Онлайн чтение книги Лисичка Летнего Леса Summerwood Fox
11-76 Скетчбук «Тетрадь Смерти»

— Ты сегодня немного рассеяна, Кайо? Не выспалась?

Заботливый, слегка насмешливый вопрос репетитора заставил её смутиться и вернуться к тесту по истории.

— Простите, Танигучи-сенсей…

Сосредоточиться на уроках удавалось минут на пять, а потом мысли снова убегали к Йошихиро и к тому, что происходило между ними прошлой ночью, этим утром, и вчера, и позавчера… Но чаще всего она думала о прошлой ночи. Как легко она согласилась на всё, кроме поцелуя, как великодушно он отступил, позволив ей сохранить дистанцию…

С Натсумори Йошихиро нельзя расслабляться, это она усвоила с детства. Нельзя говорить, что думаешь, нельзя делать, что хочешь, нельзя быть такой, какая есть. И это было интересно, это была своеобразная игра с многоходовыми комбинациями, которые она продумывала все восемь лет.

Натсумори Йошихиро привлёк её сразу, с первого взгляда, в нём было то, что она подсознательно искала с самых ранних лет: вызов её способностям. Пощёчина, новость о том, что они помолвлены — это напугало её, но в то же время разожгло огонь желания в её душе. Она безотчётно хотела покорить его, такого гордого, такого самоуверенного, такого… красивого. Он был с ней связан, он был её должен. Бежать? Сопротивляться судьбе? Нет! Так не интересно! Пройти до конца и выйти победителем в этом противостоянии — вот чего ей хотелось. В тот момент, когда она узнала о существовании Натсумори Йошихиро, её жизнь разделилась на «до» и «после», и всё, что было «после» было посвящено одной цели: встретить Натсумори Йошихиро во всеоружии.

Вот только начать играть пришлось гораздо раньше, чем она планировала. Теперь он рядом, во плоти, достаточно протянуть руку и можно потрогать, одна беда, он не постесняется потрогать в ответ. Живой и настоящий, не список фактов и характеристик. Она не ожидала, что он так быстро поддастся на её провокации, так решительно отбросит всё, чем был раньше, и начнёт открываться совсем с другой стороны. Игра всё больше и больше выходила из-под контроля, потом стала опасной, а теперь после всего этого такой неожиданно откровенной и настоящей. Взрослый мужчина, который приходит по ночам, обнимает, целует и говорит столько всего смущающего, ошеломляющего и выбивающего из колеи! Что с ним теперь делать?

«Чёрт! Мне всего шестнадцать! Я слишком молода для всего этого дерьма!»

— Кайо, я думаю, будет лучше, если мы вернёмся к этому тесту в понедельник. Похоже, тебе нужно ещё время на подготовку, — тактично заметил Танигучи, наблюдая бесполезные попытки ученицы сосредоточиться на учёбе, — Я, если честно, хотел бы сегодня уйти пораньше, у меня важное дело.

— Да, вы правы, Танигучи-сенсей, я действительно слишком рассеянная сегодня.

— Ничего страшного, бывает. Если есть что-то, что тебя беспокоит…

— Нет, всё нормально. Как раз наоборот… Просто иногда, когда сначала было плохо, а потом стало хорошо, в это хорошо не очень верится, всё время кажется, что что-то не так.

— Я думаю, если что-то такое кажется, значит, что-то где-то действительно не так, — улыбнулся Танигучи, собирая учебники в сумку, — и будет полезно всё же разобраться, в чём конкретно дело. Хороших тебе выходных, Кайо.

— Спасибо, Танигучи-сенсей, и вам тоже.

Этим утром она проснулась от того, что Йошихиро опять дал волю своим загребущим рукам и полез обниматься, и даже, наглец, чмокнул в щёчку, а когда она попыталась оттолкнуть его руку, обнял крепче и прошептал на ухо с пробирающей до мурашек искренностью:

— Лисичка, вернись ко мне.

— Я же вернулась.

— Не совсем… Вернись ко мне, я тебя больше не обижу…

Он сказал это так, что захотелось поверить. Просто быть вместе, не выверяя каждый шаг, не задумываясь постоянно о том, что говорить и как реагировать, не скрывать истинные чувства, смеяться в голос, и так же искренне плакать, доверять теплу его рук и спокойно отвечать на улыбку, не пытаясь предположить, чем это может закончиться. Кайо восемь лет готовилась к войне, а теперь войну отменили…

— Я вчера, когда ждал, пока ты выйдешь из ванной, полистал твою «Тетрадь Смерти» …

«Вот чёрт!» — подумала она, а вслух сказала:

— Ты не должен был брать мои вещи.

— Наверное, но сначала я думал, что это просто наброски, и ничего серьёзного, ладони, пальцы, плечи, так что я продолжил смотреть. А потом мне показалось, что ты рисовала нас, каждое моё к тебе прикосновение, вот буквально каждое. Даже те, которых лучше бы не было. И твои прикосновения тоже, и тот первый раз у тебя в комнате, когда ты взяла меня за руку и повела за собой, и когда изучала моё лицо пальцами, прежде чем нарисовать, и вчера, когда ты обняла меня и сама поцеловала…

— И что с того? — как могла безразлично перебила его Кайо.

— Зачем ты всё это рисуешь? Да ещё так дотошно?

— Что хочу, то и рисую.

— Значит, это то, чего ты хочешь?

Кайо поняла, что жених снова собирается смутить её или выбесить, как пойдёт, и решила не поддаваться.

— Нет. Я имела ввиду, что это только моё дело, что я рисую и зачем.

— А то, что было ночью, ты тоже нарисуешь?

— Непременно.

— Дашь потом посмотреть?

— О, ты спрашиваешь! Как неожиданно!

Скетчбук с обложкой «Death Note» ей подарил брат (старший из двух), а мама, должно быть, положила его в пакет с тетрадями и учебниками, или брат сам положил, выразив таким образом любовь и поддержку.

Когда мысли о Йошихиро переполняли несчастную голову, Кайо брала скетчбук и вырисовывала всё на бумагу, мысли растворялись в слоях графита, а чувства успокаивались до следующего раза. Перезагрузка, возвращение к исходникам. Первые три дня после поездки на Филиппины она рисовала каждую свободную минуту, стремясь обнулить всё, что случилось за то время, пока она не могла рисовать, а Йошихиро только подбрасывал материал.

— Тебе на работу не пора? 

— Пора, — вздохнул Йошихиро, нехотя разомкнул объятия и, перебравшись на край кровати, стал натягивать джинсы. 

Кайо воспользовалась свободой, чтобы сбежать в ванную, и ей это почти удалось, но то, что сказал Йошихиро, заставило её замереть на пороге.

— Я сегодня утром, когда проснулся, кое-что дорисовал в твоей «смертельной тетрадке». Те случаи, когда ты спала, а я нет. А ещё тот момент, когда ты упала в обморок, и я отнёс тебя в постель, и потом пришёл ночью, чтобы узнать, как ты, и случайно уснул рядом. Это, кстати, был первый раз, когда мы спали вместе, а на Филиппинах был уже второй. То, что было на Филиппинах я тоже нарисовал, и то, что было сегодня утром. В общем, у тебя теперь есть полная картина.

Кайо развернулась, чтобы ошарашенно наблюдать за тем, как он уходит, а потом бросилась к скетчбуку, который лежал на прикроватной тумбочке. Его рисунки отличались: нажим был сильнее, углы жестче, графичнее, контраст подчёркивался, а не сглаживался мягкими переходами, как у Кайо. Линии чётко выделялись на бумаге, а не постепенно проявлялись на ней, начинаясь незнамо откуда. Бесцеремонное послание: «Я пришел, и я нарисовал» читалось в каждом штрихе. Точно так же он поступал и с её жизнью, а она наоборот, постепенно покоряла его пространство, показывалась то здесь, то там, не позволяя ни разглядеть себя толком, ни ухватить за хвост, а потом, прочно обосновавшись, делала вид, что всегда тут была.

Прядь её волос, скользящая между его пальцами. Его ладонь на её животе. Её ладонь в его ладони. Его губы, прикасающиеся к её пальчикам. Его пальцы, скользящие по своду её стопы. Лёгкий, почти невесомый, поцелуй в щеку… Ничего такого, что бы он не позволил себе, если бы она не спала, можно выдохнуть.