На глазах проступили слезы, а зрение вовсе отключилось. Все сознание заполнилось лишь острой болью, слишком сильной, чтобы как-то справиться с ней. Такое чувство, будто его разрывало изнутри. И чувство это было недалеко от действительности. Кондор долбился в его тело, не жалея ни себя, ни парня. Дискомфорт от совершенно не разработанного входа лишь подливал масла в огонь, окончательно лишая рассудка. Смесь боли и наслаждения вкупе с видом содрогающегося в его власти тела вскружили голову мужчине. Выпустив запястья, он обеими руками ухватился за бедра рыжего, натягивая на себя, не давая дергаться и вырываться. Да Винсент и не особо пытался, оглушенный болью. Единственное, о чем он мог мечтать, — это потерять сознание, но неравномерность движений не позволяли привыкнуть к ним и отключиться. Эта пытка, казалось, длилась бесконечно. И с каждым движением Винсент все отчётливее чувствовал источник боли, как будто от перенапряжения нервные окончания отключались друг за другом. Крик превратился в немые всхлипы, Винсент довольно быстро потерял голос и зажмурился, моля о том, чтобы все закончилось как можно быстрее. Возможно, молитвы его были услышаны, вот только от этого становилось лишь хуже. Более резкие и глубокие движения, словно порка раскаленным прутом, и разрывающая изнутри боль в итоге, когда извергнутое внутрь семя, обжигая, заполнило собой все оставшееся пространство. Гортанный стон Кондора каким-то чудом пробился сквозь пелену боли, напоминая о том, кто обрек его на эту пытку.
Легче не становилось. Даже когда закончились эти толчки. Даже когда источник боли покинул тело. Даже когда обессиленное тело разложили на матрасе, освобождая от любого воздействия и укрывая. Каждый вдох и выдох, каждый удар сердца все еще сопровождался пронизывающей болью. Она пульсировала в висках, растекалась вдоль позвоночника, копилась в крестце и превращалась в абсолютное месиво в районе бедер. Винсент завис в этом состоянии, не в силах пошевелить и кончиком пальца. Он видел лишь очертания, слышал все как в тумане. Тело знобило, пробирало дрожью и мурашками. Ему казалось, что его разорвало на кусочки.
Сквозь это все он почувствовал, как теплая ладонь опустилась на макушку, зарываясь в волосы. Ласково перебирая пряди волос и поглаживая. Винсент тут же жадно вцепился в это единственное приятное ощущение, сосредоточился на нем как на спасительном круге. Мягкие движения, успокаивающие бьющееся в истерике сердце. Затаив дыхание, он по крупицам собрал сознание, сумев, наконец, сфокусировать взгляд и встречаясь взглядом с растрепанным мужчиной.
— Живой? — поинтересовался он все еще низким голосом, заметив осознание во взгляде Винсента. — Вот и славно. Хороший мальчик, отдыхай. Я не буду закрывать дверь в комнату, спускайся, как придешь в себя или проголодаешься.
Он хотел его ненавидеть и проклинать, но на это просто не осталось сил. Ни произнести хоть какой-то звук, ни пошевелиться. Растрепав его волосы, Кондор поднялся и исчез из поля зрения, а, спустя несколько мгновений Винсент услышал, как закрывается дверь, но замок действительно не щелкнул. Видимо, его совершенно не воспринимали всерьез. Хотя как можно воспринять всерьез того, кто решил вернуть себе свободу, а вместо этого позволил себя завалить и изнасиловать, а потом еще и обрадовался прикосновениям к волосам?
Понимание всего произошедшего неминуемо оседало в голове, словно пепел.
«Господи, лучше бы я отпустил руку тогда и сдох…»
Губы задрожали, Винсент с огромным трудом подтянул колени к груди, кое-как сворачиваясь в клубок беспомощности и отвращения к самому себе. Ему было противно собственное тело, мозг отказывался переваривать все, что случилось. Каждое движение отдавалось болью. Он чувствовал себя опустошенным. Выпотрошенным. Грязным. Словно полежавшие под полуденным зноем помои. Хотя ни одной мысли больше сформулировать так и не смог, что не могло не радовать. Уставшее сознание медленно растворялось во всем этом обилии ощущений. Пожалуй, это самое лучшее, что могло сейчас с ним случиться. Уснуть. Просто уснуть.
И, Господи, как хорошо было бы больше не проснуться.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления