Онлайн чтение книги Мои семь жизней My seven lives
Княжич (1262г.)

Меня зовут Елена Всеволодовна, княжна Ревельская, я третья дочь Всеволода Святича. Мы с моим братом родились в один день, 1247 года от рождества Христова.

 –  Князь, княже, беда! – вбежал в палаты Прошка, – бояре письмо получили, что хан из Орды к нам едет за оброком и людьми.

Князь Всеволод сел на деревянный стул:

 –  Неужто и впрямь до нас добрались?

 –  Добрались княже…, – удрученно проговорил Прохор.

Бояре вошли в палаты, они показали присланное Святославом Липецким письмо и стали держать совет как теперь поступить.

 –  Отдадим ему все что потребует, – произнес Борис Саватиев, – Ревель богатый город, все морские пути через нас проходят, богатства еще наживем, главное, чтобы ордынцы город не порушили. Этот хан Ногай известный военачальник в Орде, всю жизнь воевал.

 –  Да как ты можешь так говорить, – вступился Елей Евпраксин, – что ж мы так все и отдадим, а с людьми что делать? В письме написано три тысячи мужиков забрал, в Орду гнать, коли из Ревеля столько мужиков угнать кто сеять будет, одни бабы да старики останутся…

Споры их продолжались до поздней ночи, к утру решили принять хана, ублажить дарами, и попытаться откупиться серебром.

 –  Княгиня матушка, – обратилась Василиса-ключница, – а коли басурманин княжон увидит, да в жены потребует, ведь девки то на выданье, что тогда делать будем, волосы рвать себе на головах, да пеплом сыпать.

 –  Права ты Василька, – ответила княгиня, – запри всех в тереме, будто нет их вовсе и скажи, что я велела носу не показывать за дверь.

 –  И Елену? – спросила ключница

 –  Её не надо, – ответила княгиня, – родилась она словно с братом своим душою поменялась. Лицом они не отличить, да только княжич робкий, а княжна то и делает, что с воеводой Андреем топорами, да мечами машет, и в мужское платье рядиться. Воины воеводы уже слухи стали пускать будто у князя два сына.

 –  Да, – ответила ключница, – крепка девка телом, словно мужик, да угловата. Кто ж осмелиться замуж такую взять?

 –  Никто, – ответила княгиня, – ни единого сватовства к ней не было, а ведь пятнадцать уже. Бесполезно такую запирать, дверь выломает, да уйдет. И не позариться на нее никто, лишь одна драгоценность, косища до низу, а то и вовсе от мужика не отличить было бы.

 –  Слыхала я Андрей, – заговорила княжна Елена, вставая в боевую стойку, – что басурмане до нас добрались.

 –  Добрались, черти окаянные, – ответил воевода Ревельский, мужик с косой саженью в плечах, роста высокого, да бородой лохматою.

 –  Оно может и к лучшему, – ответила княжна, – наконец - то я в бой пойти смогу, да силу свою показать.

Андрей усмехнулся.

 –  Кто ж даст тебе? Девка ведь ты…

  –  А ты скажи отцу, будто в тереме сижу, я косу подвяжу, шишак (шлем) одену, кто от воина отличит?

 –  Никто, – разминал руку Андрей, – ведь сам тебя с малолетства всем оружием биться учил – но только в бою и я не был, не довелось мне. Ревель тихий город, Ливонцы было сунулись, да князь откупился, на том и закончилось дело. Вот если бы княжич такое рвение к оружию проявлял, а он только псалмы читает, да меча держать не может.

 –  У моего отца один сын, намоленный богомолками, ему и править в Ревеле, а держать меч не обязательно.

 –  Так - то, оно так, – вздыхал Андрей Мелих, – да дружина его не слишком жалует. Если б не родилась ты девкою, то другой выбор князь бы сделал. Скоро со сватают тебя, да к мужу отправят.

 –  Кто посмеет, – засмеялась Елена, – обещана была княжичу Галицкому во младенчестве, да как этот болезный меня увидел, бежал что пятки до небес сверкали.

 –  Так ты ж одной рукой пень при нем разрубила! – захохотал воевода – если б я такое увидал, сам бы убежал со всех ног.

 –  Давай воевода меньше болтать, – указала она ему на щит, и одела шлем.

 –  Ордынцы, князь, – вбежал боярин Борис, – мы пойдем встретим их, а ты с княгиней у терема жди.

Бояре открыли ворота хану Ногаю и ордынское войско въехало в Ревель. Хан Ногай был высок, чёрен лицом и волосами, сразу видно, что в отличие от ханов Сарая, он на тахте не лежал, а привык по пыльным степям на врага ходить. Князь Всеволод, напротив был тучен, да мягкотел, потому как большую часть времени в палатах сидел, да прибыль считал. Княгиня Анна была родной сестрой Святослава Липецкого и кроме Липецка, да Ревеля более мест не видела. Басурманин не показался ей таким уж уродливым, но слишком учтив он не был и не кланялся вовсе. Он прошел в терем со своими нукерами(подчиненные) и уселся во главе стола, словно хозяин.

Переговоры шли тяжело, хан требовал людей в войско, чтобы пойти войной на своего заклятого врага Хулагу, а князь стоял на своем, пытаясь отдать ему серебро, вместо мужиков.

 --------------------

 –  Андрей не зевай! – закричала Елена, нанося очередной удар топором – стар ты, что ли стал?!

 –  Ну смотри! – изловчился воевода, – я тебе уступать не стану!

У ворот заднего двора остановился молодой ногаец лет семнадцати, богато разодетый, в лисьей шапке. Он стоял и наблюдал за боем уже некоторое время.

 –  Гляди-ка, – опустила топор Елена, и махнула в его сторону, – басурманин то, как смотрит. Эй, басурманин, поди-ка сюда! – поманила она его пальцем, – бери меч.

 –  Не дури, – попытался остановить ее воевода.

 –  Испытаю его, – ответила она, – в бою, – и взмахнула мечем.

 Юноша ловко отскочил, он был крепкий и достаточно высокий. Кожа смуглая, видимо от постоянного нахождения на солнце, глаза узкие, словно лисьи, губы пухлые и отчетливые ямочки на щеках.

 –  Какой прыткий, – оскалилась она, – от меня так просто не уйдешь, и ударила того щитом по голове.

Удар пришелся такой силы, что сбил парня с ног, и он повалился в пыль, потеряв свою лисью шапку. В это время ни о чем не договорившись, слегка недовольный Ногай в сопровождении князя и бояр вышел из терема.

 –  Что здесь происходит?! – спросил сухо он, когда увидел эту картину.

Юноша испуганно поднял на него глаза.

 –  Кто это такой?! – закричал хан, указывая плеткой на Елену.

 –  Господи помилуй, – прошептал боярин Борис, – это княжич наш Александр – ответил он, - не гневайся хан, – поклонился боярин, – они видно с твоим сыном в шутку силами мерились.

 –  Вот те на, ханский сын, – засмеялась Елена.

 –  Джухонгыр! – крикнул Ногай, и юноша, вскочив, тут же исчез из вида.

 –  Запри её, – прошептал князь своей жене, – неделю на хлебе и воде, пора заканчивать эти забавы. Не приведи господь обозлиться сейчас, всех порубит.

На второй день сговорились на полторы тысячи душ, двадцать сундуков серебра, лошадей, шкур собольих, да всяких, и отметить это за пиром.

 –  Слышал я, – произнес хан, – что сын твой князь, не слишком военное дело жалует, но видно врет молва. Вчера я увидел другое. Победить моего Джухонгыра не просто, я сам его обучал.

 –  Это видимо у него ненароком вышло, – ответил князь.

 –  А почему же нет его на пиру? – спросил Ногай – позови его князь.

Всеволод и Анна переглянулись, но сделали знак позвать Александра. Едва тот вошел в залу с непонимающим видом, как глаза Джухонгыра вспыхнули злобой и ненавистью. Александр поприветствовал всех:

 –  Сын твой, – произнес хан, – в Орду на два года поедет. Поживет пока у меня в гостях, а ты вторую часть оброка собери.

Княгиня от его слов в обморок повалилась, и хоть пытался князь разубедить Ногая забирать сына в Орду, но тот был непреклонен.

 –  Что там Евпраська? – спросила Елена, – ой, беда княжна, брата вашего в Орду хан забирает. Ведать осерчал сильно, что вы его сына в пыль втоптали.

 –  Как же так? – удивилась Елена.

 –  Да ведь не узнал вас в латах боярин Борис, и сказал хану, что это наш княжич был.

 –  Так нужно сказать, что не брат это мой вовсе.

 –  Не рубите с горяча! – остановила ее служанка, – если хан узнает, что сына его женщина побила, то и Ревель со злости с землей сравняет. Где это было видано, чтобы девка мужика побеждала.

Этим же вечером снарядили Александра Всеволодовича, княжича Ревельского, вместе с оброком в Орду ехать. А в наставниках у него хитрого боярина Бориса Саватиева отправили.

Так прошёл год, новости об Александре получали редко. Елена все с воеводой упражнялась, и учить ногайский язык стала.

 –  Коли басурмане пришли, – отвечала она, – так просто не оставят нас, потому надобно знать, о чем они говорят.

 –  Князь, – прибежал Прошка, – боярин Борис из Орды один воротился.

 –  Случилось что?! – закричал Всеволод – неужто сына моего потравили или еще что хуже?!

Боярин вошел к князю:

 –  Почему один?! – кинулся к нему князь.

 –  Ох, князь…, – запричитал тот, – плохи наши дела.

 –  Да жив ли?!! – вопил Всеволод.

 –  Жив, жив пока, – отвечал Борис, – но сколько еще продержится? Впал в немилость к хану княжич наш, и сынок его теперь при каждом совете княжича нашего вместо чурбака под сапоги свои ложет. Грязные каблуки на спину ему ставит, да унижает всячески. Бьет его и плеткой, и сапогом, и лицом в лошадиное дерьмо кунает. Имущество все забрал себе, а нас объедками, словно собак, почует. Насилу вырвался, еле ноги унес, чтоб о бедственном положении сына твоего, тебе, князь, сообщить.

 –  Что же делать, Борис? – схватил его за плечи князь, – самому ехать, выручать?

 –  Ногая молить бесполезно, он жесток и признает лишь силу.

Вечером новости уже разнеслись по терему. Княгиня слегла с горячкою, сёстры выли, да причитали.

 –  Отец, – вошла к князю Елена, – отправь меня в Орду, на замену брату моему, ведь из - за меня все случилось.

 –  Не болтай ерунды, – отмахнулся от нее Всеволод, – куда отправить тебя, на поруганье басурманам, думай, что говоришь.

 –  А если скажу хану, что я твой второй сын, мы с братом на одно лицо. Я и воевода привезем им оставшуюся часть оброка, а Александр вернется в Ревель. Нужно то всего год продержаться.

 –  Все знают, что у меня нет другого сына, – ответил князь.

 –  Но хан Ногай не знает, – продолжила Елена – если ты напишешь письмо, что захворал и просишь вернуть Александра в Ревель, так как он воспитывался для княжения, а меня второго сына Елисея взамен посылаешь, то поверит он.

 –  Ступай, – приказал князь, – и разговоры эти больше не веди.

 ----------------

Длинной вереницей тащились повозки, растянутые по пыльной дороге. Жара стояла ужасная и лошади хрипели, испуская мыльную пену у рта.

 –  Как тебе удалось уговорить князя? – спросил воевода.

 –  У моего отца много дочерей, но только один сын. Если Александр умрет, то Ревель достанется дядьке, поэтому у князя не было выбора – ответила Елена.

 –  А если хан узнает, что ты женщина, то убьет всех и Ревель пожгет, – проговорил Воевода.

 –  Поэтому Андрей, боле не произноси этого. Я для тебя княжич, смотри на меня как на княжича своего, забудь о жалости и даже если смерть настигнет меня, похорони как мужчину, только так мы спасем Ревель.

 –  Тебе будет трудно там…, – произнес воевода, – в Орде, говорят, жестокие порядки и мир мужицкий тоже жесток, там нет места пощады или состраданию. Так что если рубишь, то руби, пусть рука твоя будет тверда и не дрогнет. Никогда не сомневайся княжич. Лишь трое знают твой секрет: я, знахарь Ли и Евпраська. И более я не уверен в ней, ибо бабы от природы своей болтливы.

 –  Если жить хочет, то рта не раскроет, – ответила Елена.

 –  Косицу жалко…,  –  произнес воевода, – с ней у тебя еще был шанс выйти замуж, а без нее мужик мужиком.

 –  Черт бы с ней, – усмехнулась Елена, – только мешалась.

 –  Хорошо, что знахарь с нами поехал…, – оглянулся он назад.

 –  Знахарь Ли тоже меня многому научил: и травы смешивать, и борьбе их, и на гучжене играть.

 –  Гучжень, гусли это, – рассмеялся Андрей, – только огромные. Зачем в Орду тащить такую ненадобность?

 –  Много ли ты Андрей в музыке понимаешь? Знахарь Ли меня и по их ногайски выучил.

 –  Это хорошо, – ответил воевода, – врага надо понимать.

 ----------------

 –  Великий хан, – склонился возле огромного шатра слуга, – караван из Руси прибыл, оброк привезли, просят принять их.

 –  Зови, – ответил Ногай, – пусть все в зеленом шатре соберутся.

Елена в полной военной амуниции, в шлеме и с повязкой в пол лица вошла в ханский шатер.

Перед ней на тахте возлежал хан Ногай, с права от него находился его сын Джухонгыр, в ногах у которого, прямо на полу сидел княжич Александр со свежими побоями на лице. С лева от хана сидел его беклярбек Алтай, дальше в полукруг по рангам.

Елена вошла и поклонилась. Она увидела брата, но взгляд ее остался холодным и невозмутимым.

 –  Великий хан Ногай, – заговорила она, – мы привезли вторую часть оброка, как было обещано князем Всеволодом Ревельским, а также еще полторы тысячи воинов.

Хан молча поглаживал бороду.

 –  Так же князь прислал письмо.

Хан сделал жест рукой читать:

 –  Я, князь Ревельский, Всеволод «Тихое море» Святич, занемог на день Петра и чаю приближение кончины своей. По сему нижайше прошу великого хана Ногая, возвратить в Ревель сына моего старшего Александра, дабы княжение рода моего не прервалось на мне, ибо был он воспитан для княжения в Ревеле и знает все тонкости правления. Взамен отсылаю к тебе своего второго сына Елисея. Он пробудет у тебя оставшееся время, до оговоренного двухлетнего срока.

Ногай поднял глаза.

Елена сняла шелом и повязку с лица, и изумленные ногайцы увидели точно такого же юношу, что сейчас сидел у ног Джухонгыра. Её волосы были завязаны в пучок на макушке, а виски обриты наголо. Джухонгыр вскочил и вытаращил глаза.

 –  Скажи, – произнес Ногай, – в Ревеле с моим сыном бился ты?

 –  Великий хан, – произнес Елисей, – мой брат не воин, вы, наверное, это уже поняли. С вашим сыном бился я, – посмотрела она с ухмылкой на Джухонгыра.

Тот так опешил, что повалился обратно на подушки.

Если бы Александр мог говорить, то непременно выдал бы со страху сестру, но у него была вывихнута челюсть, поэтому княжича сразу отправили к знахарю.

 –  Садись на коня немедля и возвращайся с боярами в Ревель, дружины много дать не смогу. Еду ешьте только ту, что дам вам, а то потравят и до дому не доскачите – произнесла Елена.

 –  Он чудовище…, – прошептал, превзнемогая боль Александр – ты не представляешь, что тебя ждет.

 –  Я тоже нравом не ангел, скачите, – ударила она лошадь по крупу и небольшой отряд помчался в степь.

До поздней ночи новый княжич занимался расстановкой своих шатров в ставке Ногая, и возведением вокруг них укреплений.

 –  Андрей, – обратился он к воеводе, – сторожевых расставь, да факелы зажги. Евпраська – махнул княжич – воды тащи, мыться хочу, словно от псины воняет.

Джухонгыр сидел у себя злой и в бешенстве стучал кулаком об железный щит, разбивая свою руку в кровь. Он был унижен в Ревеле перед отцом, собратьями и русичами. И это мучало его, грызло хуже змеи. Когда в ставку прибыл Александр, то первое, что сделал Джухонгыр – это вызвал того на бой. Но княжич оказался хуже бабы, ни меча, ни щита в руках держать не умел и со страху стал на карачках ползать и молить о пощаде. От этого сын Ногая почувствовал еще большее унижение, ведь он думал, что бился с достойным противником. Мольбы Александра так его расстроили, что он ударил того в лицо ногой, а потом снова и снова. Со временем избивать русского княжича вошло у него в привычку и жалости к нему он не испытывал никакой. Он даже думал просто забить его, но тут оказалось, что это совсем не тот человек, которому сын Ногая мечтал отомстить. Кровь снова вскипела в нем, когда ногаец увидел знакомую ухмылку и чувство унижения вернулось.

     Юноша схватил саблю и выбежал из шатра.

 –  Евпраська, – заговорила Елена, – сидя за ширмой в бочке – коли жить хочешь, княжичем меня считай, да Елисеем клич. Если рот твой раскроется, то головы наши с плеч полетят, а тебя, как овцу басурмане освежуют.

 –  Молчать буду княжич, – заверещала девка, – и под пытками не скажу.

 –  Смотри у меня, – показала ей кулак Елена.

Джухонгыр на полном скаку перемахнул через укрепления русичей и оказался прямо перед княжеским шатром. Растолкав стражников, он ворвался к Елисею.

 –  Выходи! – заорал юноша, потрясая саблей – пошли биться!

Елена вытаращила глаза на Евпраську, ибо сидела совсем голая в бочке.

 –  Если он увидит меня, – прошептала она, – то нам конец.

В её в голове быстро крутились мысли, что бы сделать такого, чтобы он сейчас же ушел.

 –  Не могу! – закричал княжич – я голый, Евпраську люблю!

Служанка вылупила на Елену глазищи.

 –  Кричи, дура, – прошептала та.

 –  Ай, ой, – завизжала Евпраська, – княжич, ну и хорош же ты, корень то, что дуб здоровый!

 –  Ты что непристойности орешь! – заругалась Елена.

Джухонгыр увидел какое-то движение за ширмой и в недоумении остановился.

«Корень, как дуб…, не успел приехать, а тут же служанку почует».

Он не знал, что ему дальше делать. Гнев его моментально прошел и теперь, услышав эти вопли молодой ногаец стоял молча.

Елена быстрее одела на себя рубаху, штаны и подпоясалась, выйдя из – за ширмы.

Мокрые белые кудри свисали до плеч, и теперь образ Елисея показался сыну Ногая более женственным.

Евпраська выскочила из шатра стрелой и побежала звать воеводу.

 –  Кто же это ко мне ночью пожаловал, – заговорил княжич, завязывая кушак – так не терпеться мордой в грязь окунуться.

Злость снова накрыла Джухонгыра. Он замахнулся саблей и сделал выпад в сторону Елисея, но тот хоть и был безоружным, однако умудрился изловчиться и пнуть сына Ногая так, что последний вылетел из шатра наружу.

Княжич рассмеялся…

 –  Приходи утром, – ответил русич, – там и сойдемся в бою, а сейчас…, эх! – покрутил руками Елисей, – где моя Евпраська!

Пришел воевода и проводил Джухонгыра за ворота.

Сын Ногая сидел у себя хмурый, чернее тучи. Он заедал свои думы мясом, бросая мослы обратно в тарелку.

«Если завтра я не справлюсь с ним, – думал он, – то надо мной даже ишаки смеяться будут.»

Джухонгыр не мог уснуть до рассвета и лишь мучался лёжа на шкурах. Рано утром Елисей собрался и как следует размялся с воеводой. Он пришел в назначенное место, где его уже ждал Джухонгыр.

 –  Что русич, готов валяться у моих ног? – спросил тот, – брат твой так и делал, умолял меня оставить его в живых, сапоги мне целовал.

 –  Я не мой брат, – ответил Елисей, – много болтаешь ногаец, коли проиграешь мне, то ты сапоги мне целовать будешь.

Елисей взял топор и деревянный щит, убивать Джухонгыра он не собирался, но проучить басурманина очень хотел. Ногаец был в легкой кольчуге и с саблей в руках. Они стали ходить по кругу, присматриваясь друг к другу. Княжич сделал обманное движение щитом чтобы спровоцировать ногайца, но тот не дрогнул. Его взгляд был холодным словно лед и источал ненависть и злобу. Елисей бросился и ударил того топором, но Джухонгыр увернулся и махнул саблей наотмашь, чуть не задев лицо русича. Тогда тот присел и ударив ободом щита, снова сбил Ногайца с ног.

 Надо сказать, что воинам в Ногайской Орде не было равных в конных набегах, они рождались и умирали в седле, но в пешем бою уступали русичам. Джухонгыр повалился на землю и возле его головы мигом вонзился топор.

 –  Так и будешь валяться? – сухо произнес Елисей, – или драться начнешь?

Через четверть часа стало понятно, что ногаец не победит русича, хоть и был крепок и высок, поэтому они перешли на кулачный бой. Елена не владела достаточно хорошим ударом кулака, но знахарь Ли выучил ее китайской борьбе, и потому она с лихвой использовала свои сильные ноги.

 –  Этот русич лягается, словно очумелый ишак, – смеялись люди в толпе.

Однако прямой удар сапога в нос, вырубил сына Ногая, повергнув того на землю. Победа оказалась на стороне Елисея. Он презрительно поглядел на валяющегося в грязи Джухонгыра, и усмехнувшись схватил того за шиворот.

 –  Говоришь, брата моего в лошадиный помет кунал, и доволочив до свежей лепешки, бросил лицом в кизяк.

Это было страшное оскорбление для ханского сына, поэтому слуги сразу побежали к хану чтобы доложить об этом. Хан Ногай немедленно призвал к себе обоих:

 –  Как ты посмел! – закричал он, – оскорблять мой род!

 –  Я победил в частном бою, – возразил Елисей.

 – Ты!!! – ругался Ногай, указывая на Джухонгыра, – второй раз опозорился перед всеми! Больше не смей появляться рядом со мной!

Надо сказать, что у хана Ногая было много жен и много сыновей. Джухонгыр вовсе не имел привилегий перед другими сыновьями, и то, что он являлся старшим вовсе не делало его главным. Ногай действительно признавал лишь силу, поэтому не стал наказывать Елисея, зато Джухонгыр лишился права появляться на советах и сидеть рядом с ханом, теперь его место занял другой сын Борджан, от второй жены Ногая.

Это унижение сильно ударило по самолюбию ногайца, и он стал ненавидеть Елисея лютой ненавистью.

 –  Ули-ханум, – обратилась служанка к матери Джухонгыра, – хан озлился на вашего старшего сына из-за драки с русичем, и лишил его права быть рядом с собой, сын Далил-ханум занял это место.

 –  Как посмел этот русич! – закричала женщина – позови ко мне шамана Турай – иссена.

Шаман немедленно пришел к главной жене Ногая.

 –  Ули-ханум, – поклонился он.

 –  Знаешь как я зла Турай – иссен? – ходила она туда-сюда по шатру.

 –  Я слышал новости, – ответил тот.

 –  Уже весь Улус(стойбище) слышал их, – ругалась она.

 –  Госпожа желает…, – взглянул он на нее.

 –  Да, – кивнула она в ответ, – пусть он умрет от хвори и как можно быстрее.

 –  Я сделаю как вы пожелаете, – поклонился тот и вышел из шатра.

 ----------------

 –  Ну и натворил же ты дел, княжич, – хватался за голову Андрей.

 –  Ничего, переживут, – ухмыльнулся Елисей.

 –  Пережить бы нам теперь, – сел воевода на стул, – знаешь сколько врагов ты себе нажил?

 –  Зато мордой в кизяке не валялся, – рассмеялся княжич.

 –  Теперь всю еду нужно будет тщательно проверять, а то поляжем от чего-нибудь, – вздыхал тот.

 –  Для этого знахарь Ли и поехал с нами, – ответил Елисей.

 –  Ханский сынок будет мстить, не выезжай один за Улус, – произнес тот вставая, и направился к выходу.

Его чуть не сбил с ног юноша лет шестнадцати. Он влетел в шатер княжича и заорал словно бесноватый:

 –  Умри, русич!!! – бросившись на Елисея с коротким ножом.

Княжич поймал руку нападавшего.

 –  Ты еще кто такой? – спросил он.

 –  Я, Гюн – ирек, младший брат Джухонгыра!

Гюн – ирек являлся вторым сыном главной жены. Он был очень красив и более покладист на характер, но особыми талантами в военном искусстве не отличался, и потому Ногай не уделял ему внимания. К тому же юноша был не в меру доверчив и легко поддавался уговорам.

Елисей отобрал у него нож и толкнул на кровать, покрытую одеялом из собольих шкур.

 –  Прежде чем за нож хвататься, – произнес русич, – научись как следует с ним обращаться.

Гюн – ирек смотрел на того с изумлением, распластавшись на его ложе.

 –  Садись, – указал княжич на стул, стоявший возле маленького стола.

«Хорошо бы вызнать побольше о ханской семейке» – подумал он.

Гюн сел на стул, а Елисей достал кувшин виноградного вина, разлив его по пиалам.

В Улусе почти невозможно было достать вино, да и популярностью у ногайцев оно не пользовалось, так как их хан недавно принял мусульманство, что запрещало ему пить этот напиток, но главная жена хана верила в старых богов, как и ее сыновья.

Гюн – ирек подождал пока княжич отопьет первым, потому как боялся, что ему подольют чего-нибудь.

Но на Руси в отличие от Орды редко использовали яд для устранения своих врагов.

 –  Значит, ты пришел мстить за брата? – спросил Елисей, пристально глядя на ногайца.

 –  Я должен был это сделать, – слегка улыбнулся тот, отпивая вино – хотя не согласен с тем, как он обращался с твоим братом.

 –  Значит у вас близкие отношения с Джухонгыром? – снова спросил русич.

 –  Нет, – махнул головой тот, – Джухонгыр заносчив и хвастлив. Он держит меня рядом только из-за нашего родства. На самом деле я даже рад, что ты сбил с него спесь – рассмеялся Гюн – раньше ему никто не смел перечить, а тебе удалось втоптать его в пыль дважды.

 –  У вас странная братская любовь, – взглянул на него княжич.

 –  Да, – опустил глаза Гюн – ирек, – в Орде всегда так, даже брат может вонзить тебе нож в спину.

 –  Наверно он страшно зол на меня? – спросил Елисей.

 –  Тебе нужно быть очень внимательным, – улыбнулся Гюн, – стрела может попасть в тебя нечаянно, или твой конь падет…, но Турай – иссена тебе стоит опасаться больше.

 –  Кто это? – посмотрел на него княжич.

 –  Наш шаман, – ответил ногаец, – он знает великое множество снадобий, которые способны отправить тебя к предкам.

 –  Ты интересный человек, – улыбнулся Елисей, – решил помогать мне?

 –  Конечно нет, – рассмеялся Гюн – ирек, – меня тоже стоит бояться. Я уже сказал, что в Орде нет ни друзей, ни братьев.

Взгляд Гюн – ирека определенно завораживал. В нем было что-то мужественное, хитрое и одновременно наивное. Елисей тоже привлек внимание ногайца. Раньше он смотрел на это лицо, но ничего кроме жалости и отвращения оно не вызывало. Зато теперь Гюн – ирек почувствовал интерес к этому русичу, тем более что они были почти одного возраста.

Ногаец покинул шатер княжича хмельной и довольный, весело поигрывая своим ножом.

Второго по старшинству сына Ногая от жены Далил-ханум звали Борджан. Он был невысокого роста, коренастый с крепкими руками и сильными жилистыми ногами. Борджан не отличался красотой, его смуглое лицо было опалено степным солнцем и колючим ветром. Кроме увлечения оружием и стрельбой из лука, сын второй жены был на редкость начитан. Книги увлекли его еще в детстве и с тех пор он прочитал много трудов ученых людей соседних стран и знал несколько языков. Каждый раз как его люди расправлялись с очередным обозом или монастырем они приносили своему господину рукописи с замысловатыми закорючками, поэтому ногаец много знал о жизни за пределами степей. Часами юноша просиживал с новой находкой в своей юрте, и только его дядя, беклярбек Алтай, приходил к нему чтобы оторвать от этого никчемного, в его понимании, занятия и увести на стрельбище.  Борьба за власть между двумя главными женами Ногая вынуждала соперничать и Джухонгыра с Борджаном, однако это соперничество в меньшей степени каснулось Гюн-ирека и Темера, младших сыновей. Конечно, при отце они дружелюбно улыбались и дружески похлопывали друг друга по плечу, но лишь только покидали его шатер, как становились непримиримыми врагами. С тех пор как Джухонгыру было запрещено появляться на малом курултае (собрании), Борджан стал второй главной фигурой в ставке Ногая после хана. Теперь перед ним все лебезили и старались угодить, к нему потянулась вереница просителей и родственников, а также тех, кто старался сосватать ему своих дочерей. Такое внимание совсем не радовало его, потому что укрыться в Улусе от этих людей было негде, и юноша был вынужден скрываться в юрте младшего брата или вовсе в зарослях типчака, прячась меж лошадей.

- Борджан, когда ты уже вернёшься к себе? – спросил лежащего на биваке брата Темер.

- Отстань - перевернулся на другой бок юноша, - я читаю Сунь Цзы.

- Отец терпеть не может твои глупые увлечения, смотри прогневаешь его, и он посадит тебя у двери, чтобы знал свое место, или еще хуже запретит вообще появляться перед его глазами, как Джуходгыру.

- Джухонгыр хвастливый и глупый – ответил тот.

- Зато сильный – ухмыльнулся Темер.

- Весь Улус смеялся, когда он проиграл русичу – не отрывая глаз ответил тот.

- Это странно – удивился Темер, - русич наверняка все подстроил, я еще ни разу не видел чтобы Джухонгыр кому-то проигрывал.

- Все, кто с ним дрались, слабаки – ответил ногаец – они поддавались ему из-за отца. Русич зол на него из-за брата, поэтому и побил его.

Темер сидел рядом на биваке и потихоньку заглядывал через плечо старшего брата в прошитую книгу. 

- Про что здесь? – неожиданно спросил он.

- Про то, как нужно воевать – ответил Борджан.

- А тот, кто писал это был великим воином или тысячником? – спросил любопытный Темер.

- Он написал книгу, но никогда не воевал – ответил ему брат.

- Тогда эта книга бесполезна – толкнул его в бок юноша, - отец лучше знает, как нужно воевать, учился бы у него.

- Алтай-ага и так постоянно наставляет меня, сам бы лучше учился, а то отец даже не смотрит в твою сторону.

- У великого хана много дел, голова отца постоянно в заботах о народе. Если ты хочешь удержаться на том месте, которое сегодня занял – продолжил Темер, - то нам нужны сильные союзники среди сыновей нукеров хана.

- Они все готовы склонять головы перед любым, кто имеет хоть какую-то власть, еще недавно эти люди бегали за Джухонгыром, а теперь они проходят мимо него и презрительно смотрят в его сторону.

- Поэтому нужны верные люди – продолжал убеждать его младший брат, - и русич как раз подойдет.

- Ты прав – задумался, листая книгу Борджан – враг моего врага, мой друг.

-----------

На утро Елисей достал гучжень и сел играть.

Переливы диковинного инструмента стали разноситься по округе, привлекая внимания зевак, что проходили мимо ставки русичей. Ногайцы были не созданы для музыки, они хорошо воевали, но в их Улусе редко звучали песни. Мелодия была печальна и лилась словно горный ручей с вершины, что ниспадает на землю, издавая высокое и чистое журчание. Женщины, заслышав эти звуки останавливались чтобы насладиться ими. Их жизнь была очень трудна, мужчины привыкшие воевать, приводили с собой много рабынь, а женились исключительно ради продолжения рода. Да и при такой жизни ни о каких ласках и любви речи быть не могло, ногайцы не умели любить своих женщин. Поэтому услышав, что-то столь красивое, те стали сбиваться в толпу возле шатра княжича.

Джухонгыр не спал вторую ночь подряд. Он напился и вырезал всех своих рабынь, кто имел светлые волосы и был из русичей. Утром весь в запекшейся крови, пьяный и злой, ногаец пошел к княжичу. Он выждал, когда будет смена дружинников и проник в ставку Елисея.

Тот по-прежнему сидел у себя в шатре и закрыв глаза, задумчиво играл на гучжене. Джухонгыр тихо вошел, в его глазах сверкала жажда убийства. Княжич был с растрепанными волосами, и те крупными золотыми локонами ложились ему на раскрасневшиеся щеки и плечи. Длинные пальцы легко летали по струнам инструмента, а лицо, передавало каждый звук извлекаемый из гучженя.

Ногаец взглянул на Елисея и замер. Он словно увидел странный свет исходящий от русича, что шел волнами прямо на него, вторя музыке. Эти волны парализовали Джухонгыра и ноги не могли сдвинуться с места. Он чувствовал, как его сердце ускоряет ритм, как в то время, когда впервые увидел его в Ревеле. Это чувство настолько захватило все тело, что ногаец не мог отвести глаз от Елисея, пока тот играл. Будто сам Тенгри (бог неба) сидел перед ним, и ему хотелось пасть ниц и следовать за ним словно Кун(солнце) освещая путь этому богу.

Елисей тяжело вздохнул и остановил звучание струн, открыв глаза. Перед ним в двух шагах стоял Джухонгыр, весь покрытый кровью и с ножом в руке. Княжич пристально поглядел на него из-под лобья. Ногаец глубоко и протяжно дышал.

–  Княжич, – неожиданно вошел в шатер Гюн – ирек – я вчера так напился, что уснул прямо в стойле…, – улыбнулся он и увидел своего брата.

Джухонгыр обернулся, окинув того холодным взглядом, и молча вышел из шатра.

 –  Похоже только, что ты спас меня, – произнес Елисей, – я даже не заметил, как он проник сюда.

 –  Я говорил тебе быть осторожным, – ответил Гюн, усаживаясь на стул – я слышал звуки музыки пока шел сюда, но не думал, что это ты, – снова улыбнулся тот – сыграй для меня.

С тех пор Гюн – ирек стал каждый день наведываться в ставку русичей, и не вылезал из шатра княжича, проводя там все вечера.

 –  Зря ты княжич с этим басурманином дружбу водишь, – предупреждал воевода Андрей, – хитер он словно лис, да ловок.

 –  Знаю, – ответил Елисей, – но не могу понять, что же он тут выведывает.

–  Увидит, чего лишнего, беды не оберешься, – сетовал воевода.

Едва солнце стало катиться к закату княжич решил тайком проехаться по степи. Вечерняя степь была тиха и спокойна, словно ласковые руки матери она ласкала лицо теплым ветром и трепала кудри выглядывавшие из-под шапки. Княжич тихо ехал вперед, его кобыла отгоняя надоедливую мошкару размахивала хвостом и пыталась щипать по-дороге выжженную солнцем траву.

«Как безмолвны эти просторы – подумал Елисей, - не сравниться с Ревелем, где всегда шумно и многолюдно, где ладьям нет конца и ярмарки затихают лишь поздно ночью. А здесь…., тишина».

Солнце быстро уходило за горизонт и степь залилась алым закатом. Вдруг стрела пронзила шапку княжича, сбив ее наземь. От пронзительного свиста лошадь прижала уши и попятилась назад, со стороны гор показались всадники. Елисей прикрикнул и ударив кобылу хлыстом поскакал так, что в ушах засвистел ветер, но четыре всадника всё равно нагоняли его. Черные фигуры становились все отчетливее и смертоноснее, тем более что лошадь начала припадать на одну ногу.

Темер выскочил им на перерез и подняв копье с лисьим хвостом на древке, метнул его в сторону всадников.

- Скачи в аул! – крикнул он Елисею, - я задержу их!

Но Елисей вынул меч и приготовился к бою.

- Уходи! – снова прокричал Темер.

- Это Уйгуры! – ответил княжич, - тебе не справиться с ними одному.

- Нам и двоим с ними не справиться! – ответил ему Темер, - скачи в Улус, позови стражников!

Елисей понимал, что как бы они не были сильны, но двум мальчишкам не тягаться с сильными войнами, однако оставлять ногайца одного, все равно, что отправить на верную смерть.

Лошадь в нетерпении топтала сухую траву, и Елисей не знал, как ему поступить.

- Я не оставлю тебя! – наконец решил он.

- Борджан! Борджан! – заорал словно сумасшедший Темер.

- Чего орете – поднялся, появившейся словно из-под земли, юноша.

- Ты все время был здесь? – удивился Елисей – чего тогда прятался?

- Я не прятался – улыбнулся в ответ Борджан, - а отдыхал в ковыле.

Его хитрые прищуренные глаза говорили о полной уверенности в том, что он справиться с ситуацией и победит врагов.

Тем временем четверо всадников словно вороны налетели на них и стали кружить, затравливая будто добычу.

- Кто вы такие? – спросил, натянув лук Борджан, но они лишь вынули короткие сабли.

В Улусе тревожно застучали барабаны, похоже стражники увидели приближающихся незнакомцев и подняли тревогу.

- Агх! – сплюнул один из них – как жаль, из мальчишки получился бы отличный раб для продажи! – и повернув своих коней они исчезли в темнеющей степи.

- Умеешь же ты русич друзей себе заводить – засмеялся Борджан, - то с Джухонгыром подерешься, то на Уйгуров напорешься.

- Назови мне свое имя – произнес, переводя дух от скачки Елисей, - и я пришлю вам дары за то, что помогли мне.

- А-ха-ха-ха! – залился смехом юноша, опуская лук – во всем Улусе моего отца нет ни одного мужчины с таким звучным именем как у меня – ударил он себя в грудь, – ведь оно похоже на опаляющие знойные ветра.

«Чего он несет – подумал Елисей – прям поэт какой-то. Дай ему в руки домбру, так запел бы уже…»

Эти мысли вызвали на лице русича невольную улыбку, и он просиял словно солнце весной.

- Что за чудо – продолжил Борджан – даже тысячи звезд на небе не стоят одной улыбка на лице раба.

От его слов Елисей перестал улыбаться.

- Видно заносчивость у вас семейное – ответил тот – не боишься, что за такие слова я тебя кизяком одарю – и повернув, поскакал в Улус.

- Ты все испортил – спрыгнул с седла Темер – мы его должны были на свою сторону перетянуть, а ты его рабом назвал.

- Разве это не так? – равнодушно спросил Борджан, - отец его здесь в заложниках держит, чтобы русичи дань нам платили.

- Ай, Борджан! – хлопнул его по плечу брат, - вы с Джухонгыром одинаковые!

Вечером на совет Ногай позвал Борджана и Елисея, а Джухонгыр остался сидеть в всем шатре. Пока хан говорил со своими нукерами, разбирал споры меж людей в Улусе, и карал тех, кто крадет, Елисей смотрел пристальным взглядом на Борджана. А тот, в свою очередь разлегся на подушках и стал листать учение Сунь Цзы.

«- Знаешь, как получить друга вернее пса? – спросил он перед собранием Темера.

- Не знаю – ответил тот.

- Сначала разозли его, до такой степени, что тот будет готов перегрызть тебе горло. А потом обласкай, покажи ему, что доброта твоя не знает границ, и тогда он будет служить тебе верой и правдой – ответил, собираясь выходить Борджан.

- Если только ты сумеешь уцелеть – рассмеялся ему в след Темер.»

Но чаянья молодого ногайца не сбылось. Елисей не стал искать его, встречи с ним, а целыми днями проводил время в своей ставке с Гюн-иреком.

Утром Гюн, как обычно, направился в шатер княжича, на встречу ему вылетела Евпраська преградив путь.

 –  Нельзя, – резко проговорила она, – не можится сегодня княжичу.

 –  Что с ним? – спросил Гюн – ирек.

 –  Хворый он у нас, кровохарканьем, да болями мучается.

 –  И когда это началось? – спросил ногаец.

 –  С рождения это у него, – ответила служанка, – потому и не может княжить в Ревеле.

Она сделала жест Андрею и зашептала тому на ухо:

 –  Женская болезнь у княжны началась, пусть знахарь Ли питья даст, а то мучается сильно бедняжка.

Гюн постоял еще немного и ушел. На следующий день все повторилось. Гюн – ирек начинал испытывать острое чувство тоски по общению с Елисеем, а также тревогу за его здоровье.

Вечером ему все же удалось тайком пробраться в шатер. Княжич лежал, свернувшись калачиком под собольим одеялом. Он был бледен и его лоб покрывала холодная испарина, было заметно, что Елисей испытывает мучительные боли. Гюн – ирек тихонько присел рядом:

 –  Что с тобой? – шепотом спросил ногаец.

 –  Как ты сюда попал, – сжимая зубы ответил Елисей.

 –  Это все Турай – иссен, он дал тебе яда – в панике заговорил Гюн – я пойду к нему и заставлю дать мне противоядие.

 –  Не болтай ерунды, – прошипел княжич, – ступай отсюда, скоро это пройдет.

 –  Пусть ваш шаман облегчит тебе боль пока, – волновался тот.

 –  Ступай, – еле сдерживаясь выговорил Елисей.

 –  Княжич, – погладил тот его по золотым кудрям, – скажи, что мне сделать чтобы излечить твою хворь?

Снова бледнея, Елисей ответил, – не лечиться она, поэтому мне и надо быстрее в Ревель вернуться.

Гюн – ирек покинул ставку:

«Теперь, разве я могу расстаться с ним – думал тот, – если княжич уедет в Ревель, то я снова останусь один…»

Тем же вечером он направился к Турай – иссену.

 –  Скажи шаман, это ты княжичу снадобья дал?

Турай – иссен вздохнул:

 –  Таков был приказ Ули-ханум, – ответил старик.

 –  Тогда дай мне противоядие, – наставил на него клинок Гюн – ирек.

 –  Ваша матушка хорошо заплатила мне за эту услугу, – проговорил хитрый шаман, – думаете я смогу ее расстроить?

 –  Чего ты хочешь? – с гневом взглянул на него сын Ногая.

 –  У Ули-ханум есть ожерелье дивной красоты, с камнями из бирюзы – улыбнулся Турай – иссен – вот если бы оно стало моим, то княжич остался бы жив.

 –  Хитрый хорек! – закричал Гюн – ирек   – я дам тебе его, но ты скажешь моей матери, что яд не берет княжича, и чтобы она оставила эту затею.

Как стемнело Гюн – ирек пришел в шатер к своей матери просить ожерелье:

- Зачем оно тебе сынок? – удивилась Ули-ханум.

- Матушка, у меня есть любимая наложница и нет краше её в целом свете, поэтому я желаю сделать ей подарок, что был бы достоин её красоты. У тебя много украшений из камней, поэтому, прошу отдай мне это ожерелье.

- Это правда, что у меня много украшений и то, что ты просишь не самое красивое или дорогое, но достойна ли эта наложница носить его? – спросила женщина, - я бы хотела посмотреть на нее. Раз ты так описываешь эту девушку, то, возможно, она будет первой кто подарит тебе сына, а хану внука.

- Она достойна и большего – хитро ответил Гюн-ирек, - но сейчас немного приболела, поэтому я и хочу порадовать ее - упрашивал юноша.

Ули-ханум очень любила младшего сына, ведь лицом он был похож больше на нее, поэтому поддалась на уговоры и отдала Гюну ожерелье.

Турай – иссен обманул доверчивого юнца и вручил ему яд вместо хваленного противоядия. Шаман действительно много раз пытался отравить княжича, но знахарь Ли все время препятствовал этому, поэтому Турай – иссен решил подсунуть яд Гюн – иреку, да еще и плату с того взять.

 –  Княжич, – снова вернулся Гюн, – вот противоядие, – сунул он ему в руки склянку.

 –  Не нужно мне это, – противился тот.

 –  Пей, – шептал ногаец, – это поможет тебе излечиться.

 –  Хорошо, – наконец-то сдался русич, – я выпью, но только когда ты уйдешь.

Конечно же он не стал пить снадобье, выменянное дорогой ценой, а просто убрал его в ларец.

Через пару дней Елисею стало лучше, и тот наконец-то вышел из шатра, хотя был еще бледен и не мог садиться на коня.

 ------------------

 –  Слышал я недавно с ним хворь приключилась, – заговорил Джухонгыр, войдя к брату.

 –  Да, – ответил тот, – уж не твоих ли это рук дело? – спросил юноша.

 –  Я похож на того, кто будет сыпать яд своим врагам? – удивленно спросил Джухонгыр.

 –  Не знаю, – ответил Гюн.

 –  Не забывай, что мы братья, – продолжил ногаец, – и рождены от одной матери и отца. Я просил тебя сблизиться с этим русичем, но не слишком ли ты часто стал бывать у него?

 –  К чему ты это? – удивился Гюн.

 –  Вымани его из Улуса, – пристально взглянул на него ногаец, – езжайте завтра к холмам, я буду ждать там с Кисим – беком и Батыром.

 –  Ты хочешь убить его? – спросил Гюн – ирек.

 –  Из степи он не вернется, – ответил Джухонгыр.

В этот вечер ногаец, как обычно, пришел к Елисею в шатер, он сел и потребовал вина. Русич поставил кувшин на стол.

 –  Я слышал, – начал тот, – что у вас есть обычай пить из одной чаши, а потом лобызаться в уста.

Елисей рассмеялся:

 –  Есть такой обычай, – замахал головой он, – только если мы разделим с тобой чару, то станем братьями навек.

 –  Пусть будет так, – произнес Гюн – ирек, загадочно поглядывая на княжича.

Они отпили из одной чаши, и княжич поцеловал ногайца сначала в правую щёку, затем в левую, а потом в уста. После, Гюн – ирек просил того сыграть на гучжене. Близилась ночь, а ногаец все не покидал шатер Елисея.

 –  Ступай уже Гюн – ирек, – произнес княжич, – странный ты сегодня какой – то.

Тот в ответ грустно улыбнулся.

 –  Поедем завтра прогуляться в степи, – произнес ногаец, глядя на раскиданные подушки на ложе Елисея.

 –  Ты предлагаешь мне тайно покинуть Улус? – спросил его княжич.

 –  Да, – ответил Гюн – ирек – будем свободно скакать, пока не устанем.

Русич, мягко говоря, удивился такому предложению ногайца, но ответил одобрительно.

 –  И ещё, – продолжил тот, – можно я сегодня останусь в твоем шатре?

 –  Гюн – ирек, – рассмеялся Елисей, – что с тобой? Ты грибов каких наелся что ли?

Но ногаец будто не услышал его вовсе.

 –  Я буду спать здесь, – улегся он на тахту у входа.

Елисей лег в кровать одетым.

На утро к княжичу вошел воевода Андрей Мелих.

 –  Поднимайся, – махнул он мечем, – пора поразмяться.

Княжич медленно потянулся, лежа в подушках.

 –  Рано еще Андрей, – ответил тот, – чего спозаранку ко мне пришел?

 –  Опять с басурманином пил, – не унимался воевода, – не доведет это тебя до добра.

Елисей улыбнулся в ответ с закрытыми глазами, сладко потягиваясь от неги.

 –  Не ворчи Андрей, – проговорил он, – Гюн – ирек на тахте спит, еще, чего доброго, услышит тебя.

Воевода обернулся:

 –  Нет здесь никого, – ответил тот.

 –  Где же он? – спросил удивленно княжич.

Рядом с русичем под собольим одеялом послышался сдавленный смех, и голова Гюн – ирека вынырнула наружу.

Воевода вытаращил глаза, и Елисей тоже.

 –  Было холодно, – жалобным голосом проговорил ногаец.

 –  Ах, ты басурманин беспутный! – закричал Мелих, – да как ты посмел на ложе к нашему княжичу забраться?!

 –  Не ори Андрей, – зашептал княжич, – дружина прознает, позору не оберёшься.

 –  В чём тут позор? – пожал плечами Гюн – ирек, – когда мы оба мужчины?

 –  И то верно, – закивал головой Елисей – мужчины же, – посмотрел тот на воеводу.

- Ступай Ху-хан(сын хана) к себе – ответил Андрей, - нам с княжичем по толковать надо, да силушку поразмять.

- Тогда буду ждать как договорились – ответил Гюн-ирек, резво спрыгивая с постели, - не забудь княжич о нашем уговоре – и унесся словно ветер на своей каурой лошади.

Гюн – ирек и Елисей выехали в степь по утру, сразу после тренировки с воеводой. Они неспеша отдалялись от Улуса, пока шатры не скрылись за холмом.

 –  Поедем, туда, – указал княжич на холмы.

 –  Лучше к реке, – ответил Гюн – ирек, – в степи не безопасно, а у реки много деревьев и зелени. В их сени можно укрыться и от глаз, и от стрел – пришпорил он лошадь.

Русич и ногаец поскакали к берегу, поросшему ольхой. Они спешились у самой реки и легли на траву.

 –  Скажи княжич, – заговорил вдруг ногаец, – есть ли у тебя самый важный человек, которому ты верил бы как самому себе и ни на минуту не хотел бы расстаться с ним?

Елисей призадумался.

 –  Пожалуй есть такой…, – ответил тот.

На лице ногайца вдруг возникла гримаса обеспокоенности.

 –  Кто же это? – спросил он.

 –  Воевода наш, – ответил княжич, – без него я бы тут давно пропал.

Гюн резко вскочил на ноги и ударил рукой по кустам.

 –  Ненавижу воеводу! – закричал он.

Елисей только подивился такой реакции.

 –  А есть ли тот, кого ты хотел бы называть братом, – не унимался ногаец.

 –  У меня есть брат, – рассмеялся княжич, – зачем мне кого – то звать братом?

Гюн – ирек молча посмотрел на русича и не смог вымолвить более ни слова.

 –  Поехали обратно в Улус   – наконец заговорил он после долгого молчания, – уже сумрак ложиться на степи.

Они неспеша двигались обратно по открытой местности.

Джухонгыр достал стрелу из колчана и натянул тетиву.

«Если он погибнет от стрелы русичей, то это не вызовет подозрений» – думал тот.

Ногаец застыл, нацелившись в левую сторону княжича, на два пальца ниже лопатки.

Гюн – ирек о чем – то беседовал с Елисеем, их лошади терлись боками друг об друга потому, что шли слишком близко. Ногаец весело рассмеялся и положил ладонь на правое плечо княжича, расстояние между их лицами уменьшилось.

Внезапный порыв гнева накрыл Джухонгыра, его глаза налились кровью, и он изменил направление стрелы, спустив тугую тетиву. Та поразила ладонь Гюн – ирека насквозь и вошла в правое плечо Елисея.

Ногаец почувствовал острую боль и закричал, так как его рука оказалась пригвождённой к плечу русича. Лошадь дернулась от вопля, вскочив на дыбы, теперь кричал уже Елисей, потому что Гюн потащил его за собой.

 –  Остановись, – одернул его княжич, еле терпя боль.

Гюн – ирек обломил стрелу другой рукой и снял свою ладонь с плеча русича. Он перелез на лошадь Елисея, сев позади него, а свою привязал к седлу, так они добрались до Улуса. Раненного княжича спустил воевода Андрей и перенес в шатер, уложив на постель.

 –  Евпраська, зови знахаря Ли, стрела наверняка была отравлена.

Знахарь оглядел плечо Елисея, и не найдя следов яда, перевязал того тугой повязкой.

Гюн – ирека тоже осмотрел Турай – иссен.

Джухогыр вернулся в Улус едва сумрак упал на степь. Он тихо зашел в свой шатер и снял лисью шапку. К нему тут же пожаловал тысячник Бельбек – ага.

 –  Великий хан зовет тебя, – проговорил тот и Джухонгыр последовал за ним.

В ханском шатре уже собрались все тысячники и сотники. Хан сидел на тахте, возвышаясь над ними.

 –  Через пять дней наши тумены направятся в земли хулагуитов, – заговорил Ногай, – мы должны победить Хулагу, так как он оскорбил великого хана Берке.

 –  Великий хан,   – обратился к нему Бельбек – ага, – разумно ли будет выступать одним против орды Хулагу, пришлет ли хан Берке нам подмогу?

 –  Наши воины лучше закалены в боях, – ответил Ногай, – помощь хана Берке нам не понадобиться.

 –  И все же пусть Язон – ага пошлет в Улус Берке гонца с письмом, – сетовал Бельбек.

 –  Когда двинемся, тогда и пошлем, – ответил хан, – Джухонгыр, ты поведешь тумен. Я возлагаю на тебя большие надежды, так как из моих сыновей, ты самый привыкший к походам. Я даю тебе шанс возвысить свое имя.

 –  Великий хан, я не подведу тебя, – поклонился отцу Джухонгыр.

 –  Пусть княжич поедет как твоя правая рука и поможет тебе, – продолжал Ногай – я не хочу, чтобы вы ссорились, полезных людей лучше держать к себе поближе.

 –  Сожалею, великий хан, – ответил Джухонгыр, – но княжич Елисей сегодня был ранен в степи и не сможет участвовать в битве.

Ногай призадумался, поглаживая свою бороду.

Через пять дней два тумена с обозами двинулись в путь к Тереку. Гюн – ирек, Елисей, Борджан и Темер остались в Улусе. Хоть княжич и горел желанием отправиться вместе с ханом воевать против Хулагу, но его рана начала кровоточить, едва тот забрался на коня. Гюн-ирек тоже остался по настоянию матери, хотя рана его была менее опасной.

  Ногаец по – прежнему ходил в ставку русичей как к себе домой, а княжич тренировался и играл на гучжене.

 –  Княжич, – обратился к нему Гюн, – почему у тебя нет гарема?

 –  Кого? – удивленно спросил Елисей.

 –  Каждому сыну хана положено иметь десять наложниц, – ответил Гюн – ирек – разве на Руси не так?

 –  Наша вера запрещает нам жить со множеством женщин, – ответил тот – когда я вернусь в Ревель, отец женит меня на княжне из другого рода и у меня будет жена.

Гюн – ирек рассмеялся.

 –  Ты уже три месяца в Улусе, а я у тебя в шатре ни разу не видел женщины. Разве это ни странно?

Княжич призадумался:

 –  У меня есть Евпраська, – ответил тот.

 –  Она не красивая, – смеялся Гюн – ирек.

 –  У тебя тоже есть десять наложниц? – спросил его Елисей.

 –  Конечно, – ответил ногаец, – все красавицы, каждый день спят на моем ложе.

Княжич засмеялся.

 –  Брехун ты хороший, – хохотал он, – ты уходишь из моего шатра за полночь, а то и вовсе на тахте спишь. Твои наложницы давно уже забыли, как ты выглядишь.

Гюн – ирек лукаво улыбнулся. У него действительно был полагающийся ему гарем, вот только ни одной женщины из него он не видел. Ему было шестнадцать, но с женщинами он ладить не умел, поэтому в шатер к наложницам не ходил, а с тех пор, как в Улусе появился княжич и вовсе забыл о них.

На следующее утро Елисей завел разговор с воеводой:

 –  Скажи Андрей, хорош ли ты в амурных делах? – вдруг спросил он.

Воевода вытаращил на него глаза:

 –  Девки меня бояться, что огня, говорят здоров больно, да изъясняться красиво не умею.

 –  Мне нужно завести наложниц, – продолжил Елисей, – а то в Улусе сомневаться начинают мужик ли я вообще.

Мелих пожал плечами.

 –  Купи мне девок по смазливей, да посели в отдельный шатер – поглядел на него Елисей.

 –  От того, что девки в соседнем шатре жить станут, мужиком ты явно не прослывешь, – засмеялся воевода, – ещё пуще сплетни разводить будут, что княжич к ним не ходит.

 –  Что же тогда делать? – спросил его Елисей.

 –  Недавно служанка Молдир-хани приходила, – продолжал он, – справлялась, можешь ли ты для хани на этих заморских гуслях сыграть.

 –  Молдир-хани ведь родная сестра Джухонгыра и Гюн – ирека? – спросил Елисей.

 –  Да, – ответил воевода.

 –  Коли ей окажешь внимание, – зашептал Андрей тому на ухо, – по Улусу тут же слухи пойдут, но касаться хани строго запрещено, ведь она дочь Нагая.

 –  Дуболом ты стоеросовый, – ответил княжич, – коли в шатер к незамужней девке пойду, мне башку с плеч снимут.

 –  Так пусть сама приходит, – ответил Андрей, – раз гусли слушать хочет.

Вечером в ставку к русичам явился батрак Хилек со своей пятой дочерью.

 –  Возьми господин девку себе, – обратился он к воеводе, – девать мне их некуда, и кормить не чем. Две померли уже с голоду, а эту за так отдам, только возьми.

 –  Чего тебе? – подошел к ним княжич, – опять своих блохастых к нам таскаешь?

 –  Не гневайся княжич, – упал ему в ноги Хилек, – возьми, – толкнул он вперед тощую девочку лет восьми, – хоть в рабыни возьми.

Елисей посмотрел на грязную девчонку:

 –  Ладно, – ответил он, – слыхал я у тебя еще две есть.

 –  Есть княжич, только хилые и больные. Никто не берет.

 –  Веди их сюда, – ответил Елисей, – а ты Андрей, шатер готовь для гарема.

 –  Неужто княжич, моих дочерей себе в наложницы возьмет? – обрадовался Хилек, – безродные они ведь.

 –  А мне их родовитость не нужна, – отмахнулся Елисей и пошел к себе.

К утру был поставлен новый шатер для наложниц княжича.

Старшую звали Айгуль, хромая и лицом не красивая, вторую Айна, одиннадцати лет, а третью, ту, что приводил Хилек Олджей, единственная которая на лицо была симпатичной.

 –  Повезло тебе глупой, – науськивал ее батрак, – к большому человеку тебя пристроил. У русича нет ни наложниц, ни жен. Сама всем хозяйничать будешь коли княжичу понравишься, и отца не забудь, глядишь разбогатеем еще.

Наставлял он девчонку не зря, потому что из всех сестер, она была самой смышлёной. Елисей пожаловал им меха собольи, одежду и украшения. Их отмыли, причесали и одели.

Вечером к княжичу как обычно пришел Гюн – ирек.

 –  Я внял твоим увещеваниям, – заговорил Елисей, – и завел себе гарем.

От неожиданности ногаец раскрыл рот.

 –  Ты взял себе наложниц? – спросил удивленно тот.

 –  Да, – ответил Елисей.

Гюн – ирек застыл в недоумении не зная, что ему дальше говорить. Он был так растерян, что слушал слова Елисея лишь наполовину. В этот раз ногаец не остался в шатре княжича надолго и вернулся к себе.

Он пришел и сев на тахту, просидел молча четверть часа. Затем почувствовал, как его сердце начинает бешено ускоряться и к горлу покатывает ком. Он со злостью бросил шапку на пол, и почему – то по лицу Гюн – ирека полились слезы.

Теперь Ольджей – хатун, младшая дочь батрака Хилека, одетая в меха из чернобурки и в атласных расшитых одеждах, каждый день следовала в шатер княжича, чтобы послушать как тот играет на гучжене. Приходя по вечерам и видя гордо восседающую на тахте Олджей, Гюн – ирек испытывал гнев и уколы ревности. Он уже не мог, как прежде оставаться у княжича и его место заняла мелкая девчонка. Хани Молдир тоже не отставала от Олджей – хатун, по Улусу уже ходили слухи о том, что княжич сердцеед каких еще поискать. Теперь каждая незамужняя девка мечтала попасть в гарем к Елисею, потому что он хорошо относился к женщинам, красиво играл и был хорошим воином. Девиц в ставку приводили толпами и те с почтением, раскрыв рты, смотрели на гордо выплывающую из ворот Олджей – хатун, завидуя ее положению, словно она была главной женой Великого хана.

 –  Я ханская дочь! – кричала Молдир, – а княжич смотрит только на свою наложницу! Разве какая – то батрачка может быть красивее дочери хана!?

Дойдя до отчаянья в борьбе за внимание русича, Молдир заплатила Турай – иссену за отравление соперницы. Через три дня Ольджей – хатун слегла в бредовой горячке. Знахарь Ли как мог пытался ее спасти, но девчонка была слишком мала и худа чтобы бороться с ядом. К вечеру первая наложница княжича умерла.

Елисей сидел опечаленный в своем шатре:

 –  Не горюй княжич, – заговорил, войдя к нему Гюн – ирек.

 –  Я любил Олджей, как сестру, – проговорил Елисей, – даже начал обучать ее игре на гучжене. Кому понадобилось травить маленькую девочку?

 –  Я говорил тебе, в Орде нет друзей, и нет братьев – ответил Гюн – сегодня останусь у тебя, потряс он бурдюком с вином.

Теперь главной наложницей княжича стала Айна. Она оказалась совершенно бесполезной, заниматься ничем не желала, лишь навешивала на себя украшения и ходила по Улусу. Но это устраивало хани Молдир, которая была умна, хитра и расчетлива.

Через пару месяцев в Улус пришли плохие вести: Хулагу разбил войско Ногая, тому на силу удалось уйти. Теперь хан Ногай отступил и ждал подкрепление от Берке и своего Улуса. По приказу хана княжич и Гюн – ирек повели еще два тумена ему на подмогу.

Прибыв в ставку, Елисей понял, что ногайцы перегруппировываются. Вечером хан позвал обоих в свой шатер.

 –  Улюк – бек, – заговорил Ногай, – если Хулагу поведет свое войско этим путем – указал он на карту, – то мы сможем здесь устроить засаду.

 –  Великий хан, – отвечал тот, – пока Джухонгыр у них в руках, будет опасно нападать. Не лучше ли сначала выменять его, а потом напасть.

 –  Ты думаешь, Улюк – бек, что один воин может быть дороже сотен других? – взглянул на него Ногай.

 –  Но ведь это ваш сын, – проговорил Нукер.

 –  Сначала он воин, а только потом мой сын, – ответил хан, и повернулся к карте.

Гюн – ирек стоял молча. После собрания оба юноши вышли из шатра.

 –  Похоже твой брат в плену у Хулагу, – заговорил Елисей.

 –  Да, – ответил тот, – Джухонгыру не повезло.

 –  Ногай не будет его спасать? – взглянул на него княжич.

 –  Нет, – ответил Гюн – ирек, – отец не такой человек. Для него родственные связи не имеют значения. Джухонгыра скорее всего убьют, когда узнают о нападении. Хулагу жестокий человек, он велит притащить труп моего брата на хвосте лошади, чтобы показать превосходство над отцом.

 –  Есть ли способ спасти его? – поинтересовался княжич.

Гюн – ирек удивленно поглядел:

 –  Зачем тебе спасать его? – удивился тот – вы же ненавидите друг друга.

 –  Так – то оно так, – ответил Елисей, – но я все равно не желаю смерти твоего брата. Что если мы тайно проберемся в ставку Хулагу, – взглянул на него русич.

 –  Ты, верно, шутишь, княжич? – произнес Гюн – ирек, – это же самоубийство, мало того Джухонгыру не поможем, так еще и сами сгинем. К тому же до ставки Хулагу три дня пути, и пробраться туда незамеченными не получиться. Оставь эту затею, – махнул рукой Гюн, – и не помышляй о ней.

Гюн – ирек шел к себе слегка раздраженный, не то, чтобы он не хотел спасти своего брата, но то, как скор на принятие решений был Елисей его немного раздражало.

Княжич вошел к себе в небольшой походный шатер, наспех установленный воеводой.

«Дело опасное…, – думал он, – стоит ли оно риска? Этот ногаец действительно мне не друг, но почему – то сердце странно сжимается, когда думаю, что его притащат мертвым, чтобы отомстить Ногаю. Что же делать?»

Думы не отпускали Елисея до утра. Утром в ставку привели раненного воина, после не продолжительных пыток, оказалось, что он ехал в ставку Хулагу, да, на свою беду, заплутал по дороге. Что делалось в ставке он не знал. К вечеру все же собравшись и решившись на отчаянный, а может и очень глупый поступок, Елисей улизнул от Андрея Мелиха и Гюн – ирека, покинув ставку Ногая.