Онлайн чтение книги Наше сегодня, моё завтра Our today, my tomorrow
Пролог

— Перевели тебе отпускные, проверь. Как по договору: четырнадцать рабочих дней, минус процент за внеплановость. Помнишь, что следующую выплату тоже урежем?— Да, да, неделя без содержания сверху. Оставил о ней отдельное заявление. Лежит у тебя с утра.

— Где?

— На столе! Почаще таскайся в пиар-отдел, и не то проморгаешь.

В эклектично меблированном просторном кабинете висел сладковатый дымок от электронной сигареты. Её пепельный кончик вспыхивал ярко-алым, когда другой оказывался меж губ темнокожего мужчины в чесучовом костюме. Сейчас он тоже держал фильтр во рту, перебирая свободными руками бумаги на столе.

— Нашёл.

Он помахал листком.

— Хейворд, ты вроде как руководитель, а в сортире чище, чем у тебя в берлоге, — заметил его собеседник.

— Просто я не сбрасываю туда документы, — ответил Хейворд, откидываясь на спинку кожаного кресла.

— Конечно, если гнёшь там бухгалтерш и пиаристок. Нельзя им лицезреть канцелярию, пусть и утилизированную.

— Кацуки, ты переходишь все границы.

Кацуки хмыкнул.

— Нет, я ещё в Штатах. А теперь валю. — Он поднялся со стула, разглаживая широкие джинсовые штанины. — Справляйтесь тут как-нибудь без меня. Вернусь, когда прилечу.

— Справимся. Удачного пути.

Голос Хейворда звучал безразлично. Этот рафинированный мужик с видом манекена, по ошибке наделённого жизнью, никогда не выказывал живых эмоций. Он ругался, спорил, поощрял и поздравлял с одинаково стылой улыбкой. Наверное, он с ней родился, или беднягу хватил паралич во время детских кривляний. Раньше у Кацуки руки чесались расквасить это тупое выражение, отдающее на языке привкусом залежалой конфеты, но сейчас хотелось только высмеять. К слову, это имело эффект: желчь, как известно, разъедает всё, особенно приторности.

Снаружи, несмотря на спёртый воздух, было легче дышать. В краткий список положительных отличий Востока от Запада несомненно входит полное неприятие вредных привычек. Каждое геройское (и не только) агентство Японии их строго контролирует — по крайней мере, контролировало: даже гениям за опасные пристрастия отказывали в работе (поставив сначала перед выбором), поэтому Кацуки не приходилось вдыхать яд на рабочем месте, не говоря о кабинете начальника.Но при всём отвращении он признавал, что плюсы жизни «за бугром» значительно перевешивают минусы. Никакой бюрократии и «поклонов», никаких облав; высокие зарплаты, бесчисленные льготы — словом, та же Япония, но до дурацкого закона «О геройской деятельности».

Теперь Кацуки возвращается.

Правда, ненадолго: нужно организовать похороны отца, повидаться с матерью и уладить кое-какие семейные дела.

От самой семьи ничего не осталось — парочка дальних родственников да старуха. В нынешних обстоятельствах у него язык не поворачивался обозвать Мицуки каргой. Она любила покойного мужа — крепко, собственнически, и, возможно, сильнее, чем сына. Последнее вряд ли могло огорчить, как не огорчила смерть Масару. Они с Кацуки, хоть жили под одной крышей много лет, оставались бесконечно далеки друг от друга. И если Кацуки не испытывал горя, то не видел смысла его напускать. Притворство, считал он, станет куда худшим оскорблением.

Взлёт запланирован на четыре тридцать. В запасе целый свободный день. Незатейливый багаж собран ещё вчера вечером, а значит, можно хорошенько отдохнуть. Кацуки ускорил шаг. Такси ждало его у ворот агентства, мигая фарами.