Онлайн чтение книги Неисполненные обещания Broken promises
Глава 4

Прошлое

Браун шел легкой походкой по темным и узким улочкам Тилиаса, насвистывая веселенькую песенку, которую только что услышал по радио в гостях. Мыслями он находился все еще в доме Джонаса Шварца. 

За те пять лет, что они служили вместе, Крейн и Джонас стали не просто сослуживцами. С полной уверенностью Браун мог назвать Шварца другом. И, хвала Пресвятой Родительнице, у обоих хватило ума не испортить отношения интимом. Правда, не потому что не пытались. Одна попытка все же была, почти в самом начале их общения. 

Чуть позже, уже после того как Шварц отблагодарил Брауна за спасение походом в Бани, Джонас пришел в его отсек в казарме и помявшись у порога, без предупреждения кинулся к нему. От такой неожиданной атаки Крейн несколько растерялся, но когда Джонас начал тянуться за поцелуем, неуклюже откликнулся. После неловкой возни с  ремнями и пуговицами все же не сдержались и оба заразительно рассмеялись.

— Плохая идея? — вытирая проступившие слезы, спросил Джонас.

— Ужасная, — честно признался Крейн. — Я так неловко себя чувствую, словно обнимаюсь с младшим братом, которого у меня никогда не было.

— Хорошо, что я не один такое испытываю. Прости, просто хочу узнать тебя получше, но как  это сделать, ума не приложу.

— Может, попробуем вербально?

После это случая тему с интимными поползновениями они закрыли раз и навсегда, о чем оба не пожалели ни разу.

Семья Шварца жила в центре города в трехэтажном небольшом дворце на берегу реки. Его мать в свободное время, которого у нее более чем достаточно, занималась рисованием, имела успех и выставлялась в художественной галерее столицы. Фрау Шварц оказалась маленькой полунимфой, с живыми, блестящими глазами, темноволосой с аристократическими седыми прядями у висков, без определенного возраста. Ей с полной уверенностью можно было дать и двадцать пять лет, и пятьдесят пять. 

Отец Джонаса — герр Шварц — чистокровный аристократ с вьющимися, редеющими, светлыми волосами и бледной с веснушками кожей мог своей осанкой составить конкуренцию солдатам почетного караула. Урожденный герцогом с родословной тянущейся от последних драконов, приходился достаточно близкой родней к императорской семье и с полным правом занимал место в парламенте, но не гнушался зарабатывать на хлеб насущный преподаванием в государственном университете на кафедре политологии.

В первый раз, когда Крейн пришел знакомиться с ними, он естественно нервничал и робел перед такой знатной семьей и если бы не присутствие Джонаса, то вряд ли бы осмелился переступить порог их дома. Но при ближайшем знакомстве выяснилось, что эти Шварцы очень отличаются от тех аристократов, которых нарисовал в своем воображении Крейн. В общении они были очень простыми, без наносного пижонства и снобизма. В их доме часто собиралась очень разношерстная публика. Художники, писатели, студенты, инженеры с заводов. Сами Шварцы придерживались крайне либеральных взглядов, постоянно критиковали новые законы и правительство. 

Когда Крейн впервые услышал эти крамольные разговоры, не на шутку забеспокоился:

— Они не боятся, так открыто выступать против власти? — шепотом поинтересовался у Джонаса.

— Так отец и на заседаниях в парламенте тоже самое говорит, — пожал плечами младший Шварц. — Он уже давно пытается протолкнуть новый закон по послаблению условий жизни илотов, но пока безрезультатно.

— Как тебя в армию-то родители отпустили? Ладно я. У меня других вариантов нет. Но у тебя-то есть  все возможности заниматься, чем хочешь, — все еще удивлялся Крейн.

— По своей дурости, — честно признался Джонас. — Юношеский максимализм вскипнул. Всю свою юность я с отцом спорил, точку зрения отстаивал. И в армию пошел на зло, чтобы ему и себе что-то доказать. Хотя на самом деле я просто самолеты люблю и полеты в небе. А где мне еще дадут со спокойной совестью пилотировать? Но теперь уже все. Больше мне такого не выдержать.

— Почему?

— Потому что я все-таки военный летчик, Крейн. И своей службой помогаю создавать новых илотов для империи. Для меня это все слишком тяжело, да и матушка извелась.

Это было правда. Фрау Шварц каждый раз при любой возможности просила сына оставить службу, а когда узнала, что именно Браун спас Джонаса от гибели в самом первом бою, стала звать его только «душечка Крейн» и относиться как к родному.

В конце концов, Джонас все же оставил военную службу после пяти лет и согласился на работу аспирантом в том же университете, что и его отец. И именно в этот вечер в фамильном дворце Шварцев прошел званый ужин, куда были приглашены их друзья и некоторые родственники.

Когда официальная часть закончилась и все разбрелись по небольшим группкам, чтобы пообщаться в более тесном кругу, Джонас потащил Крейна в сад,  познакомить со своими друзьями. 

Уже на подходе к беседке до Крейна донеслись разговоры на повышенных тонах.

— Да вы хотя бы представляете, что все это прошлый век?! Мы самое последнее государство, которое использует труд илотов! Вся экономика страны построена на их работе и может в любой момент рухнуть.

Зычный, хорошо поставленный голос принадлежал молодой, невысокой полунимфе. Она энергично жестикулировала и возмущенно выговаривала своему оппоненту. Плотная юбка выгодно подчеркивала ее крутые бедра и тонкую талию. Темные, короткие волосы, подстриженные по последней моде, немного растрепались, а скулы покраснели от возмущения. Она напирала на своего собеседника хорошим третьим размером, не давая ему уйти от разговора.

При ближайшем рассмотрении им оказался дальний родственник Джонаса — кузен Диплексий Шварц. Крейну уже посчастливилось познакомиться с этим холеным, всегда гладко выбритым, с иголочки одетым молодым полудраконом. В нем идеально было все. И прическа, лежащая волосок к волоску, и костюм от лучшего портного столицы, и бриллиантовые запонки, и золотые часы, и кожаные ботинки из неведомого зверя, сшитые на заказ. А так же спокойная, уверенная в своей священной миссии, манера нести себя в массы. 

В прошлый раз при первом знакомстве с этим представителем Шварцев Крейн тоже недальновидно вступил с ним в полемику по поводу обеспечения военных продовольствием. И неожиданно оказался в невыигрышном положении. Казалось бы, что военный летчик не знает о своем же собственном снабжении? А оказывается очень и очень много. Крейн не смог привести хоть сколько-нибудь точную информацию сколько килограмм мяса и овощей приходится на одного рядового в неделю, месяц, квартал, год с разбивкой на мирное время и на военное. Не владел данными по количеству топлива, мазута, технического спирта на текущий момент даже в собственном полку! Что уж там рассуждать по поводу сколько требуется мыла и горячей воды, чтобы помыться его эскадрильи.

В тот раз Джонас спас ситуацию, не дал Крейну потерять свое лицо и набить лицо чужое. Позже поведал, что Диплексий бывший отцовский студент и собирается баллотироваться, чтобы стать самым молодым членом парламента в истории.

Так что амбиций у Диплексия были хоть ножом режь, как собственно и высота самомнения. От чего лишний раз пересекаться с этим франтом у Крейна желания не возникало совершенно.

— Вы же образованный гражданин своей страны, — попыталась с другого бока зайти девушка, — вы же понимаете, что строить экономику на одних только илотах — заведомо проигрышный вариант.  Прогресс давно шагнул вперед, и если мы и дальше продолжим цепляться за устаревшие, бесперспективные направления, то итог только один — кризис, дефолт, обесценивание труда и денег.

— Это Кассиопея, — шепотом объяснил Джонас Крейну. — Она у отца дипломную работу пишет. Очень толковая, ярая сторонница аболиционизма — движения за отмену использования труда илотов. Отец прям не нарадуется на нее. Побольше бы, говорит, таких идеологически настроенных граждан и за будущее страны можно не волноваться.

Но позитивного настроя в отношении Кассиопеи другой его родственник совершенно не разделял. Диплексий слегка изогнул верхнюю губу, словно у него под носом было чем-то неприятным намазано, и, превозмогая плохо скрываемое раздражение, с интонацией, с которой разговаривают с маленьким, капризным ребенком, вяло отмахивался:

— Милочка, государство не только берет, оно еще и дает, и очень много. Каждый илот, в какой бы отрасли он не работал, имеет право на лечение, поддержание здоровья, отдых и улучшение своих условий труда. Да, согласен, их рабочая норма несколько выше, чем у свободных граждан Тилса, но это не значит, что условия труда намного хуже. Они трудятся бок о бок и в шахтах, и на заводах. И я совершенно не понимаю вашего, не побоюсь предположить, слишком личного отношения к этому.

— Я правильно поняла, вы были бы не против, чтобы ваш ребенок работал в Банях рядом с илотом, удовлетворяя похоть озабоченных клиентов? — язвительно прищурилась девушка.

— Вот не надо выдергивать мои слова из контекста, — Диплексий нехорошо сверкнул зубами. — В Банях оказывают услуги, чтобы приятно провести время, а как это делается — уже другой вопрос. Там дают возможность отдохнуть уставшим клиентам после насыщенной рабочей недели. И если клиент проявляет интимный интерес к какому-нибудь конкретному илоту, то только от самого илота зависит — сделать следующий шаг или нет. Я знаю много достойных подданных империи, которые пользовались услугами илотов и могу с уверенностью сказать, что это честь даже для любого свободного  гражданина составить эскорт для них.

— «Достойных подданных»? Это кого же вы имеете  в виду? Кто эти так называемые «достойные подданные»? Вы? — Кассиопея стала оборачиваться, спрашивая у окружающих. — Или может быть вы?

Ее яркие глаза с вызовом посмотрели прямо на Крейна. Тот пожал плечами и кивнув, подтверждая ее слова:

— Было дело.  

Тот единственный раз, когда ему повезло воспользоваться всеми предложенными услугами Бань, он помнил очень хорошо, хоть и прошло столько лет. Маленький полуэльф Сиэль иногда и сейчас появлялся в его снах. Там он много смеялся, что-то рассказывал, капризничал, надувал губы, баловался и на утро Крейн просыпался с улыбкой, весь день не проходило хорошее настроение и под ребрами ощущалось что-то теплое и светлое. 

— Ну с вами-то как раз все понятно, — Кассиопея презрительно окинула взглядом его военную форму, единственную приличную одежду Крейна. — Это же ваша добыча, как же не воспользоваться правом сильного.

Брауна даже в пот бросило от возмущения:

— Все было не так.

— А как? — тут же пошла в атаку Кассиопея.

— Это был подарок, Касс, — попробовал реабилитировать его Джонас. — От меня, от моей семьи. Не обвиняй Крейна в чрезмерной развратности. 

— Не ожидала от тебя такого, — нахмурилась девушка и с сожалением покачала  головой.

— Вот еще одно подтверждение того, что работа илотов в Банях — не одно сплошное распутство, — подлил масла в огонь Диплексий, отворачиваясь. — Связь с илотом не считается изменой или какой-либо угрозой для института брака. Жены свободно отпускают мужей в Бани и закрывают глаза на небольшие траты из семейного бюджета. Лучше чистый илот, чем грязная разлучница. Слышали такую поговорку? Поэтому не надо валить все в одну кучу. У илотов каждые полгода медицинское обследования, их снабжают всеми необходимыми медикаментами, средствами гигиены и контрацептивами. Да и обеспечение из благотворительных фондов у них тоже не самые плохие. На каждое заявление, что с илотами плохо обращаются, ведется расследование. Каждый месяц проводят рейды и я лично инспектирую эти заведения, чтобы удостовериться, что граждане Тилса пользуются качественными услугами.

—  Еще скажите «контрольные закупки» проводите, — съехидничала Кассиопея.

— Нет. Не «контрольные закупки», — холодно отозвался Диплексий. — Но вы даже не представляете, какая работа ведется для содержания и поддержания илотов в Банях. Они — государственная собственность, приносящая огромный доход в казну страны. И если от них отказаться, то брешь в бюджете закрыть будет практически невозможно. Так что наличие этого «позорного пятна», как вы выражаетесь, для экономики крайне необходимо. Каждый в Банях находит то, что ищет. И там не только сильный пол услуги получает, и кое-кому точно не помешает туда заглянуть.  

Кассиопея, услышав это, нервно вздохнула, словно воздухом подавилась и покраснела еще больше. Крейн, слушавший Диплексия с нескрываемым интересом, после этой фразы отпрянул. Казалось бы, он ничем не обязан этой незнакомой девушке, но негодование и чужое хамство заставило непроизвольно сжать кулаки:

— Немедленно извинитесь, — гневно прошипел Крейн сквозь зубы, обращаясь к Диплексию.

— Дип, это действительно грубо, — выступил вперед Джонас. — Это мои гости и ты не можешь так обращаться с ними в моем доме.

Диплексий, уже повернувшийся к ним спиной, готовый покинуть их небольшую компанию, остановился, с сожалением выдохнул и развернулся обратно. С трудом сдерживая желание закатить глаза, Диплексий с досадой причмокнул губами и оскалил зубы:

— Прошу простить, что моя необдуманная фраза оказалась неправильно понята. 

Кассиопея окинула его взглядом полным презрения и промолчала, высоко приподняв подбородок.

Диплексий качнул головой, так, что ни один волос не колыхнулся, и, развернувшись на каблуках, направился к входу в парк. Три пары глаз молча и хмуро проводили его спину. Дождавшись пока кузен Джонаса скроется из виду, Кассиопея брезгливо передернула плечами и промолвила:

— Странно, что вы родственники.

— Еще недавно я бы его поддержал, если честно, — признался  Джонас. — Но меня теперь статистикой и хорошо продуманными аргументами не пронять.

— Почему? — поджала губы Кассиопея.

— Потому что, вы, правы, — ответил за двоих Крейн. — Право сильного. Право вмешиваться, навязывать, диктовать и эксплуатировать. К сожалению.

— Не ожидала услышать такие крамольные вещи от военных, — приподняла брови девушка и протянула руку, представляясь: — Кассиопея.

—  Браун Крейн, гауптман первого авиационного полка императорского величества, — он щелкнул каблуками и склонился, чтобы приложиться губами к ее запястью.

— Очень приятно. Джонас про вас много рассказывал, но вот лично познакомиться не довелось. 

Крейн поднял на нее глаза и улыбнулся на эту приветливую фразу:

— Страшно подумать, что он мог поведать обо мне.

— Ничего выдуманного, — приторно возмутился Джонас. — Ты единственный про кого меня постоянно просят рассказать. 

— Было бы что, — смущенно поджал губы Крейн.

К исходу вечера неприятный разговор с Диплексием оказался позабыт. Да и новое знакомство с фройляйн Кассиопеей подняло настроение. Весь вечер он не отходил от девушки, стараясь проявить себя отличным кавалером. Кассиопея в ответ много улыбалась, принимала ухаживания и в конце даже согласилась, чтобы ее проводили до дома.  Поэтому когда Крейн поздно вечером возвращался в свою часть, то легкомысленно насвистывать мотивчик, предвкушая продолжить приятное знакомство с такой интересной и неординарной девушкой.

Дорога к казармам пролегала через район доков, в котором развлекательных и питейных заведений было несчетное количество. Этот район пользовался дурной славой и не беспочвенно. Все торговцы и моряки, прибывающие в Тилиас по реке, после прохождения бюрократических процедур сплошным потоком текли в распростертые объятия баров, клубов и игорных притонов. У кого более-менее водились деньги, предпочитали делать все, то же самое, но только в центре города, так как там и уровень обслуживания был повыше, и вероятность получить перо под ребро ниже. 

Крейн переложил портмоне поглубже, застегнул камзол на все пуговицы, навострил уши и ускорил шаг, рассчитывая проскочить этот участок максимально быстро. Хоть и стояла весна, но с реки все равно тянуло сыростью, изо рта вырывалось облако пара, даже грязь начала пружинить, а не чавкать, потому что немного подморозило. Браун не страдал излишней фантазией, но даже ему чудились неясные тени и приглушенные шепотки в темных переулках.

Неожиданно впереди сумрачную темень прорезал луч света — громко и широко распахнулась дверь в каком-то заведении и оттуда моментально вылетела скрюченная, тощая фигура, которой для скорости придали пинка. Неизвестный растянулся в луже, возле крыльца и остался неподвижно лежать.

 — Пока не приведешь клиента, обратно не приходи, — раздалось из освещенного прямоугольника.

В дверном проеме нарисовалась толстая, обрюзглая фигура, кому вероятно и принадлежал голос.

— Но ведь уже поздно, — промямлил выкинутый и попробовал встать. 

Ноги его не держали, разъезжались в грязной воде, а озноб перетряхивал хрупкие плечи.

— Холодно, — опять попробовал воззвать к совести сидящий на улице.

— Да мне посрать, — рявкнул тот же голос от дверей и с презрением продолжил: — Либо приводи клиента, либо утром я из этой лужи отколупаю твой труп.

Вместо послесловия в грязь полетела какая-то телогрейка и дверь захлопнулась, отрезая свет.  

Крейн застыл, наблюдая эту неприглядную сцену, и уже примерялся, как бы поаккуратней обойти сидящего посреди дороги, пока его не заметили. Промелькнула дурная мысль, что возможно и правда одним трупом этим утром будет больше. 

Парень, не глядя по сторонам, подтянул к груди «царский подарок» в виде фуфайки и прижал ее к груди. Что-то знакомое мелькнуло в этом жесте и Крейн, не помня себя, кинулся на колени прямо в грязь.

— Сиэль? — одними губами прошептал он, разворачивая сидящего к себе лицом.

— Да? — плохо соображая, отозвался парень.

— Сиэль, это ты? — все еще не мог поверить Крейн.

— Герр Браун? — его имя тихим шелестом слетело с обветренных губ и опустилось легким облаком на сероватой коже. — Это правда вы или опять мне кажетесь?

— Пресвятая Родительница, Сиэль, как ты оказался в этом… в этой… — Крейн даже не мог подобрать слов, чтобы описать ситуацию. — Это твоя Баня?

Сиэль нехотя кивнул и с трудом поднялся, да и то только потому что Крейн тянул его вверх. 

— Ты как ледышка. Идем внутрь, — распорядился  Браун, подхватывая его. 

— Не надо, — слабо сопротивлялся Сиэль. — Только не туда.

Но Крейн его не слушал. С легкой ношей на руках он с ноги открыл дверь внутрь и ввалился в освещенный прокуренный коридор. 

— Быстро ты, — в облаке вонючего табака и сладковатой дури послышался насмешливый голос. — А то вечно строишь из себя…

Договорить он не успел. Крейн осторожно опустил Сиэля на пол и схватил за грудки первого, кто поднялся ему навстречу. Им оказалась бесформенная груда жира с остатками мощных бицепсов. Маленькие глазки в панике забегали, когда он разглядел военную форму клиента.

— Ты хозяин этой Бани? — зло прошипел Крейн.

— Ну?.. — слегка неуверенно, но еще продолжая строить из себя властелина мира, отозвался полутролль.

— Быстро мне отдельный номер с душем и накрытый стол. 

— Да нет у нас таких номеров, — растерянно протянул хозяин. — Все в общем зале.

Крейн выглянул в дверной проем за занавеску, которая отделяла коридор, и застыл, забыв от возмущения, что надо дышать. 

Большая комната, в которую даже днем не попадал свет с улицы, потому что отсутствовали окна, была разделена на две части. Прямо посередине стояли длинные каменные лавки. На одной из них двое полухоббитов натирали мочалками толстое и бесформенное тело какого-то клиента, который хватал за бедра худеньких илотов, которые даже если очень захотеть на взрослых не походили, и глумливо хохотал. Вся правая сторона комнаты выложена пожелтевшим кафелем, в которой торчали кривые трубы с душевыми лейками под потолком, а внизу почерневшие сливные решетки. Душевые кабинки ничем не отделялись друг от друга, ни стенками, ни хотя бы шторками.

С левой стороны дело обстояло немного лучше. Несколько кроватей с панцирными сетками и тощими матрасами с протертым постельным бельем изолировались темными, но даже по виду тонкими, полупрозрачными занавесками. Обеспокоенные, встревоженные взгляды хмуро буравили его из-за штор. Здесь были и полуорки, и высоченная полутроллиха, и трое коренастых полугномов, даже полунимфа блеснула своей серебристой кожей. Все осунувшиеся, с серыми  тенями на лицах, и какой-то обреченностью в глазах. «Рабочих мест» Крей навскидку насчитал примерно полтора десятка и, похоже, здесь илоты жили, спали и работали. Характерный скрип пары кроватей и мученические стоны подтвердили его догадку. 

Мимо него на выход прошмыгнул клиент. Престарелый полунимф, скользнул глазами по форме Крейна, стыдливо опустил глаза, ссутулившись, направился к стойке администратора, швырнул деньги и выскочил на улицу, словно боялся, что его кто-то остановит или узнает.

Крейну показалось, что влажность и сырость неприятным грибковым осадком осели у него на кончике языка. Он отодвинулся обратно в коридор, глянул на Сиэля, понуро опустившего голову, на пышущего гневом хозяина, обвел взглядом помещение и заприметил еще одну дверку.

— Что тут? — не спрашивая разрешения, дернул за ручку, за которой обнаружилась лестница наверх.

— Там мои личные апартаменты! — возмущенно взвыл хозяин.

— Плевать, — не поворачиваясь в его сторону, рыкнул Крейн и ухватил Сиэля за руку. — Желание клиента — закон.

— Да что ты себе позволяешь… — попробовал тормознуть Крейна владелец Бани. — Ты хотя бы представляешь, с кем связался?!

— Утром после оказания услуги кое-кого ждет очень серьезный и неприятный разговор по поводу содержания государственной собственности, — оборвал его возмущение Крейн, проталкивая притормаживающего Сиэля.

Хозяин резко побледнел и пошел ярко красными пятнами. Правильно расценив озабоченность бирюка, Крейн добил его приказным тоном:

— Мы наверх, а ты быстро обслужи и организуй стол.

Поднявшись по скрипучей лестнице вслед за Сиэлем, Крейн окинул придирчивым взглядом комнату. Супротив обшкрябанного помещения внизу, здесь было относительно чисто, хоть и захламлено. Уборная отделена от жилого помещения, кровать с толстым и наощупь упругим матрасом застелена светлым бельем. 

— Иди быстрее в душ, отогрейся, — все еще командовал Крейн, открывая все дверцы подряд у шкафчика. — Где тут постельное белье?

— Я сегодня ему новый комплект стелил, — растягивая слова, отозвался Сиэль.

Он не сдвинулся с места, стоял посреди комнаты и неуверенно переминался с ноги на ногу, а когда поднял на Крейна расфокусированный взгляд, Браун резко заткнулся. Пришлось оставить ненужное занятие и подойти вплотную.

— Ты что-то принимаешь?

Сиэль фыркнул, глупо хлопая ресницами:

— А тут можно существовать, не затуманив себе мозги?

— Что за дрянь ты жрешь? — Он в бешенстве поднял его за подбородок, с яростью заглядывая в ссуженные зрачки.

Парень не трепыхался, только пьяно улыбался и медленно моргал.

— Что дают. Рецепт не спрашивал. Это хорошее подспорье, чтобы не чувствовать боли и не понимать, что со мной делают. Да и меньше хозяина видеть тоже вариант.

— Ты так боишься его? — тихо спросил Крейн.

— Мне еще жить здесь… — прошептал тот в ответ.

— Всю ответственность я беру на себя, — отрезал Браун.

— Вы что? Не понимаете? — одними губами прошелестел Сиэль. — Я ведь потом и дня… 

Вместо разговоров Крейн стянул с него потрепанную рубашку, брюки, держащиеся только на ремне, и подтолкнул в душевую. Сам скинул форму и двинулся следом. 

Сиэль понуро ковырял смеситель и только с приходом Крейна  включил воду, подставляясь под тугие струи. Браун присоединился к нему, не жалея используя мыло. 

Крейн решил расспросы оставить на данный момент. Визуализация и без дополнительной информации давала много пищи для размышлений. Стройная фигура у парня превратилась в худую, костлявую, с просвечивающими венками на руках. Позвонки на спине можно было пересчитать, а за острые лопатки и ключицы страшно ненароком зацепиться, чтобы не сломать. Про ноги тем более сказать что-то было сложно: худые спички с острыми коленками. Синяки и ссадины на бедрах красноречиво демонстрировали отношение клиентов к илоту. Как в насмешку против яркого фамильного вензеля Шварцев, которое красовалось над правой бровью, другие две отметки выискались на внутренней стороне бедра — маленькие, размером с одну медную марку.

Отмыв до светлой кожи и растерев до красноты, Браун завернул парня в большое полотенце и на руках отнес на кровать.  

За это время в комнату принесли поднос с едой, но Крейн под страхом голодной смерти не рискнул бы положить эти подозрительные бутерброды в рот или утолить жажду из мутного кувшина. А вот небольшая тарелочка с яркими бусинками-таблетками, наоборот, привлекла внимание. Сиэль тоже заметил маленькие пилюли, потянулся к ним, но тут же отдернул руку, бросив виноватый взгляд на Крейна.

— Что с твоими волосами? — спросил Крейн, роясь в карманах своей формы в поисках шоколада, который всегда носил с собой.

— Штраф за непослушание, — нехотя отозвался Сиэль, дергая себя за короткую, криво остриженную челку.

— Жаль. Они у тебя морем пахнут, — неожиданно даже для самого себя признался Браун. 

Парень как-то странно посмотрел на него, нахмурился и сжал губы:

— Чем еще нас можно запугать или чего-то лишить? У нас же ничего нет.

— И что ты пытался сделать? — протягивая плитку шоколада, поинтересовался Крейн.

— Обязательно отвечать?

— Просто хотелось бы узнать, что такого можно сделать, чтобы полуэльфу отстригли волосы.

— Приставал к прохожим, — Сиэль опустил глаза и зашелестел оберткой плитки.

— Ты? Приставал? — опешил Крейн. — Зачем?  

— Искал кое-кого. Понятно? — парень поднял подбородок.

— Кого? — все еще тупил Крейн.

— Вас! — с вызовом выкрикнул Сиэль. — Вас я искал! Увидел военных в форме и подошел к ним спросить, знают ли они Крейна Брауна славного летчика, освободителя Доара, офицера авиационного полка всея империи Тилс!

В гневном крике стали примешиваться истерические нотки и закончил Сиэль, высоко подвывая и хрипя от нервного срыва, комкая в руках растаявший шоколад. Крейн подскочил, сграбастал парня в одеяле, крепко прижимая к себе, не замечая, что тот пачкает его темными сладкими разводами. 

— Я вас искал! В каждом прохожем! В каждом в военной в форме! Чтобы спросить, зачем вы так со мной?! Зачем?! Я ведь ничего вам не сделал? Я и так весь с потрохами принадлежу этой стране! У меня нет и не будет другого будущего, кроме как сдохнуть под вонючей, потной тушей очередного клиента!  

Крейн держал Сиэля, дожидаясь, когда закончится его истерика, чтобы попробовать, наконец, поговорить без этих зашкаливающих эмоций. Парень вырывался, отбивался, брыкался, но когда почувствовал, что его не отпускают, взвыл в голос, рыдая и судорожно всхлипывая:

— Я ведь ст-тарался… Я, правда, пытался  принять свою у-участь и смириться с ней! — царапая свое горло и икая, причитал  Сиэль. — Знаете, чт-то говорил отец, когда я был маленький? «Ч-чем бы тебе не п-пришлось заниматься в б-будущем, когда вырастешь, делай это добросовестно, с д-душой». И я даже п-пробовал…

Надрывные рыдания перемешались с истерическим смехом, Сиэль уже не сдерживал себя — все, что накопилось в его душе, все выплеснулось на Крейна, оглушая и дезориентируя неприкрытой истиной. 

— С д-душой… Я п-пытался найти уд-удовлетворение от того, что со мной д-делают. И вот… вот н-неожиданность! Не… не п-получилось…

Судорожные всхлипы постепенно утихали, худенькие плечи  сотрясались. Истерика перешла в стадию рыдания. Брауну редко, но все же приходилось сталкиваться с эмоциональными истериками. Обычно в лечении помогала хорошая затрещина и громкий окрик в лицо страдальцу. Этот случай был явно из другой категории. Поднять руку или даже сказать что-то резкое в данной ситуации явно не поможет. Парень и без того не производил впечатления, что справится с грубым отношением. Поэтому Крейн молчал, чувствуя, как тощая фигура в одеяле постепенно успокаивается, а вот его самого начало потряхивать от всего увиденного и услышанного.

Сиэль, наконец, успокоился и попробовал, отодвинулся от широкой голой груди Брауна. Но попытка не увенчалась успехом, Крейн все так же крепко держал его и тихо забормотал в стриженную макушку:

— Скажи мне, пожалуйста, объясни, как я мог испортить твое пребывание в Банях? Я ведь сделал самую лучшую рекомендацию, проплатил самый известный вензель на самом видном месте, — он приподнял его за подбородок и отодвинул волосы со лба, открывая знак семьи Шварцев. — Чтобы тебе нечего было скрывать, чтобы всем сразу было видно, что ты — дорогое удовольствие. Да к тебе в очередь должны были выстраиваться, чтобы…

— Вот именно, — отрешенно прохрипел Сиэль. — Они и выстроились, они и желали,  они и требовали. Да только дать им я ничего не мог. Совсем. Ничего. Абсолютно ничего. И после этого меня передавали из одной Бани в другую. С каждым разом статус Бани был ниже, клиенты менее требовательные, а условия хуже. И вот я здесь. В этом месте, где следующий пункт только улица и крематорий.

— Сиэль, — горло у Крейна резко сузилось, сказать что-либо стало невозможно. — Сиэль, прости меня. Я не знал…

— Никто не знал, — обреченно выдохнул парень. 

— Рассказывай, — потребовал он, усаживая его удобней на коленях.

И Сиэль рассказал. 

Он говорил тихо, только чтобы Крейн услышал, долго, так что голос начал немного сипеть, а Браун слушал, покрывался холодным потом и скрежетал зубами от бессилья. 

С самого начала к Сиэлю отнеслись с должным уважением и даже немного поощряли, давая возможность самостоятельно выбирать клиентов для обслуживания в СПА. Но потом, видя, с каким недовольством, уходят посетителя, начали притеснять и штрафовать за плохо выполненную работу. Но самое печальное во всем этом было другое. Местные фавориты-илоты, которые видели в нем угрозу своему и без того шаткому положению, строили козни, подставляли исподтишка, а иногда и в открытую. 

Сиэль пытался договориться, объяснить, старался подстраиваться под чужие порядки, но все же не справлялся. И за пять лет скатился из самой привилегированной Бани в этот полуподпольный притон.

В конце повествования он отодвинулся от Крейна, натянул повыше одеяло на плечи и понуро уставился на свои руки все еще измазанные в шоколаде.

Браун виновато глянул на него. Кто мог представить, что казалось бы доброе и бескорыстное дело повлечет за собой такие ужасные последствия. Молчание, пропитанное отчаянием и безнадежностью, заморозило желание общаться, оно тяготило, давило, не давало вдохнуть полной грудью. Браун отвел взгляд и, чтобы хоть чем-то занять руки, потянулся за своей формой.

— Уже уходите? — слишком поспешно и испуганно вскрикнул Сиэль.

— Нет. Нужно китель почистить.

— Помочь?

— Хочу, чтобы ты поел и поспал.

— Не уйдете? — все еще не верил Сиэль.

— Не уйду, — качнул головой Крейн.

Парень неуверенно, не очень удобно прилег на подушки, все еще не отрывая от него строгих глаз. Крейн нашел вешалку, щетку и пристроил свою форму на открытой двери уборной. Здесь было удобней: и вода рядом, свет подходящий. Сиэль за его спиной шелестел оберткой от шоколада, и Браун чуть расслабил плечи. Это конечно не полноценная еда, но все же лучше, чем повседневная пища в этом притоне. 

Закончив с формой, Крейн повернулся назад.  Сиэль, закопавшийся в складках одеяла, сладко посапывал. Весь перемазанный шоколадными разводами, вытянув руку в сторону с зажатой пустой оберткой. Если бы не окружающая обстановка, Крейн бы умилился и тихонечко вышел, чтобы не мешать парню полноценно отдыхать. Но ситуация явно не способствовала таким идеям.

Крейн включил прикроватный ночник, убрал яркий верхний свет и занялся скинутой в одну кучу одеждой илота. Отчистить неочищаемое оказалось сложнее, но опыт, приложенные усилия, щетка и вода, сделали свое дело — одежда Сиэля теперь не походила на комок грязи.

Закончив с чисткой, Крейн  намочил полотенце и осторожно присел на край кровати. Вытянул из ослабленных пальцев обертку и провел влажной тканью по руке. Сиэль даже не пошевельнулся, только чуть нахмурил брови и причмокнул губами. Осмелев, Крейн вытер шоколадные разводы с руки и лица парня, старательно избегая зацикливаться на щемящем чувстве в груди.  Откуда-то появилось непреодолимое желание сграбастать вот это вот сонное и беззащитное создание в одеяло и утащить, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого паршивого места. 

Положив полотенце рядом с кроватью, Крейн аккуратно приподнял одеяло и пристроился рядом, старательно избегая хоть чем-нибудь потревожить чужой сон. Лицо у илота во сне показалось еще более мальчишеским, чем он его увидел в первый раз. Скулы заострились, губы расслабились, чуть приоткрылись, обнажая белые зубы, морщинка между бровей разгладилась, заостренные ушки порозовели, просвечиваясь на свет ночника.  Сиэль пошевелился, как-то плавно скользнул и чуть ли не полностью расположился на Крейне. Браун подсунул руку себе под голову и уткнулся носом в стриженую макушку: «А ведь и правда морем пахнет». 

Спать не хотелось. Его еще потряхивало от истории рассказанной Сиэлем и от бессилия что-то поменять хотелось орать раненым орком, но все же рационализм взял свое. Крейн применил военную стратегию и прикинул приблизительный план действия, просчитал слабые и сильные стороны предполагаемого противника. Вспомнил все, что знал об илотах, о той новой информации, которую рассказал Диплексий. Картина вырисовывалась неприглядная, но, если действовать нахрапом, с наглостью, то вероятность вытащить Сиэля из этой истории с минимальными потерями вполне реальная.

«Странно все это,  — подумал Крейн, расслабляясь и прикрывая глаза. — В жизни ни за кого так не переживал как за этого практически незнакомого парня».

Утро встретило Крейна осторожным копошением под боком. Приоткрыв один глаз, он с умилением наблюдал, как Сиэль аккуратно, стараясь не разбудить, сползает с него, при этом еще и пытается прикрыть утренний стояк. Решив еще немного попритворяться спящим, Крейн успокоил дыхание и прислушался к ощущениям.

Сиэль прилег рядом, посопел и легонько приподнял одеяло, заглядывая под него. Крейн собственно даже на ночь не стал заморачиваться с нижним бельем, поэтому удовлетворенный выдох воспринял как положительный отзыв и его нижняя часть непроизвольно предвкушающее приподнялась.

— Вы же не спите? — шепотом спросил Сиэль.

— Нет, — не открывая глаз, твердо отозвался Браун. — Ты сам-то выспался?

— Да, — чуть помедлив, отозвался парень. — Первый раз за долгое время.

— Послушай, Сиэль, — Крейн повернулся к нему боком и перешел на деловой тон, — есть у меня одна идея… Что из этого получится, не знаю, но устроить твоему хозяину веселенькую жизнь могу.

— Мне не нужны неприятности, — поднял на него глаза Сиэль.

— Ему не до тебя будет, — вставая, оскалился Крейн.

— Стойте, — ухватился за него Сиэль. — Вы собираетесь вот прям так уйти?

Браун несколько растерялся:

— А что ты хотел со мной еще что-то обсудить?

— «Обсудить»? Нет. «Проверить» — да.

— И что же? — приподнял брови Крейн.

Сиэль встал на коленки, положил руки ему на плечи. Нежно провел по накаченным грудным мышцам, задевая большими пальцами темные соски. У Брауна непроизвольно сбилось дыхание и он закусил губу. Парень с нескрываемым интересом и удовольствие оглаживал его плечи, руки, шею, скользнул кончиками пальцев по бровям, провел по шершавым от утренней щетины скулам и подбородку. Осмелев, прижался животом к голому торсу Крейна и нежно потерся, ласково соприкасаясь кожей. 

— Ты что делаешь? — стараясь говорить ровно, поинтересовался Крейн.

— Хочу знать, не показалось ли мне в первый раз, — Сиэль поднял на него влажный взгляд и непроизвольно облизнул губы. 

— Что? 

— Кое-что. Долго объяснять.

Сиэль потерся кончиком носа о затвердевший сосок и слегка коснулся его языком.

Этого хватило, чтобы Крейн забыл все свои благие намерения. Он схватил его за плечи и опрокинул на развороченную кровать. Оглаживая худенькое тело, просунул колено между его ног и закинул бедро парня на себя. Скользить большими ладонями по спине, пояснице и ноге показалось самой простой и нужной лаской в этот момент. Правда, еще хотелось до зубного скрежета целоваться. Сиэль, похоже, разделял его желания. Он приглашающе приподнял ногу, открывая себя полностью, и уткнулся в шею, выцеловывая все до чего мог дотянуться. Крейн скользнул рукой между ягодиц, чуть надавил и услышал несдержанный выдох Сиэля. Илот сзади оказался мягким, податливым, он терся лицом, животом, задевая сочившейся головкой и оставляя влажный след. Первым не выдержал и скользнул вниз, насаживаясь ртом на твердый член Крейна. 

Браун застонал сквозь стиснутые зубы и потянул его бедра ближе к себе. Одну руку опустил Сиэлю на затылок, контролируя  глубину, а второй все еще продолжал дразнить сзади. 

Сиэль водил руками по его бедрам, закатывал глаза, причмокивал и урчал от удовольствия, казалось, что ничего лучшего в жизни не чувствовал. Подняв хмельной, шальной взгляд, резво оседлал крепкие бедра полуорка. Заскользил, прикусив нижнюю губу, старательно изображая толчки, и откинулся назад, демонстрируя себя во всей красе.

Крейн перехватил его поперек поясницы и опустил свою голову, стараясь дотянуться до паха. Сиэль чуть приподнялся и его член тут же ловко уткнулся в приоткрытый рот Крейна. Браун облизнул розовую головку широким языком, помогая себе рукой. От этой простой ласки илота подбросило, словно электрический разряд прошелся вдоль позвоночника. Крейн, видя такую искреннюю реакцию, продолжил вылизывать его от поджавшейся со светлым пушком мошонки до уздечки, с удовольствием следя за реакцией.

Сиэль опустил руки на темную макушку и с упоение начал трахать его рот, уже не сдерживая стонов. Крейн чувствовал, как член во рту напрягается, сочится и уже готов излиться, но илот сам остановился и, повернувшись к нему спиной, встал на колени.

— Только не жалейте меня, — пробормотал он, уткнувшись лицом подушку.

Браун несколько растерялся, замешкался, но подхватив презерватив со стола и раскатав резиновую защиту, по-собственнически ухватился за тощие бедра илота. Первые толчки шли туговато, а потом стало просто не остановиться. Сиэль под ним извивался, стонал, подмахивал, а когда перестало хватать воздуха, сам перевернулся, широко разведя ноги. 

— Сильнее! — рыкнул он и демонстративно ударил кулаком в грудь Крейна.

Брауна не стоило долго уговаривать. Он поднажал, чувствуя, что подголовник кровати скоро пробьет дыру в стене. Даже пришлось положить ладонь Сиэлю на голову, чтобы тот не касался твердой поверхности. Крейн вбивался, вторгался, двигался с таким чувством, что это первый и последний секс в его жизни. Илот выгибался под ним, упираясь пятками и макушкой, хватаясь за свою грудь, шею, оставляя длинные красные полосы.

Браун с силой провел по животу Сиэля вверх по ребрам, груди, шее и илот поймал его пальцы, со стоном удовольствия втянул в рот. На какое-то мгновение Брауну показалось, что в горле и груди у Сиэля что-то засветилось, но решил, что это ему все мерещится из-за оргазма, который в любой момент грозился накрыть с головой. Илот кончил первым. Его несколько раз тряхнуло, и с каждым толчком Крейн чувствовал, как становиться влажно между их зажатыми телами. 

Сам Браун стянул презерватив, раздвинул шире ноги Сиэля и кончил на растянутый анал. И с каким-то самодовольством провел чувствительной головкой, растирая свою сперму по мошонке и по не сужающемуся анусу. 

Ноги ослабли, подрагивали, и он рухнул рядом на кровать, судорожно хватая ртом воздух, уставившись невидящим взглядом в потолок, как и Сиэль. Давненько его так не накрывало, чтобы в голове остался один пустой белый шум.

Илот очнулся первым — отдышался, не торопясь поднялся, и, пошатываясь, прошел в уборную. От звука душа Крейна как подбросило, словно паникой накрыло. Он  подскочил и рванул следом. Цель была достигнута мгновенно: зажать мокрого, скользкого, хихикающего парня в угол кабинки и как следует пообжиматься, чтобы заставить илота еще разочек кончить просто от рук и языка. 

Расставаться не хотелось. Оба знали, что за этой дверью ждет суровая действительность, от которой не спрятаться, не скрыться по чужим апартаментам и Баням. 

Одевались неспешно, путаясь в рукавах и штанинах. Сиэль благодарно хмыкнул, глядя на свою отчищенную одежку, тщательно пригладил растрепанные волосы и помог застегнуть китель на Крейне. С силой провел по плечам, смахнул невидимую пылинку и натянуто улыбнулся. Глаза влажно поблескивали, губы мелко подрагивали, а ноздри нервно втягивали воздух, словно старались вдохнуть поглубже.

Крейну тяжело  было смотреть на него, но и оторвать взгляд тоже не мог.  

— Не принимай больше эту дрянь, — кивнул он на яркие таблеточки, сиротливо лежащие на тарелке, и подбадривающе подмигнул напоследок. — И запоминай, все, что я сейчас буду говорить.

Сиэль поджал губы, нахмурился и напряженно кивнул. Крейн прижался губами к его виску и начал тихо говорить. Рассказал все, что знал, о чем слышал краем уха, о догадках и предположениях, о последующих действиях и перспективах. Сиэль застыл как изваяние, боясь вздохнуть и что-то пропустить или неправильно запомнить. 

— Понял? — нехотя оторвавшись от теплого виска, спросил Крейн, поднимая Сиэля за подбородок.

— Да, — сосредоточено кивнул илот.

— Идем.

Илот чуть замешкался, с отчаянием глядя на Брауна. Парень боялся, его потряхивало от предстоящих событий, и от этого взгляда, пропитанного надеждой, невысказанной болью, с которым он смотрел, у Крейна подкашивались колени.

— Я знаю, что страшно, — правильно поняв его растерянность, нахмурился Крейн. — Но, если ничего не делать, будет еще хуже. А хуже у тебя уже было. Не так ли?

Сиэль сглотнул вязкий комок в горле, опять посмотрел на Брауна, что у того опять сердце защемило, сжал челюсти и смело шагнул следом за ним.

Спустившись вниз, их, как ни странно, встретил только один хозяин, который, уперев  руки в боки, таращился из-под кустистых бровей с нескрываемой неприязнью. Остальные обитатели Бани, боязливо выглядывали из-за шторки. «Ну еще бы им меня не опасаться, — рассудил Крейн. — Сначала довел несчастного илота до истерики, а утром оприходовал до криков на всю Баню».

Браун подошел к столу, на ходу доставая портмоне, с удобством устроился  на стуле для посетителей и выложил всю бумажную наличку, которая у него была. От количества купюр, появившихся на обшарпанным столе, у хозяина алчно загорелись глаза и Крейн правильно рассчитал, что сейчас он заплатил намного больше, чем принято в этом «злачном» месте.

— Желаете отблагодарить илота за работу? — с трудом добавляя меда в голос, прохрипел полутролль.

— Желаю, — не глядя отозвался Крейн. — На любом плече поставьте вензель, какой Сиэль сам захочет. А еще желаю узнать, кто руководит этим местом?

— Ну я, — еще не понимая, буркнул тот.

— Замечательно. А еще мне нужен лицензионный номер заведения, за кем оно зарегистрировано, кто его инспектирует и когда последний раз проходила проверка.

— Что? — опешил хозяин.

— Я нечетко выразился? — поднимаясь во весь рост, с издевкой поинтересовался Крейн и привычно по-военному рявкнул. — Когда и кто давал лицензию на существование этого вертепа?!

Но прожженного владельца такие нахрапистые клиенты не особо впечатляли. Драть глотку и сыпать угрозами он мог не хуже генерал-майора первого авиационного полка. Стоящий рядом Сиэль бледнел, краснел, шел пятнами и с тоской поглядывал на шторку, за которой прятались остальные илоты.

— Я найду на вас управу! Где данные по санобработке?! Где результаты последнего медобследования?! Здесь Баня, а не публичный дом! Илоты не  проституты и не могут выходить ночью на улицу в поисках клиентов! Клиенты сами должны приходить сюда и платить за услуги по прейскуранту! И не в одном прейскуранте нет статьи по удовлетворению похоти! Это только на добровольной основе. А я что-то не замечаю, чтобы у здешних илотов вообще хоть какой-то выбор есть! — орал Крейн, когда все же разжился информацией, кому принадлежит это заведение. — Я специально каждый день буду приходить, чтобы удостовериться, что с государственной собственностью обращаются должным образом! 

При этих словах Сиэль встрепенулся, поднял на него счастливые глаза. Заметив это, Крейн даже споткнулся на полуслове. 

— Ну раз уж вы, как клиент, получили все возможные услуги, которые предоставляет мое скромное заведение, то может уже оставите нас? — ревел в ответ владелец. — Или мне позвать полицию, чтобы вас выставили отсюда и сообщили на службу, как и где проводит свободное время защитник Тилса?!

— Отличная идея! — взорвался Крейн. — Заодно сообщим, что тут в качестве приправы всем предлагают дополнительные стимуляторы!

— Это витамины!

— В это я поверю только после экспертизы.

— Уж поверьте, любая экспертиза покажет, что это только витамины, — с видом оскорбленной добродетели полутролль сложил руки на груди и отвернулся, заканчивая разговор.

Спорить и сотрясать воздух уже не имело смысла. Крейн опять повернулся у Сиэлю, щелкнул каблуками, кивнул головой, прощаясь, и вышел из этого сомнительного заведения.

Не успев спуститься со ступенек, как его тормознули, хватаясь за рукав. Крейн нехотя повернулся, уже приготовившись к очередному скандалу, но сзади оказался смущенный Сиэль, который тут же его отпустил и, заикаясь от волнения, спросил:

— Это правда?

— Что?

— Что вы приходить будете каждый день?

— Да, я же обещал.

— Прям каждый-каждый день?

— А в чем проблема?

— А денег хватит? — с сомнением склонил голову илот.

Крейн засмеялся и щелкнул парня по носу:

— Ты чего там себе напридумывал? Я буду приходить, проверять, как изменились твои жизнь и условия. На ежедневные подвиги, как сегодня ночью, у меня действительно ни денег, ни здоровья не хватит, да и мыться в этих условиях не рискую.

Сиэль потер свой нос, стараясь скрыть счастливую улыбку, и поднял на него восторженные, лучистые глаза.

— Я буду ждать, — прижимая руки к груди, прошептал он.  

Брауна слово контузило на какое-то мгновение и в очередной раз дезориентировало. Показалось, что этот взгляд прострелил  мозги и застрял где-то в районе затылка. 

Сиэль расхрабрился, привстал на цыпочки и прижался влажными губами к его скуле, зардевшись от смущения. Крейн, проглотил вязкий комок в горле,  опять отдал честь и нехотя двинулся по утренней прохладе в сторону казармы. 

Стараясь вернуть душевное равновесие, он попробовал посмотреть на ситуацию со стороны. Браун прекрасно отдавал себе отчет, что и полиция, и местные проверяющие хорошо прикормлены этим владельцем Бани, поэтому сцену с праведным возмущением всерьез никто не воспримет. Оставалось единственное, на что он рассчитывал, так это на слова Диплексия. В администрации города однозначно должен быть отдел, занимающийся проверкой работы Бань. Навести бюрократов на этот притон — просто святое дело любого добропорядочного гражданина.

С этим позитивным настроем Крейн вошел в ворота своей части и тут же попал в водоворот из тарахтящей техники, орущих командиров и бегающих, выполняющих приказы, служивых.

— Где ты шляешься? — рявкнул полугном командир оберст-лейтенант Криан, выросший  как из-под земли.

— Только что пришел с увольнительной, — отрапортовал Браун и, обводя окружающих рукой, спросил: — Что происходит?

— Передислокация у нас. Внезапная. На север, на твою историческую родину, кстати. Там соседи в Тролдэш совсем страх потеряли. Отправляемся туда в срочном порядке держать границы. Так что быстро собрался и двигай к транспорту, поедем на аэродром к самолетам.

— Подождите, — оторопел Крейн, — мне срочно нужно позвонить. У меня тут дела…

— Ты в своем уме, Браун! — гаркнул Криан. — Схватил личные вещи и быстро в машину! На все пять минут! Да и не даст тебе сейчас никто звонить! 

Прооравшись и видя, что его подчиненный все никак не может взять в толк, что происходит, добавил уже мягче:

— Ты что, не понимаешь? Мы в шаге от полноценной войны. А северные тролли не южные эльфы. В Тролдэш технологии не хуже наших, если не лучше. Там и образование, и медицина на очень высоком уровне. Они так просто не сдадут свои позиции. 

Дождавшись, когда Крейн заторможено кивнул головой, подтверждая, что воспринял информацию, командир подбадривающе хлопнул его по плечу и побежал в сторону штаба. Браун словно очнулся, быстро рванул в сторону казармы, и, ворвавшись в свою комнату, не разбирая, все, что влезло, покидал в рюкзак. Достал листок бумаги и быстро-быстро настрочил письмо Джонасу. Объяснил ситуацию с Сиэлем, добавил все данные, которые знал, и, запечатав послание, с тяжелым сердцем направился в штаб. 

Волна суматохи, нервных окриков, телефонных звонков и беготни из кабинета в кабинет затопила нехорошим предчувствием мгновенно. Найдя адъютанта-секретаря, попробовал достучаться до него:

— Здесь письмо, которое нужно обязательно передать в город. Ты понял меня? Куда положить, чтобы забрали? 

Молодой штабной лейтенант, не отрывая трубку от уха и что-то сосредоточенно строча в журнале, неопределенно махнул рукой в сторону огромного стеллажа, занимающего всю стену. Браун подошел к нему и завис, скользя взглядом и читая надписи на ячейках. Задача оказалась сложной. Без подготовки найти нужный  отсек оказалось затруднительно.

— Браун! Ну ты скоро?! — рявкнул пробегающий мимо Криан и Крейн втолкнул свое письмо в переполненную ячейку, подписанную как «Гражданские».

Выскочив во двор, Браун чуть ли не на бегу запрыгнул на подножку проезжающего мимо грузовика и перекинул ноги в кузов к таким же обеспокоенным и встревоженным пилотам своей эскадрильи.

С беспомощным отчаянием покидал Крейн Тилиас. Ощущение, что он что-то упускает, не покидало. Оно тяготило его всю дорогу, и когда приехали на аэродром к самолетам, и когда поднимались в небо, и когда весь их полк менял диспозицию на самый северный город империи.

Слишком много во всем этом плане зависало не от него, а от пресловутого «если». Если письмо затеряется. Если Джонас получит его поздно. Если не посчитает необходимым заниматься судьбой неизвестного илота.

Крейн тряхнул головой, стараясь отогнать негативные мысли, но когда в памяти всплывали счастливые, лучащиеся нескрываемой надеждой глаза Сиэля, у него холодели пальцы. Неожиданно он первый раз в жизни испытал страх. Страх не за себя. Страх разочаровать одного конкретного полуэльфа.

Неприятные видения слишком часто стали одолевать Крейна. Он до мелочей представлял, как Сиэль ждет его каждый день, прислушивается к скрипу ступенек, вглядывается в каждого проходящего по переулку, вскидывается от каждого громкого окрика или звука. Как с каждым днем и часом надежда и радостное предвкушение тают в его глазах, а безразличие, тупое равнодушие и отстраненность к окружающему топят все хорошее, что когда-то было в нем. Только вообразив, что ожидание илота, меняется на презрение к Крейну, как в представлении Сиэля из защитника и спасителя он превращается в обманщика и подлеца, Браун просто терял душевный покой и не мог найти себе место. Что-то сжималось в груди от необъяснимой тоски и острой боли, да так сильно, что не мог ни вздохнуть, ни выпрямиться. 

Раздражение и разочарование, клокотавшие на самого себя, Крейн выплескивал на окружающих. Ему просто необходимо было занять свои руки и голову, чем угодно, лишь бы не скатываться в самоедство и депрессию, благо сама операция по передислокации целого полка на другой край страны мероприятие сложное и энергозатратное. Приказы командиров выполнялись им с такой решимостью и четкостью, что это не осталось незамеченным у вышестоящего начальства. Зато младшие по званию и особо непонятливые получали от него распоряжения сдобренные такой безапелляционной интонацией, что многие сослуживцы стали за глаза называть Крейна «Психованный Браун» и восприняли такое поведение, как выслуживание перед начальством. Но Крейну было плевать. Не мог же он всем объяснить, что они не далеки от истины — душевный покой потерян однозначно. 

Возможность позвонить Джонасу появилась только через неделю, после прибытия на новое место, и то пришлось сторговаться со связистом-полуфавном за банку тушенки. Крейн продиктовал девушке с городского коммутатора номер телефона и дождался, пока кто-нибудь в особняке Шварцев  снимет трубку. 

— Джонас! — кричал он в трубку. — Ты меня слышишь? Джонас, ты получил мое письмо?

Связь со столицей была отвратительная: в трубке что-то шумело, звук постоянно пропадал, и приходилось орать, чтобы хоть самому как-то передать информацию.

— Да, Крейн, слышу, — еле угадывался голос Шварца. — Плохо, но слышу.

— Письмо, Джонас! Я отправил тебе письмо. Ты его получал?

— Письмо? Нет, Крейн, от тебя не было никаких вестей. О том, что ты уехал я и то узнал из газет. 

— Да, тут кое-какие изменения произошли… — не стал вдаваться в подробности Браун, но его собеседник и без этого понимал, что некоторые вещи нельзя рассказывать по телефону.

— Ты прости, Крейн, у нас тут тоже все не очень гладко. Скоро из газет узнаешь.

— Что-то серьезное? — сердце обеспокоенно сжалось.

— Да, у отца проблемы. 

Крейн навскидку прикинул, какого рода у профессора университета, придерживающегося крайне оппозиционных взглядов, могли возникнуть проблемы и у него сбилось дыхание.

— Вы держитесь там, — пожелал он Шварцу.

— Мы-то справимся, — с не очень искренней бравадой отозвался Джонас. — Лучше скажи, что такого важного было в том письме.

— Не думаю, что у тебя сейчас на это время и силы будут, но запиши, пожалуйста.

Крей продиктовал все, что помнил про Баню Сиэля и настоятельно попросил:

— Ты перенаправь эту информацию Диплексию. Это же в его обязанности входит контролировать работу таких заведений.

— Диплексию? — как-то презрительно протянул имя кузена Джонас. — Уверен, что больше никто не поможет?

—  А в чем дело?

— Есть вероятность, что именно из-за него у нас неприятности.

Крейн не сдержался и сквозь зубы ругнулся:

— Балрога ему в задницу.

— А этот илот… это очень важно, Крейн? — чуть помедлив, уточнил Джонас.

— Очень, — признался скорее сам себе Браун. — У него большие проблемы отчасти из-за меня. И от того, как решится с этой Баней, зависит не только его судьба. Там много илотов находится и все они в чудовищных условиях. 

— Хорошо. Если это так важно для тебя — я постараюсь узнать, что там происходит. Но боюсь, как бы мое вмешательство не повлекло еще большие проблемы для него и я тебе советую самому подключиться с другой стороны.

— В смысле? 

— Направь официальную жалобу в администрацию Тилиаса. Пусть они отрабатывают деньги, заработанные этими же илотами.

— Спасибо за подсказку, Джонас. 

— Буду держать тебя в курсе, если появятся новости, — прощаясь, отозвался Шварц.

Крейн положил неожиданно тяжелую трубку на рычажки телефона и уставился в одну точку.

Вот и начали проявляться эти пресловутые «если».   

— А что, там действительно все так плохо? — невзначай поинтересовался Арнесс — связист и по совместительству секретарь, который на протяжении всего разговора усердно делал вид, что занят перекладыванием папок с места на место.

— На самом деле еще хуже, — устало потер лоб Крейн и, не откладывая, тут же попросил чистый лист бумаги. 

Полуфавн неожиданно предложил свою помощь в подготовке и составлении заявления. Сложнее всего оказалось найти адрес отдела, который курировал работу Бань. Секретарь и тут помог — позвонил своему знакомому в главный штаб, вкратце пересказал историю илота, и получил полный адрес с телефонами и именами работников администрации.

Отправив письмо, у Крейна немного приподнялось настроение. Здраво рассудив, что эта бюрократическая махина шевелиться быстро не будет, решил набраться терпения и дать время на пересылку и обработку корреспонденции. Зато в процессе разжился хорошим знакомством. Полуфавн Арнесс оказался добродушным малым, который постоянно рассказал о себе, своей семье, показывая фотографию новорожденного мальчугана, которого назвали в его честь. «Уж как жена нас будет разделять, когда мы все вместе соберемся? Не знаю», — любил он повторять с нежностью поглядывая на фотографию маленького в белых кружавчиках и смоляных кудряшках сына.

Плохие новости стали поступать практически на следующий день. В их казарму в обед принесли стопку столичных газет и Крейн, выхватив верхний экземпляр, удобно устроился на своей койке, скинув сапоги. С самой первой полосы на него хмуро смотрел отец Джонаса Шварца и текст под фото произвел эффект разорвавшейся бомбы. Против профессора Шварца было выдвинуто обвинение в экстремизме и подстрекательстве студентов к захвату власти. В доме провели обыск и, что странно для полиции, но не удивительно для Брауна, никакой подпольной типографии и лаборатории по производству взрывчатых веществ не нашли. 

Читая это, у Крейна от возмущения непроизвольно сжались кулаки, сминая бумагу. 

— С тобой все в порядке? — поинтересовался его сосед, заметив, как тот скрипит зубами.

— Да, — не разжимая челюстей, оскалился Браун. 

«Какой бред!» — мысленно вопил он. Крейн прекрасно понимал, что старший Шварц явно кому-то перешел дорогу, если даже его неприкосновенность, родословная и связи не помогли. Тут сильно попахивало политическими интригами и дележкой власти. Уж не таким ли способом Диплексий решил получить место в парламенте? Джонасу явно сейчас не до решения чужих проблем, поэтому Крейн отправил ему письмо со словами поддержки и надеждой, что это большое недоразумение разрешится в самое ближайшее время с минимальными потерями.

Чтобы отвлечься от ожидания ответа на свое заявление с жалобой, Крейн с головой ушел в обустройство и размещение его эскадрильи в этом провинциальном городке, благо работы было не просто много, а очень много.

Он никогда не чувствовал себя полноценным северянином, так как вырос и воспитывался южнее в столице, поэтому затянувшаяся весна в этом крае не пришлась по душе. Все раздражало: и рыхлые сугробы в низинах, и пропархивающий временами снег, и не проходящая слякоть. Казалось, что тепло и солнце в этот край не придет никогда. Весна затаилась, наплевав на календарь, выглядывала исподтишка сквозь пасмурные, низкие облака яркими лучами, от которых начинало слепить глаза, а потом опять пряталась на неопределенное время. Создавалось впечатление, что она даже не пыталась оспаривать свои права с зимой. Северные соседи тоже вели себя, как весна: никаких громких заявлений и обвинений в агрессивном поведении Тисла, ни  активных действий на границе. Жители Тролдэша исподтишка скалили зубы, выражаемые в мелких стычках на границе и все. Тихо, чинно, благородно. Каждая из сторон выжидала, что предпримет оппонент. Но в воздухе чувствовалось предчувствие чего-то нехорошего, как затишье перед штормом.

Через неделю ожидания, Крейн предпринял первую попытку дозвониться до приемной администрации, чтобы узнать о поступлении его письма. После нескольких неудавшихся попыток связаться, раздраженных секретарей и потерянного времени, выяснилось, что никаких заявлений не поступало, жалобы нет, и они знать не знают кто ответственный за потерю корреспонденции, а по устному заявлению никто работать не будет.

— Херня какая-то, — резюмировал Арнесс. — Не могут они так начхательски относиться к документации.

— Херня, — не стал спорить Крейн, озадаченно потирая переносицу.

— А давай повторим запрос? — неожиданно предложил полуфавн.

— Доставай бумагу, — пристраиваясь за столом, махнул Браун.

— Сделаем лучше. Подготовь черновик, а я на пишущей машинке через копирку напечатаю, и будем посылать письма каждую неделю, — доставая письменные принадлежности, подсказал связист. —  Барлога им лысого, а не то, что мы это дело так просто оставим.

Неожиданное участие практически постороннего во всей этой эпопее с илотом отозвалось в душе Крейна  приятным изумлением и благодарностью. И каково же было удивление для обоих, когда и на следующей неделе в столичной администрации опять сообщили, что никаких писем не получали.

— Они нас за дураков держат! — взрывался Крейн и Арнесс с ним полностью согласился.

Последующие два месяца они писали и звонили каждую неделю, когда появлялась возможность, и однотипные ответы их совершенно не устраивали. Совместное дело так увлекло обоих, что этим стали интересоваться и окружающие. Кто-то предлагал изменить подчерк на конверте, другие советовали отправить письмо родственникам в столицу, чтобы они самолично отнесли в приемную администрации, на что Арнесс предложил эту работенку для своей жены: «Она все равно дама сидит. Пусть с коляской прогуляется до администрации». Все варианты были использованы и даже не по одному разу, но результат все равно оставался тем же. И только через десять недель в адрес их части на имя Брауна Крейна пришло письмо с уведомлением, что «Ваше обращение принято, зарегистрировано под таким-то номером, отчет по итогам проверки будет выслан позже». 

Эта маленькая победа так воодушевила всех, что Крейн на радостях устроил маленькое застолье.

Но Браун следил не только за работой администрации. Ежедневно он прочитывал и просматривал все газеты, приходящие в их часть. Информации о том, как проходит дело Шварца, катастрофически не хватало. После первой большой, «разоблачающей» статьи были напечатаны только парочка извещений, когда и где будет проходить слушание, потом о его переносе и, наконец, самая последняя и малюсенькая статейка на два абзаца, что слушание прошло в столичном суде и профессор полностью оправдан.

Крейн старался подбадривать друга в письмах и в редких телефонных звонках, а когда прочитал, что дело закрыто за отсутствием состава преступления, то тут же побежал к секретарю, чтобы позвонить и самолично поздравить. 

— О! Ты уже здесь?! — радостно отозвался Арнесс и протянул запечатанный конверт. — Я уже хотел тебя звать. Ответ пришел. Открывай быстрее.

Трясущимися руками Крейн неаккуратно вскрыл конверт и начал жадно вчитываться с ровные строчки. По мере прочтения он резко побледнел, а предвкушающие радостные эмоции медленно стекли с лица. С трудом сглотнув вязкий комок в горле, он пошатнулся, тяжело опираясь о стол. Сложенный лист выскользнул из ослабленных рук и приземлился прямиком перед секретарем.

— Позволишь? — кивнул на ответ полуфавн.

Браун неопределенно махнул рукой, то ли разрешая, то ли говоря, что все равно и Арнесс вцепился в долгожданный ответ. Пробежав по тексту глазами, связист недоуменно поднял на него взгляд. Затем прочитал еще раз более вдумчиво и разочаровано выдохнул:

— Ты веришь им? Вот в это вот: «Здание по указанному Вами адресу законсервировано из-за неблагоприятной аварийной обстановки два года назад»?

— Нет. Но судя по этому ответу, там проверять нечего и некого, — убито прошептал Крейн и на автомате потянулся к телефону: — Я позвоню?

— Звони уже, — махнул тот, перечитывая письмо.

Браун набрал коммутатор и продиктовал городской номер Джонаса. После долгих гудков трубку на том конце сняли и послышался счастливый голос его друга:

— Алло, Крейн, это ты?

На заднем фоне слышались какие-то возбужденные разговоры и смех, чувствовалось, что в кабинете Шварца, где стоял телефонный аппарат, собралось много народу и все они в приподнятом, веселом настроении.

— Да, Джонас, — прилагая усилия, чтобы голос звучал мягче, отозвался Браун. — Поздравляю вас. Я ни дня не сомневался, что все закончится  хорошо.

— Спасибо, Крейн, огромное спасибо за поддержку. 

«Это душечка Крейн? — послышался в трубке голос фрау Шварц. — Передавай ему тысячу поцелуев».  

— Отец и мама передают тебе привет, — несколько перефразировав послание, отозвался Джонас. — Я, кстати, и сам хотел тебе звонить.

— Ну я тебя немного опередил.

— Я ведь выполнил твою просьбу.

— Что?! — не поверил Крейн, вскакивая.

— Да, я же обещал. Раз тебе это так важно, то я сходил по тому адресу, который ты оставлял.

— И?! — не сдерживая нетерпение, проревел Браун.

В трубке послышалось, что Джонас шикнул окружающим, прося их вести себя потише, и, похоже, вышел с аппаратом в другую комнату. Эти телодвижения не заняли много времени, но Крейну показалось, что он специально затягивает ответ.

— И ничего, — наконец ответили в трубке.

— Что значит «ничего»? — его колени во второй раз за день ослабли.

— Мутная там история, Крейн, — отозвался друг. — Я ходил туда несколько раз, поспрашивал другие заведения на этой улице и многие подтвердили, что там действительно еще недавно была Баня с очень дурной славой. Но буквально недавно ее просто закрыли. Ни объявления, ни записки, ничего. Буквально за одну ночь. А ты, наверное, не знаешь, как это обычно происходит. Об этом хотя бы какое-нибудь сообщение в газете дается. «Такого-то числа, такая-то Баня закрыта по такой-то причине… Все работающие илоты переведены туда-то и сюда-то». Это всегда можно проследить и найти нужного илота, если очень надо. А уж если закрывают какую-то Баню по несоответствию каким-нибудь условиям, то вообще разгромную статью в газете публикуют, чтобы неповадно другим было. Но в этом случае — тишина. Словно и не было ничего. Куда всех расформировали — не понятно. Ты меня слышишь?

— Да, — выдавил из себя Крейн.

— Так что, извини, больше мне рассказать нечего.

— Спасибо тебе, Джонас. Ты действительно очень помог, — искренне отозвался Браун и не глядя положил трубку мимо аппарата. — Пока.

— Что он сказал? — с нетерпением спросил Арнесс, перекладывая правильно трубку.

Но Крейн его не услышал. Он вообще ничего не слышал. Ничего не понимал и не видел. 

Уставившись в одну точку на деревянных ногах, вышел из штаба, задевая кого-то плечом, спотыкаясь, добрался до казармы. Там опустился на свою койку и попробовал, наконец, вдохнуть. 

Кислород в легкие не поступал, словно какой-то ржавый гвоздь торчал в гортани, а если попытаться набрать побольше воздуха, то в груди  неприятно кололо, казалось все нутро наполнено стеклянной крошкой. 

Он оказывается и не знал, и даже не догадывался, что этот илот так глубоко и прочно сидел у него под толстой орочьей кожей, пока не стало слишком поздно. Пока Крейн не потерял этот тонкий, светлый лучик, который пробил  брешь в его бронированной натуре, он даже не мог предположить, что способен на такие поступки ради других. 

Все напрасно. Все силы и энергия, которые потрачены на спасение Сиэля, оказались никому не нужны. Маленького илота, безобидного полуэльфа больше нет в живых. Скорее всего, его прах уже канул в городском крематории. И больше никогда светлые, лучистые глаза не увидят нового утра, никто не улыбнется ему в ответ, и не будет возможности отрастить шелковистые, волнистые волосы, которые пахли морем и солнцем. Все кончено.

Крейн судорожно вздохнул и неожиданно щеки чем-то обожгло. Он с удивлением провел пальцами под глазами и неверяще уставился на них. Даже будучи младшеклассником он никогда не плакал. 

Сиэль занял совершенно особую нишу в жизни Крейн. За эти недели, проведенные в попытке помочь, Браун для самого себя неожиданно понял, что делает это чтобы не чувствовать себя подонком, который косвенно причастен к той жизни, на которую обрек ни в чем не повинного парня. Как бы сложилась судьба у этого полуэльфа, не попади он в жернова дележки территории между двух государств? Кто будет оплакивать его кончину? Родители? Друзья? Одних наверняка тоже уже нет в живых, а другие сгинули так же, как и он.

Всю жизнь Крейна воспитывали винтиком огромной машины для устрашения окружающих, который мог мыслить и реализовываться только в коллективе таких же узколобых, зашоренных солдафонов. Лишь после знакомства с Джонасом, который приоткрыл ему кусочек другой, отличной от военной службы,  жизни, Браун увидел и узнал, как он сильно отличается от простого населения. Да, своим боевым товарищам он доверял прикрывать спину, мог пойти с ними в разведку, разделить последний паек, но выложить, что твориться на душе, не имел возможности и необходимости. Поэтому обсуждать, как они ломают судьбы жителей других стран, не мог. Вероятно, поэтому непроизвольно и вцепился в эту призрачную возможность поменять участь хотя бы одного конкретно взятого илота. Сделать что-то лично от него зависящее, чтобы жизнь Сиэля улучшилась, стала легче и к нему не относились, как к отбросу. 

И Крейн не справился. Облажался по полной программе.

А теперь Сиэль ушел, растворился в небытие вместе с призрачной надеждой Брауну хоть как-то реабилитироваться перед ним. Перед его народом. Перед его страной.

Браун так погрузился в свои черные мысли, что совершенно не обращал внимания, что происходит вокруг. Не заметил, что нарастает гул, от которого затряслись стены, что кружка с ложкой, стоящие на тумбочке, задребезжали и опасно передвинулись к краю. Не видел, как все кто находился в этот момент в казарме, подскочили сначала к окнам, а потом похватав одежду на улицу. Не слышал увеличивающийся свист, от которого у многих заложило уши. В сознание выдернуло только когда почувствовал что где-то рядом земля содрогнулась от взрыва и ближайшая стена стала заваливаться на него, не оставляя шансов выбраться.

Оглохнув, ослепнув и не имея возможности пошевелиться и вздохнуть, Крейн наконец стряхнул внутреннее оцепенение. 

Грохот, крики, стоны, взрывы и содрогание земли — все смешалось в одну непрекращающуюся какофонию. Браун осторожно пошевелил пальцами на руках и ногах, несколько раз глубоко вздохнул, закашлялся от пыли и попробовал выползти из-под завалов.

Попытка удалась не с первого раза, а только после того, как  очередной взрыв открыл щель в обломках. Выбравшись, наконец, на свободу, Крейн отполз на пару метров и откинулся на спину, чтобы вздохнуть относительно чистым воздухом, но тут же подскочил. Прямо над ним пролетала эскадрилья противника, а тот свист, который звенел в ушах, был от снарядов, падающих на их часть. 

Земля сотрясалась от взрывов, его сослуживцы с криками разбегались, стараясь хоть как-то спрятаться. Воздух пропитался гарью, кровью и пылью. Все внутри и вокруг вибрировало  от гула пролетающих самолетов Тролдэш. Крейн растерянно огляделся, стараясь выискать, кого не накрыла всепоглощающая паника. Взглядом зацепился за своего капитана Криана, который широко открытыми безжизненными глазами, уставился в небо и связиста полуфавна, от которого ушел буквально только что. Верхняя часть туловища Арнесса лежала на краю огромной воронки рядом со штабом, нижней части не было вообще.

Браун задохнулся от бешенства и злости. Адреналин запузырился по венам, давая возможность выплеснуть всю ярость и ненависть, которые клокотали в нем.

— Все кто может пилотировать — к самолетам! — проревел он, стараясь перекричать грохот взрывов.

— Ты нормальный?! — послышалось рядом. — Они же аэродром прилетели бомбить!

— А ты предпочитаешь сдохнуть на земле, прячась как крыса, или в небе?! — на ходу огрызнулся Крейн, направляясь в сторону самолетов. 

Он прекрасно понимал, что главная цель атаки Тролдэша — вывести из  строя максимальное количество истребителей. Что их аэродром, скорее всего уже перепахан воронками, бочки с горючим полыхают по всему полю, а диспетчерская будка превращена в руины. Но если успеть поднять хотя бы несколько единиц техники, если сгруппироваться и отразить атаку, то это уменьшит количество погибших в их части, отрежет противнику возможность прорваться глубже на территорию Тилса и тем самым даст подготовиться к контратаке, к постановке защитных барьеров, позволит вывести гражданское население из-под удара.

Видя с какой непрошибаемой уверенностью Крейн Браун рванул в сторону самолетом, многие пилоты последовали вслед за ним. И уже садясь за штурвал, пристегиваясь и заводя мотор своего истребителя, Крейн, наконец, оглянулся, чтобы оценить обстановку.

От первого авиационного полка императорского величества осталось очень мало. Многие самолеты превратились в груду металлолома, но в тех, которые не пострадали, уже копошились, устраиваясь, пилоты. Этого хватит, чтобы хотя бы попытаться отбить атаку противника, потому что в небе у пилотов Тилса нет конкурентов и они всегда готовы это доказать. Пусть и в последний раз. 

«Не многие вернутся, — скрипнув зубами, подумал Крейн, выруливая на взлетную полосу. — А кое-кому и незачем».