Утро Рамоны началось обыкновенно: Первые петухи, как примеренные пернатые, громогласно пели, поднимая сонную деревушку. И как всегда кроме одного... Петух старосты, чахлая общипанная тут и там животина, но почему-то любимая и незаменимая, визжала как резаная свинья. Она перекрикивала более молодого самца, заставляя Рамону скрежетать зубами и крепко цепляться за края кровати, чтобы ненароком не прибить плешивую морду. Нет, Рамона жила на отшибе, довольно далеко от места событий, ведь чтобы увидеть её маленькую избушку разукрашенную только ей понятными символами и окружённой тёмными булыжниками, нужно было углубиться немного в лес, что окружал деревушку почти со всех сторон. Но только пёстрого дьявола она слышала даже здесь.
Осознавая, что сон спасать уже бесполезно, бывшая в далёкой молодости черноволосая, а сейчас посеребрённая сединой женщина, кряхтя и бухтя под нос про свою старость, поднялась с кровати.
— Чтоб тебя блохи закусали, — зло сплюнула она, стоя на тусклом вязаном коврике и ища голыми ногами ее любимые вышитые яркими узорами черевички.
Все утренние заботы были одинаковы и неизменны: Рамона взбивала подушку, разглаживала простыню, натянутую на перину, сворачивала одеяло, пряча его в сундук под кроватью, и доставая оттуда шерстяное покрывало для застилки ее ложа. Затем старушка, чуть прихрамывая, открывала сундук побольше, что стоял возле противоположной стены, и доставала оттуда её ношенное-переношенное платье, сменяя им ночную рубаху. Женщина, опираясь на длинную кое-где изогнутую палку, топала во двор умываться из заготовленной воды заранее, что ей натаскал с ближайшей речки крепкий пахарь за то, что она вылечила его женушку, когда ту одолела хворь.
Всё вокруг было затянуто туманом, который постепенно истончался и таял, словно первый меленький снежок по осени. Рамона глубоко вдохнула утренний свежий воздух, от чего ходуном заходила ее грудь, и весело подмигнула двум кудахчущим курочкам, что поклевывали изредка траву возле добротно сколоченной будки ещё одним благодарным жителем деревни.
Женщина была местной целительницей, по природе ведьмой, но никто её даже не пытался так обозвать, ведь никакого вреда она не наносила, а ежели его не было, то и вовсе она не ведьма премерзкая, а просто умудрённая жизнью старушка, что хорошо разбирается в травах. В любой другой деревне к ней бы так не относились и не закрывали глаза на её странную избушку и устрашающие висюльки, что болтались у старушки на её костыле. С этой деревней её связывало многое… Тёмная история, которая сделала её своей среди чуждых ей людей. Одной Тхарре[1] было известно, сколько сил было потрачено на то, чтобы стать хоть чуточку похожей на местных жителей: их язык, манера поведения, обычаи, привычки и самое главное – опустошение[2].
Сегодня всё шло по плану, отработанному за долгие годы мирной жизни. Рамона кормила курочек, подсыпала сена фырчащему коню в сарае, ругала козу-дерезу, которая недавно отяжелела ещё непонятно от чьего козла, и складывала в небольшие кожаные мешочки заранее засушенные целительные травы и приготовленные настойки в стеклянных скляночках, что томились в подвале. В доме она всё заворачивала в большую тряпичную сумку, клала туда полбуханки хлеба, глиняный горшочек с парным молоком, и три краснобоких яблока, отставляя затем в дальний конец скамьи, которая была вырублена из той же древесины, что и её простецкий, но крепкий стол.
Уже сильно хотелось кушать, живот противно забурчал, подгоняя женщину. В ответ старушка расторопно вытащила из печи с вечера приготовленную кашу, которая была обмотана многочисленными тряпками, дабы не потерять тепло. Наложив себе в глубокую чеплашку вкусно пахнущую пряную кашу, Рамона с удовольствием утолила голод, облизывая остатки с деревянной ложки. Всё было замечательно и ничто не могло испортить женщине день.
