Онлайн чтение книги Резня в Кабуки-чо Massacre in Kabukicho
2/3 Если не способен поверить в себя, вера других значения не имеет

***

«Звяк». Звук заставляет вынырнуть из пустоты. Зрение становится чётче и сквозь муть проступает дверь. Стены здесь серые, в них нет окон, даже с решётками, а пахнет лекарствами и чистыми простынями. Наручники врезаются в запястья и щиколотки, и, судя по ощущениям, на шею приклеен целый рулон бинтов, а на затылке… там точно шишка.

Немного похоже на начало ролевого порно, и кажется, что вот сейчас откроется дверь, и в серую палату зайдёт медсестра с огромным шприцом.

Но минуты текут, сменяют друг друга, а ничего не происходит.

Про него забыли?

– Эй! Есть там кто-нибудь?! Гин-сан хочет сделать «пи-пи»! Прямо сейчас!

Если заткнуться на миг и прислушаться, можно уловить шарканье ног за дверью.

– … А-а-а, нет! Уже «по-большому»!.. Эй, вам что, всё равно?.. Что Гин-сан будет лежать здесь и вонять?! Хелп, плиз!!!

Дверь распахивается от пинка, и на том месте, где только что был замок, видно кусок вывернутого и треснувшего пластика – впрочем, пинок тут же захлопывает её обратно. Пиджак удерживается на плечах заместителя командующего только чудом, рукава рубашки уже не первой свежести подвернуты до локтей, а в глазах горит нездоровый блеск от не менее десяти чашек кофе.

– О, Хиджиката-кун, ты пришёл подать мне утку?

Мужчина кладёт на спинку кровати тонкую стопку бумаг и облокачивается сверху. Щурится.

– Разве для суицидников имеет значение, гадят они под себя или нет?

Гинтоки поджимает губы.

– Умереть в луже крови или куче дерьма – разница не велика, только сдохнуть ты позволишь мне вряд ли, как мы уже выяснили, так что… Только не зови медсестру, а то я стесняюсь.

Ох уж этот каменный взгляд исподлобья. Хиджиката Тоширо явно в бешенстве, но, вот странность, вдруг отводит глаза. И отправляется куда-то в невидимый Гинтоки угол комнаты, чтобы вернуться с железным тазиком в руках. Встаёт рядом с кроватью – но взгляд его всё ещё блуждает по серым стенам. Он явно не в курсе, что делать дальше.

– А теперь, будь добр, надень его себе на голову.

Когда сознание возвращается к Гинтоки во второй раз, а вместе с ним и чудесные ощущения от новой шишки на голове, Хиджиката сидит у кровати на стуле и шелестит бумагами.

– Почему ты не дал мне сделать это?

– Что? – не отрываясь от чтения. – Перерезать себе горло?

– Да.

– Слишком лёгкое наказание для того, кто устроил такое кровавое шоу.

– Хиджиката-сан, – доносится от двери. – А что насчёт наказания для вас? За то, что отпустили преступника и позволили покромсать ещё кучку невинных людей? Как насчет прошения об отставке?

Командующий первого отряда, Окита Сого – парень с миловидной мордашкой и замашками садиста, стоит, сложив руки на груди, на лице его не видно ни отвращения, ни порицания. Ему будто бы всё равно, кто перед ним. Словно каждый день имеет дело с маньяками, забирающими чужие жизни и даже не помнящими, почему.

А Хиджиката на выпад Сого не реагирует – значит, согласен. И ведь верно, не отпусти он утром Гинтоки, те люди остались бы живы…

Как же здорово искать виноватого в ком-то другом.

– Эй, что со мной будет?

Брошенная стопка бумаг бьёт по бедру и те рассыпаются по животу и ногам. Зам командующего молча мотает головой и засовывает руки в карманы брюк, хотя, сидеть ему так вряд ли удобно. Гинтоки знает, что задал глупый вопрос, но если у этих парней есть хоть какое-то объяснение его поведению…

– Я не в камере, а в больнице. Это же психушка? Меня будут лечить?

«Мне позволят жить несмотря на то, что я сделал?..»

– Сначала… – всё же отзывается Хиджиката. – Сначала ты должен рассказать, что случилось. Всё, что помнишь. Что это за катана, о которой упоминал Ямазаки?

«Какое это имеет значение?» Гинтоки переводит взгляд прямо перед собой и натыкается на спокойное, даже чересчур, лицо Сого. Отправь они его в преисподнюю за совершённое, списав всё на что-нибудь вроде попытки сбежать – не было бы ничего удивительного. Но эти двое здесь. Читают его показания, записанные Ямазаки, пытаются что-то найти…

– Когда я пришёл в себя в том кабаре, катана была уже у меня в руке. Но я оставил её на диване… или на полу, точно не помню.

– И как же она попала к тебе обратно? – задаёт вопрос Хиджиката.

Важный вопрос, на который у Гинтоки нет ответа. Остаётся лишь мотнуть головой.

– Зачем вам всё это? Моя песенка спета.

Сого прикрывает глаза. Потом делает шаг от двери, обходя кровать с противоположенной от Хиджикаты стороны, катана медленно выползает из ножен и также медленно подплывает к самому горлу. Укол.

– Данна… Я знаю вас не так уж давно, но на маньяка вы не похожи. И если я прав… просто казнив вас, мы можем упустить что-то более важное и большое. Так что подождите немного. Если и после расследования пожелаете наложить на себя руки, я предоставлю вам эту возможность…

– Сого!

Окрик Хиджикаты не строгий. Но ему явно не нравится расширяющаяся рана на шее арестанта. Впрочем, это просто царапина.

– Я понял, – в горле снова комок, но Гинтоки в очередной раз закрывает глаза, пытаясь оживить воспоминания. – Насчёт катаны… я правда не помню. Просто возвращался из участка, зашёл в какой-то переулок… и вдруг оказался в другом месте, в каком-то магазине… Вы видели… как я?..

– Убивал? Резал? Кромсал? – глянув на Хиджикату, Сого замолкает. Мотает головой. – Есть прекрасная запись. С целых трёх ракурсов. Данна, нет никаких сомнений, этих людей убили вы. Хладнокровно и беспощадно.

Часы тянутся очень медленно, иногда к нему приходят, чтобы задать вопросы, показать фотографии или назвать имена. Они не объясняют ничего. Они дали понять, что Гинтоки нужен им как инструмент. И это правильно. Он бы сильно разочаровался в Шинсенгуми, прости они ему ту кровавую бойню лишь за какие-то прошлые заслуги… Ведь себя он простить не может. И не сможет никогда.

Говорят, сумасшедшие сами не понимают, что больны. Гинтоки спрашивал у медсестры, которая приходит менять лекарство в капельнице, почему он ничего не помнит? Но не получил ответа. А врач… врача он не видел. Может, его и планируют отправить на лечение, но только после окончания расследования. Если, конечно, приговор суда позволит ему жить.

Всё время хочется спать. Но стоит закрыть глаза, как перед внутренним взором оживают незнакомые люди, они разбегаются и кричат, они вздрагивают от ударов, иногда застывают на несколько мгновений, но потом падают прямо под ноги. И ещё живая плоть пульсирует, выжимая из умирающих тел всю кровь, до последней капли. Их незнакомые лица вгрызаются в память, их полные ужаса и ненависти взгляды не отпускают… Гинтоки не может спать. Но сознание заволакивает туман и не даёт держать глаза открытыми. Похоже на изощрённую пытку.

На вторые или третьи сутки сквозь мучительную дрёму из коридора доносится шум. Звон, грохот, крики. Разобрать слова не удаётся, разве что: «Пустите меня к Гин-сану!» – Шинпачи? Вот дурной… Небось и Кагура тут. Но тогда странно, что они ещё не пробились, сил этой девчонке не занимать…

Но гул идёт не только из коридора… ещё один источник нарастающего грохота прямо за стеной, сбоку от кровати. Несколько мгновений – и на серой штукатурке появляется выпуклость, трещины бросаются во все стороны, треск, и часть стены с шумом обваливается, подняв в воздух бетонную пыль и извёстку.

– Гинтоки! – восклицает человек с длинными чёрными волосами, засыпанными белой крошкой. – Я пришёл спасти тебя!

– Зура, ты идиот. Или за решётку захотелось?

– Я не Зура и не идиот, я – Кацура.

Верно. Он – Кацура, Кацура Котаро, главарь одной из выживших групп Джоишиши. А за спиной у него – Элизабет, ручной монстр с круглыми пластиковыми глазами, похожий на пингвина-альбиноса и как раз сейчас прячущий в пасти огромный бур.

– Какого чёрта ты здесь?.. – сил вправлять мозги старому товарищу просто нет. – За тобой и так охотится вся полиция Эдо…

– Спасти тебя! Разве не для этого существуют друзья?

– Убирайся… И забери детей. А я должен остаться здесь… я заслужил это.

– Нет! – Кацура уже у кровати, цепляет к спинке какой-то трос. – Я не оставлю тебя в их руках!

– ЧЁРТ ВОЗЬМИ! – Гинтоки резко садится и ошмётки цепей от наручников осыпаются на пол. – Слушай, что тебе говорят!

– Просто доверься мне!

Вдруг распахивается дверь. На пороге Сого. И уже с базукой, закинутой на плечо.

– КА-ЦУ-РА!

Но где-то снаружи взревает двигатель – и трос натягивается раньше, чем капитан Шинсенгуми успевает нажать на курок. Кацура запрыгивает на кровать вместе со своим монстром и больничную койку выдёргивает сквозь дыру в стене. При этом Гинтоки остаётся только вцепиться в стальную раму и взмолиться, чтобы желудок не покинул его через какое-нибудь отверстие на теле. Мотор ревёт, неровный асфальт заставляет маленькие колёса трещать и подбрасывать всех пассажиров кровати на каждом ухабе. Но Кацура и Элизабет уже распластались по койке, придавив к ней и Гинтоки, хочется пнуть их обоих как следует, но ноги ещё прикованы за щиколотки, да и какой в этом смысл? Вон, следом уже с воем мчатся патрульные машины.

Или, всё же, подарить им одного из главарей Джои? На тарелочке с голубой каёмочкой?

Может быть в другой раз. Если он вообще когда-нибудь настанет.

Грузовик с лебёдкой сворачивает за угол, койку тут же заносит на повороте, едва не заставив впечататься в угол бетонного здания, потом резко настигает ещё один поворот. И ещё. Кишки и прочие внутренности успевают сбиться в кучу под пупком, как вдруг что-то щёлкает, и койка с её пассажирами залетает в узкий переулок. И впечатывается в баки с мусором. И тяжёлый ком из живота подпрыгивает, затыкая горло. Вонь обдаёт с ног до головы и тут же сверху падает огромная тень. Брезент. А рёв грузовика и дребезжание, похожее на то, что только что издавала их кровать, начинают удаляться. А затем и сирены проносятся мимо.

Уговорив желудок вернуться на место, предусмотренное для него природой, Гинтоки разжимает сведённые напряжением пальцы.

– Ну и чей это гениальный план?

– Мой.

Откинутый край брезента позволяет разглядеть очкарика.

– Шинпачи-кун…

Но тут Кацура, поднимаясь, опирается Гинтоки на грудь и спрыгивает на землю. Его примеру следует Элизабет. И внутри вновь зарождается злость. Ну кто их просил?! Что за кучка упрямых дебилов?..

– Я никуда не пойду. Лучше свяжите меня и отправьте обратно.

– Нет, Гин-чан, – Кагура выныривает из-за спинки кровати, во время короткой поездки успевшей несколько потерять ровные очертания, и подходит к ногам. Подцепив звенья наручников, сковавшие щиколотки, рвёт их, словно целлофан. – Тебе нельзя там оставаться.

– Глупая девчонка… Это ещё почему?

– Потому что так ты скоро кого-нибудь снова убьёшь.

Серьёзные взгляды и лица. Ладно. Возможно, они знают что-то, чего не знает он, но мусорная куча – не лучшее место для разговоров. Гинтоки спускает босые ноги на асфальт.

– И? Куда теперь?

– За мной.

Плутания по переулкам. Вой сирен. Любопытные и испуганные взгляды редких прохожих, рискнувших сунуться в полумрак окольных путей. Они кажутся опасными. Хочется выхватить оружие и оставить за спиной лишь молчаливые трупы. Но у него, слава богам, нет оружия. А раздражение растёт, очень похожее на то, что он чувствовал, сворачивая в тот тупик между домами, приведший его в супермаркет. Нет, если приступ начнётся сейчас… или позже, когда они доберутся до убежища… Гинтоки замедляется, пока не останавливается.

Кагура оглядывается и тоже прекращает бег:

– Что с тобой, Гин-чан?

Как он может объяснить, если сам не понимает?

– Есть… какая-нибудь верёвка?

Они подходят к нему, заглядывают в глаза. Кагура и Шинпачи – с беспокойством, Кацура – хмурясь. Всё-таки, ему что-то известно.

– Ты справишься, – упрямый, уверенный голос похож на зев пещеры посреди поднимающегося снежного урагана. – Гинтоки, ты не причинишь вреда своим друзьям.

– Не... причиню.

Обычная гостиница. Маленькая – всего несколько этажей, около двух десятков комнат, внутри из удобств лишь свежие циновки на полу и, если повезёт, проветренный футон в шкафу. Но большего и не надо. Гинтоки сидит у окна, сложив руки на деревянный карниз и уперев в них подбородок. Кагура и Шинпачи молча устроились в углу. Кацура только что принёс поднос с чаем и весть о том, что водитель грузовика, увлекший полицию за собой, сбежать потом не смог. Но его командир почему-то не особо этим обеспокоен.

– Разве ты не должен вытащить и его?

– Мы позаботимся о нём позже. А пока, Гинтоки, я должен тебе кое-что рассказать, – голос Кацуры звучит устало. – Прежде всего, ты должен узнать, что за последние две недели в Эдо произошло несколько убийств, и преступник явно рубил всех, до кого смог дотянуться.

Гинтоки отрывает подбородок от рук и складывает на них щёку, косится на друга.

– Хочешь сказать, с ума схожу не я один?

– Возможно, – взгляд Кацуры перетекает в сторону, словно он пока не уверен, что хочет смотреть ему в глаза. – Может показаться, что во всех случаях жертвы – случайные люди и аманто, но…

– Стой. Аманто?

Гинтоки даже на ноги вскочил. Кацура кивает и пододвигает поднос с чашкой ближе к нему.

– Гин-чан, ты правда ничего не помнишь?

Смотреть на Кагуру сложно. Этот ищущий взгляд… они и Шинпачи явно ещё не поверили до конца, что он мог сделать то, о чём все говорят, вот и цепляются за малейшую надежду. Да Гинтоки и сам бы рад заявить, мол: «не помню, не знаю, это не я». Но он не настолько труслив и жалок, чтобы отрицать очевидное и врать.

– Кое-что помню. Тяжесть катаны. Крики. И кровь.

Может быть, это жестоко, но они с Шинпачи должны уяснить себе правду. Не закрывать на неё глаза. Суметь защититься, если он вдруг…

– Так вот, – Кацура Котаро делает глоток и продолжает прерванную речь, – хотя на первый взгляд, все жертвы – случайные люди и пришельцы, но каждый раз погибал кто-то, связанный с министерством по общественным связям аманто. И кое-кто из полиции пришёл к выводу, что ты, Гинтоки, имеешь отношение к Джоишиши и просто маскировал убийства под слепую резню, когда на самом деле у тебя были определённые цели. И твоим друзьям из Шинсенгуми очень скоро пришлось бы передать тебя под охрану другого ведомства… Но они сделали всё, чтобы потянуть время. Например, трижды отправляли твою кровь на анализ.

– То есть, кроме умысла и сумасшествия, есть ещё версия с наркотой?

Кацура кивает.

– И?

Кагура отводит взгляд, Шинпачи поправляет очки.

– Гин-сан, они ничего не нашли. Возможно, дело в том, что это какой-то новый наркотик…

Опускаясь на пол, Гинтоки крепко сцепляет руки перед собой. Рана на ладони от острой деревяшки ещё не зажила до конца, и кулак полностью не желает сжиматься, но боль в нём помогает хоть немного заглушить треск в голове.

– Итак, я не наркоман. И, совершенно точно, не убийца из Джои. Значит, просто безумец. Отлично.