Онлайн чтение книги Айлинн и бескрылый ангел
Глава 3.2 Новый дом

В первую неделю в новом доме я чувствовала себя призраком, теневым существом, которое случайно затерялось в чужом мире. Здесь было слишком светло, слишком чисто. Воздух казался мне незнакомым, его запахи, звук шагов по коридорам, даже скрип дверей были чужды. Я не могла поверить, что это место действительно моё, и ожидала, что кто-то вот-вот схватит меня за плечо и вытащит обратно в мрак, где я привыкла быть.

По ночам я лежала, закутавшись в мягкое одеяло, но не могла уснуть. Тишина была слишком густой, слишком непривычной. Каждая тень в углу заставляла сердце биться быстрее, и я замирала, боясь пошевелиться, будто могла раствориться в этом страхе. Когда мои глаза смыкались, всё возвращалось. Я снова видела те лица, слышала те жестокие слова и чувствовала боль, как тогда. Меня охватывала паника, и я просыпалась, в холодном поту, тяжело дыша, словно бежала от кого-то.

В темноте я не могла сразу вспомнить, где нахожусь. Я судорожно прижимала колени к груди, стараясь унять дрожь, но не могла успокоиться, пока не видела первый проблеск света от окна. В такие моменты я чувствовала себя сломленной, как будто всё, что со мной произошло, неотделимо выгравировано в моей душе, и никто не сможет стереть эти страшные образы. Иногда женщина или мужчина, приютившие меня, приходили ко мне, спрашивали, не приснился ли мне кошмар. Я пыталась объяснить, но слова не выходили — только тихий шёпот и дрожь в голосе. В их глазах я видела заботу, но страх внутри меня был сильнее.

Сначала я старалась почти не выходить из своей комнаты. Старалась быть незаметной. Даже дышала тихо, чтобы не привлечь внимания. Стены казались мне укрытием, чем-то вроде тонкого кокона, который мог защитить от всего внешнего мира. За дверью слышались голоса, тихие и спокойные, но я не могла заставить себя довериться этим звукам. Каждый раз, когда шаги приближались, сердце сжималось от страха. Я зажимала уши, закрывала глаза, надеясь, что они просто пройдут мимо, не заметив меня.

Каждый раз, когда они пытались заговорить со мной, я едва могла смотреть им в глаза. Я искала в их взгляде признаки раздражения, строгости, гнева. Но там была только забота и мягкость. Они спрашивали, хочу ли я есть, нужна ли мне помощь, но я почти не отвечала, боясь, чего-то, чего даже сама до конца не понимала.

Часто женщина пыталась взять меня за руку, но каждый раз, когда её пальцы касались моей ладони, мне хотелось вырваться и убежать. Прикосновения напоминали мне о боли, которую я когда-то чувствовала, и каждый раз я думала, что вот-вот снова последует что-то плохое.

Я даже своё имя назвала только с пятой попытки, тихо, едва слышно. Я не уверенна, услышали ли они его, но… не нашла в себе сил повторить для них.

Когда мы сидели за столом, я сидела напряжённо, стараясь не сделать ни одного лишнего движения. Если нечаянно уронила ложку или пролила воду, то внутренне сразу готовилась к удару, к строгому взгляду, к крику. Но ничего этого не происходило. Женщина спокойно поднимала ложку и улыбалась, как будто это было совершенно нормально. Но мне всё равно казалось, что за этой добротой скрывается нечто, что я ещё не понимаю.

Каждое утро я просыпалась с тяжёлым чувством, что всё это — обман, что я просто во сне, и скоро я вернусь в тот кошмар. Иногда мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. Я вздрагивала от собственного отражения в зеркале и долго смотрела на своё лицо — бледное, уставшее, с кругами под глазами. Временами, когда всё вокруг казалось особенно тихим, мне становилось настолько страшно, что начинала дышать быстро и глубоко, чувствуя, как воздух не может заполнить мою грудь.

Женщина заметила это однажды, когда я сидела на полу, обхватив себя руками, как будто это могло защитить от внутренних чудовищ. Она села рядом и положила руку на моё плечо, тихо приговаривая, что всё будет хорошо, что я в безопасности. Я не сразу поверила, но её слова были как тёплая волна, медленно успокаивающая меня. Я не понимала, почему она не отталкивает меня, не кричит. В моём мире обнимали редко, а слезы были слабостью, отец ненавидел, когда я плакала. И этот нежный, мягкий жест был мне настолько непонятен, что я чувствовала себя ещё более разбитой.

Мужчина иногда пытался предложить поиграть или прогуляться вместе. Но я лишь молчала, сжимаясь в уголке. Он не настаивал, просто кивал и уходил, оставляя дверь приоткрытой, словно давая мне выбор. Иногда я слышала, как он с женщиной тихо обсуждает меня. Это заставляло меня ощущать вину, как будто я была нежелательной тенью в их светлом мире, нарушающей его гармонию.

Прошло время, прежде чем я осмелилась немного расслабиться. Я начала замечать мелочи: как Рената, я наконец узнала её имя, гладит меня по волосам перед сном, как Горан, муж Ренаты, приносит мне какао в маленькой кружке с цветочками. Я поняла, что мне здесь рады. Они не наказывают меня за случайные ошибки, не кричат и не сердятся. И однажды, в один из тихих вечеров, я впервые сама подошла к Ренате, взяла её за руку и, немного смущаясь, прижалась к ней. В её глазах заблестели слёзы, и она обняла меня, так крепко, как будто боялась отпустить.

Прошло много недель, прежде чем я смогла сделать что-то элементарное. Однажды я наконец решилась помочь Ренате на кухне, но, когда случайно уронила кружку, и та разбилась, у меня сразу началась паническая атака. Я не могла перестать трястись, сжалась в углу, закрыв глаза, готовая к наказанию. Не то чтобы меня часто наказывали в прошлом… По крайне мере не по пустякам. Но после того, что произошло страх наказания обострился. Но Рената просто опустилась рядом, обняла меня и тихо шептала, что всё в порядке, что кружка — это просто вещь. Она не кричала, не пугала меня. И в тот момент что-то внутри меня надломилось. Я не знала, как принять такое отношение, и слёзы сами полились из глаз.

Меня окружили заботой, такой мягкой и тёплой, что мне порой казалось — всё это нереально, будто я проснусь и снова окажусь там, в мрачном городе, где все сожалеют только о своей доле. Здесь же, в каждом жесте, в каждом взгляде было что-то, чего я никогда не знала: настоящая любовь и искреннее желание заботиться обо мне. Они всегда говорили мне «спасибо» — за малейшую помощь, за любую мелочь. Это удивляло меня так, что я даже не знала, как отвечать. Дома раньше… ну, в том старом доме благодарность не была чем-то нужным. Там мне всегда казалось, что всё, что я делала, было само собой разумеющимся. А здесь даже за уборку или за то, что я помыла посуду, мне говорили тёплые слова. Я поначалу смущалась, опускала глаза, не понимая, зачем они так со мной, ведь я делала просто обычные вещи.

Но самым удивительным для меня было то, что они никогда не повышали голос. Даже когда я случайно разбила чашку или порвала платье на улице, они не кричали на меня. Вздыхали, конечно, с лёгким сожалением, но вместо того, чтобы наказать меня или упрекнуть, Рената просто улыбнулась и сказала:

— Ну что ж, чашки иногда разбиваются. Это просто вещь, Айлинн.

Однажды Горан поймал мой испуганный взгляд, когда я нечаянно опрокинула тарелку с супом на пол. В его глазах не было и тени злобы. Он всего лишь улыбнулся, помог мне убрать всё и взъерошил мои волосы, мягко пожурив:

— В следующий раз просто будь внимательнее, ладно?

Я тогда еле сдержала слёзы. Для меня такие простые вещи значили больше, чем они могли понять. Я не привыкла к этому теплу, не привыкла к тому, что мне так просто прощают ошибки, будто это естественно. В том старом доме любая ошибка стоила дорого.

Они часто обнимали меня, просто так, без причины. Особенно Рената. Она могла подойти ко мне на кухне или в саду, остановиться рядом, обнять за плечи и тихо прошептать:

— Как же мне повезло, что ты с нами, Айлинн.

Я была поражена, как в её глазах светилась нежность, когда она смотрела на меня. Они старались не задавать вопросов, пока я не начала сама говорить, но каждое их движение — как они меня укрывали, как приносили тёплые вещи, как заботливо смотрели на меня — было пропитано добротой и состраданием. Я чувствовала их заботу, даже когда не могла ничего понять.

Каждый день они заботились обо мне. Рената готовила еду, кормила, а Горан приносил тёплую одежду и помогал мне освоиться в их доме. Они никогда не давили на меня с расспросами, но всегда были рядом, готовые выслушать, если я вдруг захочу говорить. Они помогали мне пережить шок, помогали понять, что я больше не одна.

Однажды вечером я случайно обмолвилась о том, как раньше… как раньше меня заставляли стоять на коленях на холодном полу, если я в чём-то провинилась. Или…или как иногда меня били тростью или ногами, когда провинность была особенно тяжелой. Рената и Горан ужаснулись, переглянулись так, словно я сказала что-то невероятное. Горан тогда подошёл ко мне, обнял крепко и сказал:

— Здесь, в нашем доме, никто не будет тебя наказывать так. Мы не причиняем боль, мы просто учим друг друга быть лучше.

Каждый день я вылезала из своей скорлупы понемногу. Каждый день училась верить, что здесь меня не ранят, что здесь меня принимают такой, какая я есть, со всеми моими страхами и шрамами. И когда я начала немножко, совсем капельку доверять, я вдруг почувствовала внутри себя маленький тёплый огонёк — как будто, несмотря на весь прошлый ужас, я наконец-то нашла своё место, свой дом.