Серебряные ложки больше всего нравились Нине Аркадьевне.
В её небольшой сумочке умещалось немного, но для ложек был всегда отдельный карман – на молнии, сбоку, едва видимый.
Разбирая талисманы, она тщательно всё сортировала и выкладывала на
обеденный стол. Поправляла уголки скатерти, чтобы клетчатый рисунок
точно очерчивал каждый предмет. Чтобы нарисованные розы не оставались
под упаковками жвачки, дужками очков и шкатулками.
А серебро, серебро нельзя к ним. Для него есть особое место.
Вытянутая бордовая коробка советских времён, хранящаяся внизу большого
стенного шкафа. В ней лежали кольца, цепочки, вилки, серёжки, статуэтки.
Ложки лежали отдельно, в другой маленькой сокровищнице. Её Нина
Аркадьевна доставала лишь с закрытыми шторами, медленно и аккуратно,
чтобы ничего внутри не перепуталось, не смешалось.
Серебряные ложки. Такие изящные, такие аристократичные, такие неповторимые.
Здесь и советского стандарта – грубые и всем знакомые; здесь и
привезённые из Германии – более чуждые, но резные. Венцом коллекции были
французские ложки: в каждой из них была небольшая стеклянная вставочка,
внутри которой красовалась ажурная лилия.
Но таких ложечек, как у её подруги, она не встречала нигде.
— Дорогуша, ты печёшь просто исключительные торты! – восторгалась она, поглаживая перед собой эту маленькую изящную красоту.
Сухой кусок на треснувшей тарелке казался совершенно неуместным рядом с этой красавицей.
— Ты ведь поделишься рецептиком?
Подруга молча кивала и разливала чай. Нина Аркадьевна кусала губу, потирая влажными пальцами ладошку.
Возвращаясь к себе, она несла в сумке симпатичное кухонное полотенчико,
старые неработающие часы из гостиной и серебряную солонку.
Но не удивительную ложечку. Их подруга высматривала на столе, омывала тщательнее остальной посуды.
Клала обратно в ящичек с предельной аккуратностью.
Руки горели огнём после таких вечеров, и возвращаться домой становилось труднее. Невыносимее.
— Дорогуша, твой муж выглядит посвежевшим, — улыбалась она, ощупывая грани ложки, цепляя ногтём иностранную гравировку.
Но в сумке салфетки, вилка и ложка для обуви. Не серебряная ложка с витым узором, обрамляющим волчью морду.
Нина Аркадьевна не сильно присматривалась, но ей нравилось. Нравилась
эта запретность и неприкосновенность редкости, её сложность и красота.
Почему ложки? Почему серебро?
Нина Аркадьевна следит за взглядом подруги, отворачивающейся на зов мужа из дальней комнаты. Глухой зов.
«Как она его слышит?..» — кариес внутри раздирает зуб болью. Эти чёртовы торты, эта отвратительная сладость.
Ладони жжёт сегодня непривычно остро. Она понимает, что это её шанс.
Этим вечером она чувствует непередаваемое блаженство, граничащее с
оргазмом, когда поднимается по лестнице домой. Когда заходит и
раскладывает на столе бусинки, ручку, декоративный цветок.
И маленькую ложечку с надписью: «Videte quid vobis comedere*».
Подруга улыбается непривычно приветливо на следующий день. И просит помочь испечь пирог.
Нина Аркадьевна соглашается.
Примечание: Videte quid vobis comedere* - Обратите внимание на то, что вы едите.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления