2017г. Колумбийский университет.
Доктору Стюарту было всего тридцать, когда он стал профессором. В тридцать три его уже чтят и уважают коллеги, он во многом способствует увеличению популярности кафедры психиатрии, проводя для абитуриентов увлекательные семинары, а каждое воскресное утро посещает церковные проповеди. Но небо почему-то всё равно считает его недостойным счастья и на тридцать пятом году жизни нещадно карает Алексом Райтом.
Сначала Стюарт не обращает на него внимания; высветленные волосы, джинсы, свитер под горло — ничего особенного. Новый студент для него не больше, чем мальчишка, пусть и из состоятельной семьи, наглый и самовлюблённый, не привыкший к отказам. Для Алекса весь мир — одна большая игра, или вечеринка, или барбекю-пати, где вместо жареных сосисок подают желания. Готовые, горячие, на тарелочке с голубой каёмочкой или завёрнутые в булку хот-дога — стоит только слово сказать.
Профессор Стюарт вырос в доме без фундамента и добился всего сам, каждую свободную минуту проводя над книгами. Подобных золотых детей он презирает. Поэтому, когда Райт на первой же неделе занятий пропускает три лекции подряд, не колеблясь отправляет его к ректору писать объяснительную. И только на следующий день понимает: мальчишка ни что иное, как anguis in herba — змея в высокой траве, потому что в высокий кабинет вызывают его самого. Там Стюарт, стоя, слушает историю семьи Райт, фактически выстроившей один из университетских корпусов с нуля, и что принципы — это хорошо, но быть гибким к жизненным нюансам и обстоятельствам всё же немного лучше. Недавний герой чувствует себя униженным и раздавленным.
— Вы женаты?
Ненавистный знакомый голос; даже не надо поднимать голову, чтобы понять, кто. После устроенного ректором разноса, профессор уходит к себе в кабинет, правит лекции на следующий день, чтобы хоть как-то отвлечься, но забывает запереть дверь, о чем теперь очень жалеет. Незваный посетитель стучит трижды, но, поскольку ответа нет, входит без спроса.
Кольцо на пальце — даже не на безымянном. Но почему-то всё равно привлекает внимание и пробуждает интерес. Каждый в университете хоть раз, но спросил, почему Стюарт носит не снимая простенькое серебряное украшение.
— Нет, — на автомате отвечает Алексу и злится на самого себя, потому что только потом понимает, это совсем не его собачье дело. — Вы что-то хотели, мистер Райт?
— Я хотел попросить прощения, профессор, — в голосе нет обычного ехидства, может, даже не врет. — Я не хотел доставлять Вам неприятности. На прошлой неделе я плохо себя чувствовал, но, клянусь, больше Ваших занятий не пропущу ни за что.
Извинения принесены, но лучше отчего-то не становится. Хотя Алекс серьезен. Его редко можно увидеть таким. Обычно приятные черты лица искажены саркастической ухмылкой, а в серых глазах носятся огоньки безумства. Как и для многих молодых людей с пухлым кошельком в кармане и толпой обожателей за спиной, для него нет ничего святого.
— Мои лекции, в первую очередь, нужны Вам, мистер Райт, если Вы собираетесь стать хорошим психиатром. Передо мной можете не извиняться.
— Вот как, — в голосе Алекса прорезается нотка злого веселья. — Я хотел поступить правильно, а, оказывается, всего лишь выставил себя дураком. Но… Вы правы. Спасибо за маленький урок, профессор.
Алекс уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Придраться не к чему. Признать ошибку и удалиться, поджав хвост — чего еще требовать от примерного студента? Но в глазах мальчишки загорается азарт. Стюарт больше для него не безликий препод, а кто-то, кто посмел бросить ему вызов. На следующее занятие Райт приходит раньше всех — за сорок минут до начала — и садится за первую парту.***
— О масштабах распространения гомосексуализма на Западе мир узнал после того, как были опубликованы результаты исследования знаменитого сексолога А. Кинси. Согласно его данным, в США «полностью гетеросексуальны» не более половины мужчин. Сенсационным открытием стало то, что 37% мужчин имели хотя бы одну гомосексуальную связь. Еще 13% ощущали желание к гомосексуальному контакту, но не реализовали его.
К концу фразы профессор Стюарт «съезжает» на обреченное бормотание, ибо уже видит, как Алекс тянет руку. С памятного разговора в кабинете проходит год. Лекции Райт больше не прогуливает, хотя Стюарт дорого дал бы за то, чтоб мальчишка садился на заднюю парту и попросту спал. Но тот отныне всегда в центре дискуссий.
— А в какие проценты входите Вы, профессор? — сладким голосом поет Алекс, стоит ему получить разрешение высказаться.
— В первые пятьдесят. Нормальные, — ровным голосом выдает Стюарт «правильный» ответ. — Итак, как я сказал…— Вы настаиваете на этом даже с учетом того, что до сих пор не женаты?
— Если Вы слушали первую половину лекции, мистер Райт, то должны были усвоить — формальное следование социальным нормам…
— … Не может говорить о психотипе субъекта, лишь об общепринятой доктрине поведения его социума, — скучающим голосом заканчивает подлец, повторяя строчки лекции слово в слово. — Но, все же, для Вас, профессор, было бы нормально поцеловать другого парня?
Аудитория следит за ними затаив дыхание. На лицах какой-то щенячий восторг. Никто, кроме Алекса, не осмеливается так открыто и нагло провоцировать и дразнить строгого лектора. Стюарт чувствует ярость, закипающую в душе. Уважение и авторитет, заработанные годами беспрерывного труда, — все идет сопляку под хвост.
Психиатрия консервативна. На фоне седовласых коллег, он в свои тридцать пять смотрится недорослем. И заслужить к себе серьёзное отношение ох как непросто. А подколки Алекса только подливают масла в огонь. Его вечные шуточки и ужимки, насмешливые вопросы из разряда: «Можно ли вас считать склонным к истерии, если у вас волосы вечно стоят дыбом?».
Их словесные дуэли разлетаются по университету пересказами и шепотками. И вот уже студенты без страха начинают спорить со Стюартом, когда он указывает им на ошибки, а подвыпившие коллеги на рождественской вечеринке рисуют шарж, изображающий профессора со стоящими дыбом, как у персонажа диснеевского мультика, которого бьет током, волосами.
Волосы профессора и правда частенько взлохмачены; отчасти потому, что таковы от природы, отчасти из-за привычки в трудных ситуациях запускать в них пятерню. Однако все его немногочисленные подружки уверяют, что это только придает ему сексуальности и животного магнетизма. Стюарту трудно судить о себе самом, но в глубине души он подозревает: будь в нем настолько силен магнетизм, эти самые любительницы природы не исчезали бы так стремительно.
Да, в свои тридцать пять он ещё не женат. И кольцо снять не может, потому что чувствует: поступить так было бы неправильно. Но всё это кажется ему естественным и само собой разумеющимся. А теперь из-за сволочи с первой парты могут поползти слухи, что он голубой. И что делать, если так оно и случится, Стюарт не представляет.
— Если Вас интересует мое личное мнение, мистер Райт, такие наклонности неприемлемы, — шипит он. — И, будь моя воля, я бы сдал в психушку каждого, кто думает, что лизаться с мужиком это… круто.
Подобной фразы, произнесенной при студентах в аудитории, с лихвой хватит, чтобы разрушить карьеру, закрыть двери во все престижные университеты и поставить жирный крест на публикациях. Но оно того стоит, потому что лицо Алекса Райта наконец-то каменеет. И, впервые за прошедший год, Стюарт чувствует, что раунд у него в кармане.
— Если Вы такой одаренный студент, мистер Райт, — гнет свое профессор, с удовольствием глядя на замешательство на лице противника, — то должны бы знать: ещё до 50-х годов прошлого века гомосексуализм считался психическим отклонением. Заболеванием, с которым отправляли в психдиспансер, а оттуда прямиком в психбольницы. Вы знаете, как поступали в подобных случаях?
Конечно мерзавец ждал другого ответа — нейтрального, политкорректного. После которого можно будет продолжать глумиться над профессором в своё удовольствие. А вот теперь, на — получи-распишись. Что, язык проглотил?
— В 50-е годы в США практиковалось много методик лечения гомосексуализма, — тихим сухим голосом говорит Алекс, будто по памяти зачитывает страницу учебника. — Например, инъекции препарата «коразол», используемого для лечения шизофрении, в сочетании с воздействием на мозг слабым электрическим разрядом. Также использовали обёртывания мокрыми холодными полотенцами, температурные водные процедуры, при которых пациента попеременно помещали из емкости с очень холодной водой в очень горячую, и попытки гипноза. Некоторые врачи говорили о значительном улучшении при использовании гормональных препаратов, но в то время было ещё неизвестно, что подобные средства не стабилизируют «баланс мужского и женского», как было принято считать, а попросту разрушают нервную систему, лишая человека вообще каких бы то ни было желаний. В самых запущенных случаях предписывалось использовать лоботомию… Простите.
Не дожидаясь разрешения, Алекс встаёт со своего места и выходит из аудитории. Его лицо белее бумаги, хотя раньше особой чувствительности за ним не наблюдалось. Аудитория недоуменно переглядывается. Конечно, приведённые описания ужасны, но будущим медикам брезгливость не к лицу. Да и все сказанное Алексом давно стало лишь частью истории. Кое-кто даже довольно хмыкает; Райт многим действует на нервы — тем, что богат, тем, что девчонки липнут, тем, что может не ходить неделями на лекции, а потом за трое суток выучить материал полугодового семестра.
Получил по заслугам — поделом, нечего строить из себя невесть что и цепляться к учителю.
Стюарт продолжает лекцию, гордый своей маленькой победой, но чувство вины почему-то его не оставляет. До сих пор их перепалки с Алексом не выходили за пределы шуточек и подколов. А сейчас Стюарт как будто бьет врага по самому больному, трепещущему, незаживающему. И поэтому во взгляде Райта пустота, поэтому голос неживой. Профессор словно нарушает правила игры, причём самым подлым и бесчестным образом. Победа, кажущаяся столь близкой, ускользает сквозь пальцы, и Джек Стюарт понимает, что опять облажался.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления