Вернувшись в Токио, я сразу же сменил квартиру. Ночь ещё спал в старой квартире, но не выдержал. Все напоминало об Унгей. Аккуратно сложив её одежду, послал посылкой в деревню. Пригодится там и другим жителям.
С тех пор я не касался клавиш рояля.
Прошло около четырёх лет. Каждый год, 5 сентября, я летал в деревню. Женщина та оставила тело зимой от болезни. Меня там мало, кто помнил. Но я приезжал, шел в храм, молился, разговаривал с Унгей, и возвращался на работу в Токио.
Я все-таки поработал в Европе. В тот раз руководство так и не договорились. В этот раз все получилось, и я был непротив. Работа заняла полгода. Опыт получил я колоссальный. Впечатлений тоже было много.
Затем я встретил Миноко. На тот момент все мои отношения уже сильно изменились. С исчезновением Унгей я заново попытался общаться с людьми. Я делал это для неё. Так же, как однажды она нашла меня ради служения богини. Редактор сразу с порога увидел изменения во мне. Обнял и ни о чем не спрашивал. Позже я ему сам просто сказал, что Унгей исчезла. Я стал проявлять интерес к коллегам на работе. Поначалу меня все пугались. Но нашлись пару храбрецов. И за счёт них остальные поверили в мои изменения сердца. Со временем я стал спрашивать впечатление о той или иной фотографии и статьи. Как когда-то слушал я Унгей, теперь слушал коллег. Первые реакции были робкими, в пару слов и взглядом в пол. Со временем они превратились в предложения, позднее даже в открытия сердца. Люди стали открывать мне сердце.
Я не сменил работу. Остался фотографом. Поездки не давали мне погрузиться во внутреннюю печаль и скорбь. Редактор перестал предлагать мне другие должности. Изредка мы вместе с коллегами ходили в кафе. Все были уже семейные люди. Болтали о женах, детях, садиках.
Вот тогда я и встретил Миноко. В кафе около работы делали ремонт, и я был вынужден обедать через дорогу. Долго я привыкал снова к ресторанной пищи. Но и с голоду умирать не хотелось. В первый же день на меня пролила кофе официантка. Будь это шестью годами ранее, я бы, думаю, вызвал начальство. Тут же, я спокойно взял салфетки и вытер пятно на футболке. Меня подкупило в Миноко то, что она извинялась, но я не ощущал от неё ноток унижения. Как обычно случалось, когда человек чрезмерно винит себя. Или боится, что его уволят за проступок. Тут же она тихо извинилась и принесла бесплатно завтрак. С тех пор я стал там завсегдатаем, когда был в Токио. Спустя год я пригласил её на свидание, и мы стали встречаться. Это могло произойти и раньше. Но по работе я почти не бывал в Токио.
Через еще год мы поженились.
А еще через год она умерла. Во время родов. Порок сердца. О котором никто не знал. И лишь когда мне дали читать завещание, я узнал, что она скрыла это от меня. Как она написала, чтобы ощутить нормальную жизнь, нормальную семью. А не болтаться по больницам и не бояться жить.
Так в 34 года я остался с двумя парнями на руках. Двойня. Накоплений у меня было достаточно, чтобы обеспечить себя длинным отпуском, няней и садиком. Но на три года я приостановил поездки на Хоккайдо.
Время летело. Дети росли. Помню, они ни раз будучи уже подростками задавали мне вопрос, почему я не женился еще раз. Мне было трудно им ответить. Про Унгей я никому не рассказывал. Я до сих пор себя виню, что жена умерла, потому что в моем сердце так и осталась Унгей Хасу. Хотя Я искренне любил Миноко. Всем сердцем. Она была потрясающая женщина. Умная, скромная, с чувством юмора.
И все же ни раз я задавал потом вопрос богам, не потому ли они не дали мне семейной жизни с женой, что сердце мое было отдано раз и навсегда другой.
В восемьдесят лет я все-таки вышел на пенсию. Сыновья уже оба были семейными. У каждого было по два ребенка. Пока я работал, я помогал всегда. После своих сыновей, я нянчил внуков. Благо финансов хватало. Помимо фотографии я написал пару книг. Одну из них про Унгей. Я вложил туда все её фото. Даже её родимого пятна. Она дала мне его сфотографировать во время нашего маленького романа. Как и сделать несколько откровенных её фотографий. В книге я описал все, как было. Большую известность книга мне не принесла. Но я не для этого её писал. Больше для себя.
Выходя на пенсию, я знал, чем займусь. Купил хороший внедорожник. И поехал на Хоккайдо. Дом Унгей, конечно же, развалился. Все лето у меня ушло на реставрацию. В деревне осталось всего несколько семей. Все мне не знакомы. Тех, кто знал Унгей, уже там не было. Её ровесники и помоложе уехали в города. Потому я представился уставшим от жизни пенсионером и стал жить. Мое имя никому ничего не сказало, и слава богам. Зато машине были рады все. По расписанию и иногда вне его я возил жителей деревни по делам в город.
Так прошло ещё четырнадцать лет. Сколько было сил, занимался козами и овцами. Каждый год летом приезжали сыновья с семьями. Внуки были в восторге от природы и животных. Сами сыновья с женами тоже отдыхали. Зимой я тихонько гулял, фотографировал, играл.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления