Онлайн чтение книги Двенадцать шагов Twelve steps
1 - 1

Раз. 

Тьма. Холод. Вонь. Замерзшие руки и ноги уже практически не слушаются. 

Два. 

С потолка на каменный пол падают крупные капли. Каждая - набат по голове. Затхлый вонючий воздух с трудом проходит через часто вздымающуюся грудную клетку. Покрепче обхватываю окоченевшими руками колени и перевожу пустой взгляд с потолка на противоположную стену. Прислушиваюсь: где-то посередине тесного каменного мешка, в давно сгнившей соломе, зашуршала крыса. Вкусная... 

Три. 

За стеной слышатся тихие шаги. Поднимаю голову: за мной? Слышу, как кто-то подошел к двери и остановился. Жду. Раньше, сколько помню, шаги всегда доходили до двери в мою камеру, останавливались на какое-то время, а потом вновь удалялись, оставляя меня одного. Но... слышу, как в замочной скважине со скрипом провернулся ключ, а в следующий момент поток яркого света ослепляет привыкшие к темноте глаза. Болезненно щурюсь, пытаясь разглядеть хоть что-либо в этом обжигающем мире света. Тщетно... 

- Готовься, Пупсик, - с ухмылкой прошипел... он? Да, вроде бы это мужчина... - к фисташкам. - Могу различить приближающуюся темную невысокую фигуру, после чего резкий рывок буквально подбрасывает меня с полу. Мелькает полубезумная мысль "я птичка!..", которая после сменяется: "Фисташки? О чем Он??" 

Четыре. 

Запах сгнившей крови так и норовит залезть в ноздри; стараюсь не делать глубоких вдохов. Зажмуриваю глаза: не хочу видеть то помещение, в котором так сильно пахнет смертью и... фисташками? Что за бред... 

Чувствую: руки, ноги, торс и шея крепко привязаны какими-то ремнями к деревянному полотну, причем ноги - в очень интригующем положении... Осознав, сглатываю. Боже, как же я хочу умереть... умереть быстро. 

Пять. 

Яркий свет в течение полуминуты. Прохладный металл нежно касается кожи вокруг ногтя, будто бы в попытке обнять его. Даже несколько приятно. Сначала. 

Боль приходит медленно, тяжелыми волнами накатывает на сознание, заставляя намертво стиснусь зубы: молчать, не закричать. 

Боль глубока, она давит, погребает все мысли под собой. 

Чувствую, как от все нарастающего давления дугой выгибается ноготь, растягивая кожу до тех пор, пока она не лопается, как большой волдырь. Как волокно за волокном рвутся ткани. Как разрываются нервные окончания, словно перетянутые струны, вместе со своей смертью посылая ему в мозг очередную волну боли. Сухой щелчок - разломался ноготь, открывая кровоточащую рану... 

Прохладное и скользкое от крови железо смыкается на втором пальце. Крепче стискиваю зубы. 

Шесть. 

Пальцы рук не чувствуются. По телу все еще блуждают отголоски тянущей боли, а слух до сих пор улавливает несуществующие щелчки лопающихся ногтей. Из-за чего я очутился здесь, на этом полотне?.. Глупый вопрос: я сам решил это. Когда-то давно я поклялся, что достигну пика, и не собираюсь отступаться. Я испробую этот божественный плод боли и счастья. Я поступаю правильно.

Расслабившееся тело вновь пронзает вспышка боли. На этот раз она резкая. Дикая. Яростная. Словно черный омут, поглощающий сознание. И еще одна. А следом за ней - третья. Самая сильная. И так снова и снова. 

Приоткрываю глаза: Он заносит молоток для очередного удара. Зажмуриваю, в испуге. Легкое дуновение ветра по коже и металл дробит кость. А после тиски окончательно превращают когда-то такие изящные руки в кровавое месиво. 

Белесые осколки разрывают мышцы, острыми гранями распарывают нервы, выходят наружу сквозь кожу, повреждая тонкие кровеносные сосуды. 

Тело не слушается: изгибается и извивается, насколько позволяют ремни, пытается задушить себя, чтобы больше не чувствовать этой боли... 

Очередной приглушенный хруст, последовавший за ударом молотка, и предатель-тело снова пытается вырваться из объятий ремней. Бесполезно... Минута... Две... Три... Все утихло. Слышны лишь чьи-то тяжелые вдохи. Мои?.. 

Семь. 

Сдерживаемое ремнями тело выгибается от боли. Тишину помещения прорезает дикий вопль на грани человеческого крика и звериного воя. Тело бьется, пытаясь высвободиться. Кричу, запрокинув голову, широко распахнув глаза. Разрывая голосовые связки, словно те бумажные. Пытаясь хоть как-то избавиться от сжигающей боли в анусе. 

Он убирает от того места, которое раньше называлось моим анальным кольцом, раскаленный добела металлический прут с навершием непонятной формы. Падаю, глубоко и жадно хватая воздух. Широко раскрытыми глазами смотрю на Него - он с ухмылкой демонстрирует мне тот самый прут с навершием в форме... фисташки?! 

Восемь. 

Очередная пытка, Он выдергивает шатена из тяжелой дремы. Еще не до конца понимаю, что со мной , пока не вижу в Его руках тот самый прут. Раскаленный добела. 

Зрачки парня испуганно расширяются, когда он осознает, что этот кусок раскаленного металла прикоснется к его прелестной жопе. 

Почему я говорю о себе в третьем лице?.. 

Девять. 

Он бьется в путах, пытаясь высвободиться. Он кричит. Он продолжает на что-то надеяться, пока Он медленно, но неумолимо приближает раскаленный кончик "фисташки". Замирает, будто бы загипнотизированный. Не было криков. Не было слез. Был только страх и желание насладится "фисташкой". 

Не успевает ничего сказать, когда почувствовал кожей волну жара, исходящую от прута. До него еще несколько сантиметров, а воздух уже обжигает. Что же будет, когда... 

Дикая боль беснующимся потоком наполняет сознание, утапливая его в своей пучине. 

Запахло горелым мясом. Невысокое тело шатена вновь изогнулось, отчего раскаленная фисташка только глубже вошла в нежную кожу, оплавляя ее. Ткани пузырились, лопались, как передутые воздушные шарики, трескались и обугливались от еле терпимого жара. 

И он чувствовал это. Чувствовал, как медленно горит его кожа, когда прут с навершием в форме огромной фисташкой погружается глубже. 

Как плавятся мышцы задницы, постепенно обугливаясь. 

Как мгновенно запекается кровь, которая должна была бы хлестать из поврежденных вен и артерий. 

Как перегорают нервы, принося со своей смертью лишь новые и новые ярчайшие вспышки невыносимой боли. Голос давно сорван. Теперь вместо крика из широко распахнуто рта вырывается только свист покидающего легкие воздуха. 

Жутко. Еще более жутко, чем вид черной обугленной кожи вокруг постепенно остывающего прута. 

Он выдергивает орудие резко. Вырывая прижарившиеся к железу ткани. 

Открывается кровотечение. Но его быстро останавливают с помощью еще одного раскаленного прута. Шатен тяжело дышит. Легкие качают воздух с легким присвистом. В его глазах, за мутной пеленой боли, начинают разгораться искры подступающего безумия. Сейчас он готов отказаться от своей затеи, лишь бы не ощущать более этой дикой боли. Лишь бы не ощущать этого огня на своей коже. И в этот момент он снова кричит. Крик заставляет Его поморщиться, но Его руки, даже не шелохнувшись, продолжают уродовать анальную зону кареглазого извращенца. Снова боль и паника. Снова лава по венам вместо нормальной крови. Изодранные в клочья нервы и обугленные мышцы. Крик, рык и безумный хохот. 

Десять. 

Ни слова не говоря, Он берет со стола остро заточенный тесак и подходит к хохочущему шатену. 

Лезвие входит в плоть, словно в масло. Заставляет его вновь изогнуться и застонать от боли. Или не от боли? 

На его растрескавшихся окровавленных губах играет легкая улыбка. Улыбка наслаждения. Еще один стон вырвался наружу. Ему определенно нравится происходящее. Он ощущает прохладу металла под, казалось, раскаленной кожей. И эта боль... она такая тянущая. Такая манящая. Такая приятная. Она накатывает мягкими волнами, бережно окутывая измученное сознание. 

Лезвие вновь входит под кожу и плавно начинает срезать тонкий слой мышц с его живота. Непередаваемое ощущение... Подобного он еще ни разу не испытывал... 

Оказывается, это такое наслаждение, когда прохладный металл удаляет жаркую иссушенную кожу, давая горячей крови устремиться на свободу, чтобы через полминуты остыть, охлаждая лихорадящего парня. 

Одиннадцать. 

В губы упирается что-то теплое. Соленое. Сырое. Отчетливо пахнущее фисташками и железом. 

- Ешь. - У Него оказывается довольно приятный голос, чем-то смахивающий на женский. Шатен поспешно открывает рот, давая своему мучителю положить в него что-то. Мясо и фисташки - так понял парень, когда разжевал. Сырое мясо. Соленые фисташки. Теплое. Хрустят. И свежее. Приятные на вкус эти зеленые полуовалки и такое вкусное мясо. 

Парень жадно заглатывает пищу и подается чуть вперед. Да, он хочет этого. Ему нравится эта боль. Нравятся те цветные круги, которые вспыхивают в его заполненном тьмой сознании. 

- Ты готов к последнему шагу? - Его голос, казалось, свело спазмом; слова прозвучали для шатена словно приговор. 

Хохот, безумие, ярость... 

Его ржач эхом отражается от стен, многократно усиливается и снова отражается. Кажется, что сам мир тонет в безумии жертвы. А он все никак не может остановиться, продолжая выгибаться от сжимающего сознание смеха. Миг. И полная тишина. 

Я - есть. 

- Нет, я отказываюсь. - Сознание уплывает во тьму. 

Подскакиваю на кровати, судорожно глотая ртом воздух. Безумно смотрю в темноту перед собой. Боже, это был сон, всего лишь сон... галлюцинация, вызванная смертью отца и спешным переездом... Нервно хихикаю, стараясь успокоить дыхание. Справившись, тянусь рукой за телефоном, кидаю взгляд на экран: "19.03.12; 02:48". Прекрасно, впереди еще вся ночь. Блаженно растягиваюсь на постели, с минуту смотрю в потолок, после чего, повернувшись на живот, просовываю руку под подушку, чтобы ощутить в ней... фисташку?! Не... сон? 

Через год все опять повторилось. Вновь темная сырая камера, деревянное полотно, Он и Его вопрос:" Ты готов к последнему шагу?" И вновь я отказываюсь, вновь просыпаюсь, вновь нахожу под подушкой фисташку. 

Как и еще через год. 

И еще. 

После в мою голову приходит воистину гениальная мысль - не спать в эту ночь. И... помогает. И с годами это входит в привычку - я уже просто не могу уснуть. С тех пор прошло десять лет, но в канун весеннего равноденствия я все так же не могу уснуть - сижу до рассвета, бесцельно переключая каналы на стареньком телевизоре, пью горькое темное пиво и курю отцовскую трубку. Нет, конечно, я ни о чем не жалею, но в такие ночи невольно задумываюсь: а что было бы, если бы я все-таки сделал последний шаг?