К полудню, когда лучистое солнышко стояло в зените, целительница водрузила свою сумку на, сильные плечи, несмотря на возраст, и, опираясь на свою незаменимую палочку-выручалочку, побрела ближе к деревне, чтобы усесться на широкий пень и достать заготовки из сумки, разложив их перед собой на пёстром покрывале. Сегодня был день обмена. Он устраивался раз в месяц, Рамона менялась своим мастерством с тем, что ей принесут жители деревни взамен. Старушка была не прихотлива, у неё и так всё нужное имелось, но она никогда не отказывалась от подкопченного мяса, несомненно, вкусной рыбки и несравненного сливочного масла. Деревенские несли разное, что на что горазд, и Рамона всегда находила этому применение: что-то она перепродавала в конце месяца на рынке в близлежащем городе, что-то ей было как раз нужно по хозяйству, что-то она прятала на чёрный день у себя в подвале. Ничто не оставалось не у дел.
В этот обмен было всё как и всегда. Даже сплетни, что поведали розовощёкие хохотушки были добрыми и житейскими. Женщина мягко улыбалась, принимая дары и отдавая нужные скляночки и мешочки. Долгие часы она провела, общаясь с давно ставшими ей родными людьми. Вскоре подул лёгкий ветерок, небо сталось нежнее, а облака приняли розовые оттенки заката. Рамона вновь прятала свёрнутое покрывало, опустошённый горшочек с молоком и принесённые мелочи в сумку, что-то покрупнее клала в тележку, что притащил ей тот же плотник, и уже собиралась направиться обратно к своему дому, как кто-то окликнул её тонким доселе незнакомым девичьим голоском:
— Рамона, ведьма безлесья?
Женщина неприятно вздрогнула. Так не положено! Она не обернулась и, будто бы ничего не произошло, направилась вперёд, подгоняя тележку и опираясь на неё же. Но девушка не успокоилась.
— Это же вы! Я слышала как вас кличали местные. У меня здесь даже написано, — на секунду она прервалась, копошась в маленьком кармашке, пришитом к поясу, — Вот здесь! Смотрите! Ведьму безлесья звать Рамоной!
Старушка упрямо продолжала идти, всё ещё надеясь, что от неё отстанут. Но этого не происходило, к её сожалению… Девчонка с невероятной прытью подскочила к женщине, обгоняя ее и любопытно заглядывая в лицо целительнице.
— О, я так долго искала вас! Вы просто не представляете, что пришлось мне пережить в пути! Только Небеса и Всевышний знают, но хотя… Вы же ведьма! Вы тоже знаете. Ведьмы всё знают, я уверена! Иначе я не пришла бы к вам. Вы ведь мне поможете, Рамона? Поможете ведь? Вы не можете мне не помочь! Я же не зря к вам так долго шла, столько Рамон перевидала. О, вы не думайте. Я точно уверена, что вы — властительница безлесья! Теперь точно. Знаете, — девушка тараторила, не переводя даже дыхания.
Женщина медленно закипала, теряя терпение, последней каплей стали внезапные объятия.
— Молчать! — Не своим голосом гаркнула ведьма.
Девчонка на полуслове закрыла рот, удивлённо хлопая большущими глазами, а затем обиженно надувая щеки.
— Топай за мной! — Вновь приказала старушка, медленно и неотвратимо, превращаясь в статную черноокую женщину в годах, которая до сих пор не потеряла своей сводящей с ума красоты.
Рамона крепко держала тележку, толкая её с силой, позади неё плелась наконец замолчавшая девушка. Так они дошли до каменной ограды исписанной руническими знаками защиты и ведьмиными метками, которые обозначали занятую территорию. Женщина легко переступила ограду, палка давно покоилась в тележке, которую она протащила за собой сквозь широкий проём между двумя камнями. Девчонка же позади всё-таки споткнулась и неловко упала лицом в землю. Рамона ей не помогла, только кинула за спину, чтобы та оставалась на месте, как только поднимется, а сама продолжила заниматься своими делами: завела тележку в сарай, затем стала нарочито медленно разбирать деревенские дары, что для подвала, что может и в сарае полежать какое-то время, а что стоит сразу в дом забрать. Девчушка топталась на месте посредине двора, пытаясь разжать губы и произнести хотя бы слово, но какая-то невиданная ей доселе сила не давала ей этого сделать. Она начала жалостливо хныкать и надоедливо мычать. В этот раз женщина поимела откуда-то недюжинное терпение, и пропустила всё мимо ушей. В ответ девчушке только курочки закудахтали, что недавно задремали, сидя на вбитых в землю колышках.
Закончив со всем, Рамона наконец обратила на свалившуюся на неё беду внимание, и вытянув вперед левую жилистую руку ладонью вверх, потянула за собой в дом. Девушку будто окутало невидимой паутиной, так и липло что-то к голым участкам кожи и трещало при движении. Они зашли в дом, девчонка стала удивленно оглядываться, внутренние убранства не оправдали её ожиданий тёмного ведьминого антуража с костями и кучей страшных чучел. Кроме пёстрых ковров и покрывал, которых обычно не было в этих краях, да нескольких амулетов, что весели под потолком, все остальное было как у людей.
Рамона усадила девушку на скамью спиной к столу, и разрешила ей говорить. Девчушка резко и много вдохнула воздуха, будто до этого ей не давали дышать, и уже было открыла рот, как ведьма пригрозила:
— Ещё хоть одно лишнее слово, и губы свои ты больше не сумеешь разжать.
Девчонка зыркнула на ведьму исподлобья, страху, который пыталась напустить на неё женщина, она не испытывала.
— Хорошо, — неожиданно пискнула она.
Рамона ухмыльнулась, и сразу же полезла на полочку, что была прибита к стене справа от стола, и выудила оттуда маленький кувшинчик, закупоренный удивительной тонкой и переливающейся тканью. Она процедила отвар в кружку с толстой резной ручкой и пододвинула его девушке, чтобы та не солгала ей.
— Пей, — указала женщина взглядом на травяной настой.
— А что это? — не удержалась надоедливая особа.
— А ну, пей, кому сказала!
Девчонка схватила резко кружку, от чего несколько капель зеленой жижи разлетелись в стороны, и залпом выпила.
— Умничка, — саркастично похвалила Рамона, — А теперь урок на будущее. Никогда не пей и не ешь того, что предлагает тебе незнакомый человек, а тем более ведьма.
Женщина сделалась довольной, потому что тень страха проскользнула в больших зеленых глазах, а затем начали наворачиваться слезы.
— Не ной! В этот раз удача на твоей стороне. Ничего страшного я тебе не дала, а полезное даже.
— Спасибо, — широко улыбнулась девушка, — А меня Алисавой звать, но дома кличут Сава, а вас? Ой! Точно! Ну, я совсем уже! Вы же Рамона, ведьма безлесья!
— Ой, беда, — устало протянула ведьма, подвигая табуретку поближе к скамье и присаживаясь, — Ты ещё встань на пригорок, что у меня за избушкой, и подуй в горн, чтобы все знали, и тогда-то мы дождёмся вил и факелов. Будешь так орать, свяжу тебя и в речку кину, а лучше волкам на съедение отдам, они не откажутся, так и знай.
— Ну что вы. вы же совсем не злая, — как бы укоризненно покачала головой Сава, — А разве в деревне не знают, что вы ведьма?
— Нет!
— А как же? Вы же им, ну, зелья свои отдаете.
— Такое может и обычный знахарь, — противно скривилась Рамона.
— А… А? Ой, простите меня, пожалуйста. Я же не со зла! Рамона, не обижайтесь на меня! Хотите, я пойду в деревню и всем расскажу, какая вы хорошая знахарка, и что вовсе не ведьма.
Женщина простонала с нескрываемой мукой в голосе.
— О Тхарра, не гневайся на глупость девичью, — сложив ладони лицевой стороной друг к другу и выпятив большие пальцы вперед в сторону девушки, она поднесла руки к подбородку и стала причитать.
— Вы так Всевышнего зовёте? Интересное имя! Мне нравится, — уже весело и беззаботно протянула девушка.
Ведьма же ощетинившись, и приобретя даже какой-то звериный вид, вся подобралась, и, выгнув спину, вцепилась в стол, нависая над сжавшейся девчушкой.
— Не смей сравнивать Тхарру со своим жалким божком, — прошипела, глядя пряма в широко раскрытые глаза, Рамона.
Они молчали какое-то время. Девушка, испугавшись, глядела на безобразное исказившееся лицо перед ней, а ведьма буквально прожигала своими чёрными глазами.
— И-извините, — дрожащим голоском пролепетала Алисава.
— Кто тебе поведал обо мне? — внезапно успокоившись, села на место женщина, и задала, наконец, интересующий её вопрос.
— Э-это была старая сумасшедшая, ну, так её у нас в деревне кличат. На самом деле она не сумасшедшая, она единственная, кто меня понимает! — тут же, вспоминая разозлённую ведьму, девушка приостановилась, - Ну, гм, её звать Мартиной. О, а я только сейчас поняла, что Вы с ней похожи!
Ведьма устало прикрыла глаза. Эта старая прохвостка, Мартина. Кто ж, кроме неё, мог растрепать о ней. И чем её эта девчушка привлекла, неужели неуёмной энергией, что уже через уши льётся?
— Как докажешь, что это была та самая Мартина, о которой я думаю? — Всё же решила не изменять осторожности женщина.
Алисава, будто бы опомнившись, выудила из-за пазухи два письма, одно было уже распечатано, но девушка в руки его не дала, а передала второе, что было новее и имело когтистый отпечаток посерёдке. Рамона осторожно вскрыла письмо, опасаясь сюрпризов, которые могла натолкать в конверт Мартина. Там не было ничего важного, только пустые рассуждения про пчёл, вкусный мед и какая-то такая же сумасшедшая, как и старшая сестра Рамоны, история про кузнеца.
— Это она, — подтвердила женщина, - Ну, и что тебя привело ко мне? С чего такая прыть?
Тут уж девчушке внезапно взгрустнулось. Она шмыгнула красным носиком, нахмурила лоб с небольшой полоской шрамика чуть выше левого глаза, и заунывно потянула:
— О, моя матушка недавно скончалась. Слегла давненько, но ей становилось лучше, правда-правда. Она была весела и проводила со мной всё своё времечко. Только… то-о-олько, — начала лить первые слезы Сава, чуть заикаясь, - Я, я… не знаю. Ночью ей стало внезапно худо, вся металась по кровати в бреду, хватала меня за руки и постоянно указывала в сторону старой картинки, что весела на тот момент в спаленке моей. Я уступила ей свою кровать, потому что папаша бухтел, что сна ему нет, когда матушка кашляет…
Девушка прервалась, переводя дух, и стирая слёзы манжетам рукава, а затем продолжила:
— Ну, и на утро померла она, охладела совсем… А папаша сделал такое облегчённое лицо! Век бы его не видеть! И велел тут же похоронить её. Ему, видите ли, двух золотых монеток жалко, чтоб полный обряд провести, в церквушку отнести. Это же матушка! Но я насобирала всё, что смогла, и мы все-таки провели обряд. Настоящий обряд! А не то, что хотел устроить папаша! А потом… Потом мне начали сны всякие видеться, как только я ложилась спать в свою спаленку. Всё матушка приходила, говорила про мою картинку, мол, загляни туда и всё тут! Я послушалась и нашла старые письма. Оказалось мой отец, мой настоящий отец, был благородным воином, которого по молодости матушка так и не дождалась. А уже меня под сердцем носила, и чтоб разговоры какие не пошли, согласилась стать женой папаши. Он всю молодость за нею ухлёстывал - так мама говорила…, — Лидия утихла, грустно опуская голову и снова вытирая слезы.
— Вот, держите. Одно осталось, последнее… Остальные папаша сжег в пьяном бреду, — девушка передала уже вскрытое и пожелтевшее с годами письмо в руки Рамоны.
Женщина развернула всю исписанную с неровными краями бумагу, кое-где буквы расплылись, в нескольких местах были кляксы от чернил, но разобрать, что там написано было вполне возможным. Ведьма вчитывалась в письмо и удивлялась насколько коварна может быть судьба, ибо речь шла про Тунтури, её родину:
"Любовь моя, пишу я вновь письмо тебе с этой мёртвой земли. Твой лик не покидает меня ни на секунду. В долгих пеших походах, в отважной и смертоносной битве, в тяжёлые часы разведки за вражеским станом, я вижу тебя. Ясенка ли на пути, круглолицая луна, тонкие стебельки нежных цветов, звонкий ручеёк иль пьянящий эль в минуты долгожданного перевала, всё напоминает о тебе, милая будущая жена. Здесь, где холод и мгла, коченеют ноги, и знобит всё тело, моё сердце горит. Я глубоко убеждён в том, что горячо оно от любви к тебе. И я с замиранием жду той сладкой минуты, когда вновь свижусь с тобою. Ибо не разомкнуть ни одному богу, ни одной ведьме оковы, что носим мы с тобою с гордостью и трепетом. Я вновь хочу услышать ту прекрасную мелодию, что ты играла на флейте в нашу первую ночь. Я жутко скучаю по тебе, особенно в те долгие часы, когда мы напряжённо ожидаем, кто выйдет из-за пригорка, враг ли иль подкрепление. Буду честным, сейчас не самое лучшее время для нашего войска. В прошлом бою пал мой дорогой друг… Потери были огромны. Но нам удалось оправиться. На поле боя нет места долгому горю. Враг загнал нас в Тунтури, самое сердце ведьминого края. Здесь нет ни одного деревца, и постоянно воет ветер, гонит нас к болотам, что находятся дальше. Даже издалека виднеются их бесовские строения. Вот только за всё время мы не встретили ни одной ведьмы, но точно знаем, они наблюдают за нами, за каждым нашим движением и вздохом…"
На этом письмо обрывалось, огонь поглотил остатки, оставляя только неясное начало.
— Как же оно дошло до твоей матушки? Навряд ли своими силами он смог бы послать его, — недоумевала женщина.
— Это ведьмы. Я думаю, они помогли моему отцу передать письмо, — серьёзно ответила девушка.
— Да быть того не может!
— Возможно, они хотели, чтобы войско отца разбило врага и не дало им продвинуться дальше… Вот и помогали им. Мы ведь войну выиграли.
— А вмешаться напрямую они не могли, — закончила ведьма.
Рамоне стало не по себе. Давно она оставила свою родину и уж тем более не вела беседы с теми ведьмами. Ей не нравилась то, что вынуждала делать та земля, а уж тем более нрав, что царил там испокон веков и подавно.
— И чего ты ко мне припёрлась?
Алисава приняла тут же серьёзный вид.
— Я хочу, чтобы мой отец и матушка наконец-то встретились. Он в плену Тунтури… И привести к нему может только ведьма безлесья. А таковых совсем немного за пределами ведьминого края. Кроме вас и Мартины, к сожалению, которая слишком слаба, никто не предоставит такого шанса.
— Нет! Я не вернусь туда! — отрезала Рамона, даже не слушая дальше девушку.
Женщина встала с табуретки, от чего она упала, и ушла в маленькую комнатку, где спала ведьма каждую ночь вот уже лет этак пятьдесят.
— Подними стул, — последовал указ из-за двери, — Спать будешь на печи, если есть захочешь, у меня каша осталась. А завтра с утра проваливай обратно.
Девушка вздохнула, несмотря ни на что, она не собиралась сдаваться.
Утро было прежним, кроме одного… Орущий до хрипоты петух и утренний ритуал Рамоны никуда не делись, только к ним прибавились масштабные сборы ведьмы. За бессонную ночь старушка передумала. Тунтури манила к себе с неведомой силой, а навалившаяся тоска ужасно давила. Ведьма отдавала указания постоянно улыбающейся Саве, и паковала сумки. Много брать она с собой не хотела, но и самое необходимое оставлять было ни в коем случае нельзя. Также Рамона снимала все амулеты, что были развешаны по дому, и стирала руны, каменную ограду они с Лидией свалили в речку. Всё это означало, что ведьма не собирается возвращаться, хоть и Рамона пыталась всё отрицать.
Закончив со сборами, женщина первым делом отправилась к старосте деревни. Она просила его приглядеть за её живностью, ведь ей нужно так срочно отъехать, ибо её взбалмошная внучка сбежала из дому от женишка, и теперь ей нужно вернуть её домой. Староста тут же самоотверженно предложил помощи в этом серьёзном деле, но старушка отказалась. Молча развернулась и пошла навстречу к Алисаве. Девушка уже подготовила коня ведьмы и своего коня, что оставила в конюшне, которая прилегала к местной харчевне. И теперь взобравшись на лошадей, они пустились в путь, не оглядываясь назад, судорожно сжимая поводья, потому что впереди их обеих ждала пугающая и манящая неизвестность.
Дорога предстояла им невозможно долгая. Деревня Прянка, в которой проживала Рамона, находилась на юго-востоке, им же нужно было далеко на север. Весь путь, остановки и перевалы, что они делали, чтобы передохнуть и перекусить, женщина отказывалась общаться с девушкой. И вообще она запрещала ей без дела рот открывать, а в некоторых случаях даже немой представляла. Только когда они пересекли границу близлежащего человеческого города к землям Тунтури, наконец, обратилась к Саве.
— Тебе Мартина сказала, что нужно было взять для ритуала воссоединения?
Девушка удивленно вскинула голову.
— Да… Вещи, что были на момент её смерти и ей самые дорогие, у меня они с собой, — подтвердила Алисава.
— Хорошо, — сухо отрезала ведьма.
Но девушка не собиралась молчать, не снова.
— Скажите, почему же вы всё-таки согласились мне помочь?
Женщина на нее предостерегающе зыркнула, но Сава не унималась.
— Ответьте мне, пожалуйста.
— Тебя Мартина послала, она моя сестра.
— О… И всё?
— Да, ничего больше.
Девчушка сделал вид, что её устроил этот ответ, но спустя какое-то время опять заговорила:
— Эх, вы такие замечательные. Я бы тоже хотела стать ведьмой, — мечтательно протянула Алисава, но затем пожалела о своём бездумном поступке.
Рамона снова приняла тот страшный вид, как когда-то в её избушке. Лошади забеспокоились, начали храпеть и топтаться на месте, Рамона шикнула на них так, что они застыли изваянием, а затем, завладев девушкой, тяжело дыша, начала шипеть:
— Ты! Не смей об этом даже заикаться, дитя человеческое. Мы — то ещё отродье, тебя бы в прежние времена растащили на амулеты и обереги, разорвали бы как кусок телятины, а затем каждую косточку бы пересчитали и перемыли. Наверняка ты подошла бы и под музыкальный инструмент. Ведьмы любят музыку… Очень любят.
Сава отшатнулась, крепко держа поводья.
— Больше не буду… Никогда не буду.
Ведьма вернулась в прежнее положение, конь ожил. Рамона упрямо посмотрела вперед, не обращая внимания на испуганную девочку. Бедняжке было невдомек, что всю свою проклятую жизнь ведьмы платят за каждое слово. Что каждая из них нести на своих плечах целый мир... Что даже маленькая мысль может понести за собой войну.
Через три дня они достигли серых холмов, что стояли неприступно, огораживая равнину за ними. Они слезли с коней, привязывая их к вбитым тут и там колышкам, а затем взобрались на одну из покатых вершин. У Алисавы захватило дух. Она представляла, что увидит, но даже её фантазии не были точны. Им открылась Тунтури во всём своём молчаливом величии. Она была чем-то огромным и пугающим, сильным и непобедимым. Её широты сводили с ума, а воздух здесь, будто церковный колокол, звенел. Тяжело дышалось и думалось. Небо давило своими свинцовыми облаками, которые будто бы залазили друг на друга, а отсутствие привычных для девушки деревьев заставляло чувствовать её оголённой, незащищённой.
"Над болотом туман, волчий вой заметает следы".— Что это, Рамона?
"И не сомкнуть кольцо седых холмов,
И узок путь по лезвию дождя".— Я не понимаю!
— Это мой дом, чему ты так удивлена?
— Но здесь… Когда отец назвал это краем ведьм, я думала, что…
Рамона печально улыбнулась.
— Вот этим мы и отличаемся от вас, людей. Удивительно, что твой отец видел это место таким, каким его видим мы.
Женщина пошла вперед, не ожидая, когда девушка отомрет.
— Подожди!
Сава подбежала к ведьме и больше от неё не отходила ни на шаг.
— Как мы узнаем, где мой отец? Пойдём на болото?
— Нет, болото в Тунтури как раз одно из тех мест, куда человеку путь заказан. Мы остановимся здесь.
Они расположились у подножия холма, расстилая покрывала и складывая поверх сумки.
— Подожди меня здесь, если станет холодно, лучше укройся, но не вздумай устраивать здесь костер, Тхарра рассердится.
Девушка согласно покивала, не смея противиться. За всю дорогу, она выучила этот урок.
Женщина прошла вперёд. Ни одного постороннего звука, только ветер и шелест вереска раздавался в этой долине. Если когда-нибудь люди наберутся храбрости и решатся уничтожить ведьм, они возможно разгромят болото, но ни в коем случае не тронут это место. Никто и никогда. Тхарра защитит сердце Тунтури. А это значит, что ведьмину кровь не выжечь…
Здесь была их жизнь, их сердце, их любовь и вера. Здесь был их конец и начало. Только так можно было уйти на покой, увидев однажды в вересковых полях свой лик, а в тихом шелесте, гонимом воем ветра услышать далёкий голос мёртвых. И сейчас шёпот переливался и заставлял сердце невозможно ёкать от тоски.
Рамону не позабыли… Женщина опустилась на колени, соединяя ладони и выпячивая большие пальцы. Она подставила руки к подбородку и пригнулась к земле, закрывая глаза. Ей были слышны последние слова бравого воина сквозь тысячи других голосов, его она узнала сразу.
"Словно раненый зверь, я бесшумно пройду по струне;
Я не стою, поверь, чтоб ты слезы лила обо мне,
Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме — по бруснике во мхе
До ворот, за которыми холод и мгла, — ты не знаешь, там холод и мгла".Ведьма долго слушала шелест вереска. Её дух направляли к одному из холмов, там был курган, братская могила…
На небе показалась одинокая бледная луна, они отправились в указанное место. Алисава и Рамона молчали, каждая думала о своём: девушка про судьбу своих родителей, а ведьма о том, что ждёт её впереди. Когда женщина, слушая шёпот мёртвых, поднялась с земли, она знала, что увидит это, но всё равно руки дрожали, а горячие слёзы текли по морщинистому лицу, в груди все сжималось и хотелось кричать. Но этого было не отменить. Вересковые поля показали маленькую девочку с чёрными тугими косичками, озорными ямочками на щеках и блестящими жгучими глазами. Она кружилась по полю в лёгком танце, весело смеялась и звала с собой Рамону, протягивая к ней смуглые руки. И ведьма отдала себя, шагнула к ней, коснулась… Теперь её последние дни - всё, что у неё осталось.
Идти пришлось долго. Расстояние в Тунтури было обманчивым и коварным. Когда они, наконец, добрались, почти полностью продрогли.
— Здесь можно разжечь костер, — тихо произнесла женщина.
Девушка тут же принялась готовить место для будущего костра, и попутно бросая заинтересованный взгляд в сторону Рамоны. По её мнению, женщина как-то изменилась, когда вернулась к ней. Ещё старее стала, чем тогда, когда она встретила её в лесу…
— Кинь в огонь этот амулет, так ветер не тронет его. — Протянула ведьма бурый отполированный камень с вырезанной черной руной посередине.
Девушка приняла его, тут же бросая в только разгорающийся костерок.
— Ещё что-то?
— Да, достань то, что принадлежало твоей матери и отойди подальше.
Сава раскрыла сумку и вытащила оттуда ночную рубаху и небольшие сережки с голубым камушком.
— Это всё? — Уточнила женщина.
— Да…
— Ладно, давай. — Рамона протянула руку, принимая вещи матери девушки.
Алисава, отдав всё ведьме, тут же отошла в сторонку, как ей до этого велела женщина. Первым делом Рамоне нужно было наполниться[3]. Она положила переданные ей вещи неподалёку от разгорающегося огня, а сама, выудив из своей дорожной сумки тяжёлый даже на вид со временем потемневший серебряный клинок, неглубокую чашу и затвердевшую медвежью желчь, что прихватила с собой, встала напротив округлого высокого камня. Ведьма быстро закинула в рот горький кристалл желчи, слегка поморщивших, и, поставив чашу на поверхность камня, подняла клинок к небу. С её губ тут же сорвался свистящий шёпот. Слова будто бы живые ударялись об острие кинжала, а тело Рамоны задрожало так, что вскоре она с трудом произносила заговор, захлёбываясь в собственном дыхании и глотая буквы. Молниеносным движением женщина, закончив с последним словом, которое она громко прокричала, резанула по ладони, сразу же поднося кровоточащую руку к чаше. Кровь мазнула гладкую поверхность, заполняя и пряча собой медные стенки сосуда. Рамона жадно схватила чашу, и, наполнив её почти до краёв, выпила содержимое до дна. Она упала на колени, держась руками за камень, и прислоняясь лбом к его холодной поверхности. Женщину ударило в пот, а тело затряслось ещё сильнее, а затем, выгнув спину, Рамона взвыла будто раненый зверь. За её отчаянным криком её кости словно затрещали, кожа запылала, а голова резко отяжелела. Это продолжалось минуту, две, но закончилось оно так же резко, как и началось. Ведьма неестественно прытко подскочила - на её руке больше не было пореза, а энергия, что билась в ней, опасно распирала тело старой женщины.
Рамона, недолго думая, ринулась к костру, и, не замечая притихшей и наверняка напуганной Савы, начала бросать туда небольшие пучки разных трав, которые она подготовила заранее и спрятала их в кармашках на поясе, легко кружа возле него и шепча под нос только ей понятные слова. С каждой секундой её танец становился всё сложнее и терял своё человеческое начало. Ведьма запрокидывала голову, закатывая глаза, и при этом издавая гортанные звуки, иногда резко переходя на шипение. Она приняла тот страшный облик, бледной тенью которого пугала не раз Алисаву. На полусогнутых ногах Рамона двигалась отрывисто, иногда высоко подпрыгивая. Языки пламени, которые взмылись вверх, неустанно следовали за ней. Ведьма развела руки в стороны, двигая кистями рук и шевеля пальцами. Её дыхание уже давно было прерывистым, и только сейчас она и вовсе перестала дышать, застыла на месте в одной позе. А через секунду внезапно отмерла, водя носом по воздуху. Рамона кинулась к Лидии, держа в руке тот самый клинок, что до этого касался руки ведьмы. Она схватила девушку за руку и подвела к костру. Сава испуганно вырвала руку из хватки женщины, и сама порезала свою ладонь, дав паре капель крови упасть в огонь. Ведьма взяла вещи женщины, которая спустя столько лет должна была воссоединиться с её любимым, и тоже бросила в костёр, произнося последнее слово чуть ли не крича. Огонь резко рванулся вверх, чуть ли не достигая небес. Сухая молния прогремела над ними, и костер резко погас.
Девушка взволновано отскочила, не веря, хлопая глазами. Она завертела головой, пытаясь найти хоть один намёк на то, что у них получилось.
— Глянь туда. — Указала женщина дрожащей рукой.
Алисава посмотрела в сторону вересковых полей, ветер гнул их с упрямой силой, но среди всего этого были они… Девушка опустилась на колени, радостно плача. Она видела перед собой молодую красивую русоволосую девушку и высокого бравого воина в кольчуге и латах. Отец крепко держал матушку за руку, и умиротворённо улыбался - они были счастливы.
— Спасибо, Рамона, спасибо тебе большое. — Саву всю трясло, и она громко плакала.
К девушке подсела ведьма, приобнимая ее за плечи.
— Ничего, дорогая, ничего. Всё хорошо.
Девчушка громко всхлипывала, она уткнулась в плечо, обнимающей её женщины. А спустя какое-то время тихо зашептала:
— Я не вернусь домой, Рамона, пожалуйста, позволь мне остаться с тобой…
Ведьма отодвинула от себя Алисаву и серьёзно посмотрела ей в глаза.
— Я тоже не вернусь...
— Тогда…, — девушка замолчала, будто ещё решаясь, — Тогда мы пойдем вглубь Тунтури. Мы отправимся на болото. Я верю, что с тобой жизнь мою не заберут!
Рамона крепче вцепилась в эту удивительную, взбалмошную девчонку, из-за которой ей пришлось вновь сжигать мосты, и уткнулась в светлую макушку, задаваясь напрашивающимися сами собой вопросами… Вернулась бы она на родину, не явись перед ней человеческое дитя со своей бедой? Неужели старой ведьме безлесья нужен был повод? Глупая старушка. Тхарра наблюдает за всеми дочерьми, и какой бы дорогой не оказалась их жизнь, в конце пути всегда ожидают вересковые поля.
Среди людей уже давно бытует мнение будто бы одна ведьма виновата в том, что когда-то Тунтури породила чудовище (Бестиарий, часть II, явление Зверя).
Пояснительная записка:
1. Тхарра – проматерь всех ведьм. Является божеством ведьм безлесья.
2. Опустошение – ритуал, при котором ведьма запечатывает свои силы данные ей при рождении и делающие её ведьмой. Это влечёт за собой урон здоровью и процесс быстрого старения. И хотя данный ритуал запечатывает основную силу, в распоряжении ведьмы остаётся небольшой источник (которым тоже нежелательно пользоваться, так как в случае обращения к нему случаются минутные метаморфозы, которые могут выдать в спрятавшейся среди людей ведьму), но он настолько ничтожно мал, что эти же уловки (небольшое магическое взаимодействие: зачаровывание амулетов; мелкие заклинания) могут совершить обвешанные амулетами обычные люди. Но без опустошения ведьмы не смогут выдать себя за человека, так как по своей природе, имея схожую внешность с людьми, их движения ближе к звериным, взгляд пробирает до самых глубин человеческой души, а голос слишком рокочущий.
3. Наполниться/Наполнение – обратный ритуал опустошению.
Цитируемая песня -"Воин вереска" (Мельница).
!!! Данное произведение подразумевается как приквел к основному рассказу (в котором подробнее расскажется представленный мир и более полно раскроются герои "Тунтури"), стоящий в статусе "в планах". Но данную повесть можно воспринимать как законченную миниатюру.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления