****
– Боишься?
– До ужаса… что больше не увижу тебя никогда.
От приторной сладости тошнит. Хочется запить водой или даже сунуть в рот лист полыни. Быть может, её горечь приведёт его в чувство и заставит очнуться. Но эта грусть в алых глазах напротив просто невыносима.
– Я не в первый раз встречаю человека, влюбившегося в ганда.
За несколько дней до этого...
У Сунила длинные ноги, синие раскосые глаза, а в последнее время ещё и острая потребность в деньгах. И поэтому сейчас он готовится совершить довольно бесчестный поступок.
– Прости, Лала...
Решётка надёжно закрывает окно. И хоть в ней нет никакого замка, в стене сидит словно влитая. Но то ли строительный раствор варил какой-то невежда, то ли сказалось время, но изо всех сил дёргая за прутья, Сунилу уже почти удалось вырвать их из пазов. Немного шумновато, конечно... но в комнате точно никого нет – Лала должна быть на кухне, а все остальные – в столовой, к тому же за спиной лишь глухой и высокий забор, да фруктовые деревья. И ему ещё остаётся дёрнуть лишь раз или два, как вдруг от угла дома доносится голос:
– Что ты делаешь?
Прижав корзину с яблоками к животу, там стоит старая женщина. Лала. И жёлто-красные разводы на небе над её головой словно шепчут Сунилу: «Ещё не всё потеряно, ты ещё можешь заговорить её, ударить, оглушить или убить... никто ничего не узнает!»
– Тебе так нужны деньги? – старуха не вопит, не ругается, не зовёт стражу. На вид она, как обычно, сдержана и строга. – Значит, слухи оказались правдой? Ты ходишь на площадь?
Сунил качает головой.
– Нет, у меня не осталось даже монеты на взнос.
Хотя он ходил туда раньше, на эту рабочую площадь. В столице запрещено приставать к людям, пытаясь наняться – за это могут публично выпороть и выкинуть за городские ворота. Так что если хочешь найти работу, заплати чинуше, получи номер и вали на широкую мостовую возле фонтана – ждать, пока не появится желающий нанять себе слугу. Около года назад Сунил, только приехавший в столицу, провёл на том солнцепёке больше двух недель, потратил все деньги, но так и остался ни с чем... Ведь всё, что он тогда умел – это читать и писать. Не так уж и много для города мастеров.
Но ему повезло.
Исчерпав деньги, силы и терпение, он уже направлялся к городским воротам, как заметил на стене пекарного дома объявление. О наборе учеников в мастерскую инженеров. Всё, что требовалось от кандидатов – заплатить за обучение. Конечно, тот, кто пришёл в столицу в поисках работы, не обратил бы внимания на эту писульку, но Сунил увидел в ней возможность задержаться здесь подольше. И хоть деньги у него и кончились, зато остался зачарованный медальон, всученный перед самым уходом из дома дрожащими материнскими руками с наказом беречь пуще зеницы ока. Правда, медальон был с изъяном – вправленный в тусклую оправу камень блестел неравномерно, голубые искорки как будто кучковались ближе к краю – но зато работал как надо, так что Сунилу удалось заложить его антиквару и целый год проучиться у мастера Инджина.
Но этот год подходит к концу... а вместе с ним и бесплатный завтрак, и ужин каждый день... А ведь ещё совсем немного – и он смог бы брать простые заказы и даже получать за них вознаграждение!
Но пока уставом мастерской ему запрещено даже подрабатывать на стороне.
Поэтому последняя надежда – ящик в комнате Лалы. Она уже собрала оплату с других учеников, но согласилась подождать ещё неделю, пока Сунилу «пришлют деньги из дома». Но сегодня этот срок истекает, а он так и не нашёл Викрама... И хоть совсем не хочется подставлять старушку, он уже решился на кражу. Решился, но что-то пошло не так.
– Понятно, – Лала вздыхает и опускает корзину на землю перед собой. – Если хочешь, я могу назвать тебе место, где за ночь можно заработать достаточно, чтобы оплатить обучение на месяц вперёд.
Неожиданно. И очень странно. Зачем это ей?.. Хотя неважно. Минуту назад Сунил уже мысленно попрощался со своим будущим, представил житие-бытие в тёмной камере-одиночке и даже задумался об убийстве, а тут вдруг такой нечаянный подарок, да в самые руки.
– За ночь?.. А что я должен буду сделать?
Вообще Сунилу уже приходилось зарабатывать кругленькие суммы за короткий срок, так что он в курсе – за ерунду много не платят, а значит, может быть опасно.
– Там узнаешь, – уклоняется Лала от ответа и достаёт из кармана маленький блокнот с огрызком карандаша. – Вот адрес. Если отправишься прямо сейчас, ещё можешь успеть первым.
– А как же комендантский час?
– Если твой сосед по комнате промолчит, то и я сделаю вид, что все ночевали в своих постелях.
Она не улыбается и всё ещё выглядит напряжённой. Пока Сунил не отпускает решётку на её окне и не прячет руки за спину.
– Спасибо Лала. Я обязательно отблагодарю тебя, как только смогу.
– Детям не обязательно благодарить взрослых, – на этот раз черты её лица немного смягчаются, а морщины прорезаются глубже. – К тому же это не самый безопасный способ заработать... поэтому, даже если захочешь повторить, лучше забудь о том месте, как только уйдешь.
Сунил позволяет себе улыбнуться.
– Одного раза будет вполне достаточно.
Правда, ему неприятно, что его назвали ребенком. Ведь восемнадцать лет – это возраст, когда сыновья вступают в права наследников, а девушки уже повторно становятся матерями. Но этой старушке, наверное, даже мастер Инджин кажется незрелым подростком.
– И это… Сунил, помойся сначала.
– Что? Н-но…
– Возьми тёплую воду на кухне.
****
Солнце уже давно село. И хотя старуха и велела ему поспешить, сама же потом задержала. И вот Сунил бредёт по улицам, провонявшим едкой смазкой и горьким маслом, холодный воздух морозит ещё даже не высохшие волосы, а над головой сгущаются невидимые тучи. Ну и что это за подработка, если перед ней обязательно нужно помыться? Причём ночная? И с очень хорошей оплатой… Помнится, перед тем, как исчезнуть под вечер, оставив его с тарелкой свежей каши, заправленной маленьким кусочком мяса, мать всегда грела воду, потом красилась и душилась… а возвращалась только под утро.
И вот такая работа… Ай да, Лала, ай да старушка…
Резкие запахи становятся слабее, а камень, которым вымощена дорога, сменяется на гладкую и ровную плитку. Здесь даже колёса карет почти не скрипят, а цокот лошадиных копыт кажется мелодичней. А всё потому, что Сунил дошёл до жилого квартала, пусть и не самого высокого статуса, но лично он может только мечтать, чтобы тут поселиться. И пусть дома небольшие, а заборы слегка покосились, зато из окон льётся искусственный свет вместо тусклого – от масленых ламп. А значит, здесь держат саубха. Сунил слышал, что в империи, например, нечистым не позволяют зачаровывать дома, но в Интертеге им позволяют даже жить в них. В конце концов, держат же некоторые люди животных? А любители – даже опасных. К тому же без чар этих отродий просто не работают многие механизмы, которые изобретают в мастерских типа той, где обучается Сунил. Впрочем, охотничий пёс опаснее любого саубха. Говорят, раньше рождались настоящие маги, способные повелевать стихиями, словно боги, но это кажется лишь страшилкой для детей.
А вообще ручные нечистые есть почти в каждой приличной и не нищей семье.
Дорога и кареты остаются за спиной. Задумавшись, Сунил продолжает брести по тихой улочке и гадать, когда же и он станет приличным и не нищим, как вдруг замечает номер на ближайшем заборе. И понимает, что прошёл мимо нужного дома. Оборачивается. И тут перед глазами словно вздрагивает воздух, и сквозь ночную тьму проступают очертания особняка. Ни в одном из его окон не горит свет – по крайней мере, насколько Сунилу видно поверх забора. А его рост позволяет легко за него заглянуть.
Ну что же… Не повезло – никого нет дома. А значит, не судьба ему сегодня стать продавцом собственного тела. А ведь пока плёлся сюда – старался думать о чём угодно, только не об этом… но сейчас, обнаружив, что пришёл зря, Сунил ощутил облегчение. Конечно, скорее всего он вернётся уже завтра, но хотя бы денёк ещё сохранит совесть и статус порядочного человека. Да, несмотря на то, что всего около часа назад чуть не стал вором, а потом и убийцей. Хотя к чему притворяться? Он с самого начала знал, что не сможет. По крайней мере убить – уж точно. Только не старую Лалу. А продать своё тело… если оно кому-нибудь нужно, почему бы и нет? Тем более, что повторять он больше не станет.
Но похоже, не зря Сунил так долго стоял у ворот, радуясь тёмным окнам. Потому что вдруг раздаётся скрип несмазанных петель, и в воротах отворяется калитка.
– Вы что-то хотели?
На появившемся человеке строгий фрак. А спину он держит, словно в позвоночник вставлен металлический прут, и говорит так вежливо… будто не видит, кто перед ним.
– Эм… извините… мне дали этот адрес…
– Понятно, – обрывает, даже не дослушав. – Проходите, пожалуйста.
Приходится подчиниться. Хотя где-то на задворках сознания панически бьётся желание соврать, что просто проходил мимо… или взять и сбежать. Но вот скрип петель раздаётся уже за спиной, а человек во фраке обходит его и ведёт к смутно виднеющемуся крыльцу у дома. Сунил спотыкается обо что-то в темноте, едва не падает… Встречающий оборачивается, вздыхает и вдруг щёлкает пальцами. Над ними тут же загорается огонёк, подсветивший тёмно-зелёные глаза с вертикальным зрачком. И Сунил понимает, почему «это» ведёт себя с ним так обходительно. Просто Сунил – человек. А это существо – выродок демона. Которому просто позволили жить среди людей. Да ещё и разодели, словно настоящего дворецкого. Впрочем, у богатых свои причуды. Некоторые даже заводят целые питомники урваш – ганда, не способных на магию, в отличии от саубха, но известных своими развратными и сводящими с ума любого телами.
И всё же, теперь совет Лалы прийти сюда кажется ещё более странным. Слишком озадаченный открывшейся перспективой, Сунил только сейчас задаётся вопросом: почему именно так? Разве богатею не проще вызвать кого-нибудь из борделя? К тому же старуха велела поторопиться, чтобы оказаться первым – значит, сюда приходят все, кому не лень?
– Мне сказали, что здесь можно подработать.
Саубха не отвечает, поднимается по ступеням на крыльцо, открывает дверь и отходит в сторону. Сунил смотрит на абсолютно чёрный проём – и почему-то ему кажется, что там, сразу за порогом, разверзлась пропасть. И что стоит сделать лишь шаг…
– Прошу вас, проходите.
– Как тебя зовут?
Провожатый отрывает взгляд от деревянного настила крыльца, и слабенький огонёк в его руке – совершенно бесполезный и не освещающий ничего, кроме затянутого во фрак плеча и смуглого лица – вздрагивает, колеблется, будто откуда-то подул сильный ветер. Но Сунил не чувствует ни дуновения. Похоже, саубха-то с норовом, вон даже отвечать не собирается. И хозяин у него, видимо, тоже с причудами…
Молчание затягивается и становится просто глупым. Сунил кивает сам себе и, поднявшись по скрипучим ступенькам, переступает порог в непроницаемую тьму. Дверь за ним тут же захлопывается, заставив вздрогнуть, и с той стороны доносится щелчок замка. Сунил слишком поздно наваливается на гладкую деревянную поверхность – она уже не поддаётся.
– Эй, – бьёт кулаком, – открой! Что это за шутки? Где твой господин? Какого де…
Скрип половиц раздаётся прямо за спиной.
– … мона тут про…
Отчётливое ощущение, что в этой темноте он не один, стегает по нервам кислотным хлыстом.
– … исхо…
В плечи вцепляются чудовищно сильные пальцы, сдавливают, и в шею вонзаются острые зубы. Резкая боль захлёстывает разум, перед глазами разом вспыхивают сотни красных пятен… и вдруг всё исчезает. И боль, и страх, и возмущение. Сжавшиеся кулаки разжимаются. И от шеи к голове и вниз начинает растекаться сладкий жар. Будто его не кусают сейчас, а надувают, как резиновый мячик. В голове становится пусто, а внизу живота – тяжело. Ноги подкашиваются, но он не падает. Ему позволяют опуститься на колени, придерживая и продолжая высасывать кровь. Сунил понимает это совершенно чётко, как и то, что схвативший его – не человек, а такая же грязная тварь, как и тот саубха. Но кто он? Разве среди нечистых есть такие, кто питается кровью? Разве что дакини… но они людоеды, да и живут в далёких степях… и их запрещено держать даже в качестве рабов…
Нет, думать сложно…
Сунил просто растворяется в темноте. И уже не чувствует ни пола, ни чужих рук или зубов. Его покачивает на мягких волнах и неуклонно поднимает куда-то всё выше. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного, даже с Анзу в ту летнюю ночь на сеновале… Но почему-то чем ближе вершина – тем слабее ощущения. И вроде вот она уже маячит на горизонте, кажется, что ещё немного, и тело познает настоящее, ни с чем не сравнимое блаженство… Но когда Сунил открывает глаза, то видит лишь далёкий потолок с сеткой тонких трещин. А когда пытается сесть – внезапное головокружение заставляет его вцепиться в красный палас на полу.
– Доброе утро.
Это не коридор. Оглянувшись, Сунил видит большую комнату. Из двух узких окон льётся рассеянный серый свет раннего утра. А между ними, в скрытом в тени кресле сидит человек. Хотя нет. «Это» – не может быть человеком. Но почему-то при взгляде на него кожу начинают покалывать тоненькие иголки. Сунил вновь пытается встать, но добивается лишь того, что застывает на коленях, упершись в пол локтями.
– Тебе ещё рано двигаться. Подожди немного, Ману приготовит питательный завтрак.
Голос кажется слишком высоким. Это в голове звенит или в кресле девчонка?.. Или вообще пацан?
– Да правда, что ли?
– Да. Деньги на столе, возьмёшь, как только сможешь подняться.
Прищурившись, Сунил следит за тем, как отведавший его крови нечистый понимается из кресла. Если судить по росту – точно не ребёнок, да и голос был не то что бы детский, но у него узкие плечи и… боги, да он голый! Подходит ближе, но не останавливается, а обходит. И теперь, когда свет из окон не бьёт по глазам, можно рассмотреть острые лопатки и короткие абсолютно белые волосы на затылке. Но обнажён этот парень только по пояс, ниже на нём какие-то просторные шаровары.
– А ну стой… Где твой хозяин? Какого демона вы тут творите?
– Хозяин?..
Он удивительно спокоен. Даже когда опускает взгляд на руку, обхватившую его лодыжку.
– Да, твой хозяин! Только не говори, что высосал его досуха и теперь живёшь в его доме!
– Какое тебе дело?
У лица, обернувшегося к Сунилу, тонкие черты. Небольшие глаза отливают красным, губы поджаты. Он не предпринимает попыток отбросить его руку, но смотрит так, что хочется… удавиться. Сунил не знает почему, но от пальцев к плечу пробегает всё то же покалывание, только усилившееся в несколько раз. И какого-то демона эта узкая бледная спина кажется ему безумно красивой. Кровопийца вообще чем-то похож на птицу – хрупкий, изящный и совершенного равнодушный.
Впрочем, держится он как какой-нибудь самый настоящий дворянин…
Да быть того не может! Чтобы знатный человек спутался с демоническим отродьем, да ещё и воспитал ребёнка от него как нормального… Но как не погляди, эта кожа, этот цвет глаз – в таком виде не покажешься в обществе без ошейника.
– Может, отпустишь уже мою ногу?
Пальцы разжимаются сами, подчинившись спокойной просьбе.
– И да, – добавляет нечистый, отворачиваясь и берясь за тяжёлую бронзовую ручку на двери. – Никому не рассказывай о том, что здесь произошло. Ни о чём и ни о ком.
Сунил не отвечает, но каком-то образом чувствует, что теперь даже если он очень захочет, не сможет вымолвить постороннему ни слова. Так вот как они это делают. Жертв подчиняют магической силой, а не убивают – а раз нет трупов, и все молчат, никто и не в курсе, какое чудовище живёт на воле совсем рядом с людьми.
Чудовище… оно выходит за дверь, и Сунила обдаёт холодным утренним ветром. Кажется, вечером и то было теплей. А этому существу словно бы всё равно. Но почему он голый по пояс?
Ладно… Сунил касается своей шеи. И чувствует зачерствевший край воротника – это явно засохшая кровь. А ковёр на полу красный, наверное, чтобы пятна не так бросались в глаза.
Как только дверь на крыльцо закрывается, в комнате открывается ещё одна – в стене за широкой кроватью, и с подносом в руках появляется видимо тот самый Ману, владеющий огнём. На нём всё ещё надет узкий фрак, а вот недостающие до плеч тёмные волнистые волосы теперь кажутся не совсем чистыми. Впрочем, кто ждал чистоплотности от этих существ, притворяющихся людьми?
– Вам бы ковёр-то убрать… пол отмывать проще будет.
– Не твоё дело.
Да как эта тварь смеет тыкать человеку?!
Сунил удивлённо смотрит на поставленный перед носом поднос. Поставленный на пол. Как какому-то псу. А саубха уже разогнулся и направился обратно к двери.
– Хорошо устроились, да? Прикидываетесь людьми… да кем вы себя возомнили?!
Ману замирает на месте, оборачивается и, медленно ступая, возвращается. Опускается на корточки, складывает руки на колени и заглядывает в глаза. Слишком близко. Сунил отталкивается от пола, но его рывком хватают за ворот и подтягивают к себе так, что руки беспомощно повисают вдоль тела.
А этот демон силён, хотя не будь Сунил столь вялым…
– А вы, люди, что о себе возомнили?! Ладно дворяне, с рождения считающие всех прочих существами низшего сорта, но ты-то? Самого наверняка с детства мешали с грязью – вот и ищешь на ком отыграться?! Тебе заплатили! Тебе почти не причинили вреда! Так что жри свой завтрак, бери деньги и убирайся!!!
Пальцы Ману разжимаются внезапно, но Сунил умудряется выставить руки перед собой и не рухнуть мордой в исходящую паром кашу. Кашу с небольшими кусочками мяса.
Громко хлопает дверь.
Перед глазами темнеет. Завалившись на спину, Сунил накрывает их рукой. Кто-кто, а ищет на ком отыграться тут явно не он. Но может и правда не стоило так заводиться? Просто эти странные ощущения в теле и пережитый вечером страх – Сунил действительно в полном смятении. К тому же он и так устал слышать каждый день эти: «подай», «принеси», «да как до тебя не дойдёт, деревенская бестолочь?!» – а теперь ещё и какое-то отродье ведёт себя с ним словно с неблагодарной скотиной. Есть от чего разозлиться.
А ведь мама предупреждала, что в столице живут одни эгоисты, и что он сам станет таким.
Но чудовище, живущее среди людей и питающееся ими – это трудно принять. И с этим нужно что-то сделать… наверно…
Хотя зачем? Разве у него своих проблем не хватает?
Тем более, что он сейчас уйдёт и никогда больше не увидит этого монстра.
Не увидит…
Что, правда?
****
Жарко. Так жарко, что хочется завопить. Но воздуха нет, совершенно. Перед ним лишь белая спина на чёрных как смоль простынях. И изогнутая и словно выточенная из алебастра нежная шея. Свет играет в коротких волосах и заставляет их светиться серебром. Сунил сжимает в руках костлявые бёдра и всё глубже и всё неистовее проникает внутрь этого безумно прекрасного тела, подчиняет его, заставляет выгибаться, стонать и хрипеть, цепляться за простыни и бесстыдно выпячивать зад.
А потом кто-то бьёт его по затылку.
– Да как вы смеете спать, Сунил Райлаш?
– Простите, Инджин-инха…
Глаза слипаются. В этом огромном зале, набитом столами и сидящими за ними учениками, когда вокруг стучат молотки и скрипят натягиваемые пружины – как он вообще мог уснуть в подобном гаме? Да ещё и приснилась какая-то чушь. Уже прошло два дня… Вчера Сунил до вечера провалялся в кровати, да и встал только из-за голода, сжигающего изнутри. Но сегодня самочувствие намного лучше, и всё же он отключился.
Сколько же крови эта скотина выжрала из него?!
День тянется невероятно долго. Не так сильно хочется спать, сколько просто лечь и не двигаться, и не думать ни о чём. Но мысли сами собой возвращаются к тому странному существу, к его образу, сияющему белизной даже в утренней серости. И назвать его нечистым уже не получается даже про себя.
Что происходит?
Может, так и сходят с ума?
А что, очень даже правдоподобно. Если допустить, что мать этого паршивца обладала такой же привлекательностью, не удивительно, что папаша забыл про тысячелетнюю историю ненависти к демоническим ублюдкам, а потом и вовсе сдох, оставив отпрыску всё своё богатство. Впрочем, особняк у них так себе… Сунил видел побольше и побогаче. Но, наверное, хватит думать об этом. Что было – то прошло. И впереди его теперь ждёт месяц безбедной жизни: учеба оплачена, да ещё и осталось, чтобы покупать сладкие пончики каждый день у рынка. И даже на пару кувшинов вина – проставиться Лале. Не подвела старушка. И ведь предупредила, что будет опасно. Только надо бы ей посоветовать осторожнее выбирать людей перед тем, как посылать в особняк. Так ведь можно и на ярого ненавистника нечистых нарваться, такого, которому магический приказ молчать не помешает привести стражу к тому дому. Да любые чары со временем теряют силу, так что та парочка очень сильно рискует.
– Эй, Су, к тебе пришли.
Очнувшись и обнаружив, что уже полностью расковырял ложкой рыбную запеканку, но так ещё ничего и не съел, Сунил вяло поднимает голову к подошедшему. Сосед по комнате.
– Кто?
– Ну тот… ты знаешь.
– А…
Объявился, значит, сукин сын? Сунув в рот пару ложек рыбно-яичного месива, Сунил оставляет тарелку на конце длинного деревянного стола и плетётся в комнату. Он бы побежал, но сил на это пока ещё нет.
– Привет, Райлаш, – стоит переступить порог, заявляет рассевшийся на его кровати коротышка в бархатном камзоле и плаще. – Как жизнь?
– И вам здравствуйте, господин Викрам, – Сунил прикрывает за собой дверь. – Вашими стараниями чуть по миру не пошёл босой и бледный.
– Да ладно! Слышал, ты за учёбу заплатил? А она тут, раз берут всех без разбору, кусается, не так ли?
На круглом лице щёголя глуповатая улыбка, только насколько она обманчива Сунил знает не понаслышке.
– Вам опять нужна моя помощь?
– Помощь, говоришь…
Теперь Викрам вздыхает и, закинув ногу на ногу, сплетает пальцы на колене. Вид у него становится ну очень скорбный.
– Что-то случилось?
– Да вот, – новый вздох. – Говорят, выручка за последний раз пропала. Говорят, приходил Райлаш. Говорят, уходил очень расстроенным. И говорят, откуда-то вдруг взял деньги на оплату учёбы – и, ты только представь, сразу после пропажи… Папенька очень зол. Так что, Райлаш, давай не будем поднимать шум, и ты вернёшь всё по-хорошему?..
– Бред какой-то!
– Правда?
Викрам участливо приподнимает брови, а голос-то прямо сама невинность, словно сейчас встанет, извинится, что потревожил, и спокойно уйдёт. Но Сунил в курсе, что этот щёголь никогда никому не верит на слово, и никогда не ходит один. Поэтому твёрдо и спокойно отвечает:
– Правда.
Но понимает, насколько это бесполезно.
– Не упрямься, Райлаш. Ты не хочешь, чтобы кому-то стало известно, чем промышляет ученик этой мастерской? Возможно, на репутацию Инджина тебе и плевать с высокой колокольни, но ведь за такое и казнить могут… смекаешь?
Вот спасибо, раскрыл глаза! А то ведь Сунил ни сном, ни духом, что нелегальная торговля зачарованными зельями запрещена не только в Интертеге, но и во всём мире! Но не будь эта работёнка такой опасной – за неё бы так хорошо и не платили, как делает это семья Викрама. Не та семья, конечно, которая настоящие мама и папа, а та, что связана нерушимыми узами соучастия. И Сунил Райлаш стал членом этой семьи полгода назад, когда взялся отнести некий ящик по некому адресу. Ведь никто не подумает на ученика мастерской, что тот занимается доставкой не от своего мастера?.. Но вот чтобы пропала выручка… Не магазин же у них, в самом деле. Когда Сунил приходил в то место, которое все зовут складом, его развернули ещё на пороге, заявив, что работы нет. Вот и всё. Но воровство в семье – это такое преступление, за которое властям на выдают. За него отправляют на дно Ядовитого океана, крепко связав верёвкой. А если вести туда провинившегося долго или дорого, просто отправляют в вольер с натасканными против людоедов псами – и тогда от него не остаётся ничего, кроме обглоданных костей, так как кормят этих собачек очень и очень редко.
В общем, перспектива у Сунила не самая благостная. Правда, осознать он её осознал, но пока не до конца, ибо разум его ещё ужасом не парализован.
– Сколько там было?
– Неужели запамятствовал? Сто двадцать золотом, семьдесят пять серебром и тридцать камнями.
– А если округлить?
– Ха-ха… триста.
Триста… за позапрошлую ночь Сунил получил сто ассигнаций, а значит, чтобы выплатить несуществующий долг ему потребуется… пять походов к тому кровососу… И если учесть, что на восстановление здоровья будет уходить не меньше трех-четырёх дней…
– Через месяц я смогу расплатиться.
Викрам улыбается словно кот, поймавший мышь, но пока только придерживающий её лапой за хвост.
– Три дня, Райлаш. Три дня. Или беги так быстро и так далеко, как только сможешь.
Ага, убежишь тут. Вон, за окном притаилась чья-то тень. И Сунил готов поспорить, что весь отведённый срок с него не спустят глаз.
– Райлаш, я понимаю. Всё понимаю, правда. Тебе очень нужны были деньги, а работу мы дать не могли. И у тебя не осталось иного выбора. Но и ты пойми – так поступать некрасиво. Это плевок в ответ на нашу доброту.
Сунил с самого начала знал, что ввязывается в опасное дело. Нечистые – опасные игрушки, и за всем, что с ними связано, жёстко следит правительство, особенно когда дело касается саубха. И пусть каждый из них способен лишь на слабенькие фокусы, но если заставить их передавать свои чары в зелья, а то и вовсе пускать на ингредиенты их тела – заработать можно очень и очень много. Особенно, если где где-то идёт война, но и в мирные деньки нелегальные изготовители и торговцы наживают себе целые состояния, покупают титулы и должности, превращаясь из обычных барыг в уважаемых людей. Правда, удаётся это немногим, остальных ловит правительство. Но покровителю Викрама повезло. А вот Сунилу… Вообще-то он не собирался глубоко увязать в этом деле, даже отказался от пары опасных заданий – и вот результат. Его решили подставить и избавиться. Ведь даже идиоту понятно, что нужную сумму он за три дня достать не сумеет. Если только…
– Хорошо. Через три дня.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления