Первое, что почувствовал доктор, была боль в шейном позвонке и пояснице, второе – запах полиграфической краски, остро бьющей прямо в нос – тот самый запах дешевого чтива, узнаваемый с полувдоха. Издав не то стон, не то нечленораздельное матерное слово, он стащил со своего лица раскрытый журнал и, вглядевшись в подмигивающую красотку в образе Евы с четвертым размером, слегка улыбнулся:
- Ну, доброе утро, куколка.
Приподнявшись, доктор Санни обнаружил себя сидящим (скорее развалившимся) в кресле перед заваленным непонятной макулатурой столом, а посреди этого бумажного хаоса гордо стояла внушительных размеров глиняная пепельница в цветочек (то ли подарок бывшей подружки, то ли фамильная ценность, он уже и не помнил), переполненная пеплом и окурками. Два-три раза в неделю к нему в «клинику» наведывалась синьора Варгас - низенькая немолодая женщина с присущей ей итальянской хозяйственностью, - чтобы привести какое - никакое подобие порядка в его берлоге. И первое, самое важное, что она должна была сделать, только ступив за порог владений доктора, - очистить это глиняное чудо, подругу его серых будней - пепельницу. Казалось, мужчина держал домработницу исключительно ради этого, как ему казалось, почти святого действа.
Так и получалось, что бумажные дебри доконца не разгребались, а каждое свежее кровавое пятно на вроде -бы - турецком ковре рассматривалось как новое вкрапление в восточный орнамент. И посреди этого бедлама, закинув ногу на ногу, восседал доктор на кожаном своем кресле, небритый и нечесаный, но с заранее подготовленной полуулыбкой, в ожидании, когда синьора Варгас накормит его одним из своих итальянских изысков, а после нальет своего фирменного ароматного густого кофе.
Доктор Санни по - своему любил и оберегал от тонкостей своей работы эту душевную и вспыльчивую женщину, щедро раздающую подзатыльники, заядлую матершинницу и любительницу сплетен. Синьора Варгас изобиловала историями своей молодости, главной темой которых, конечно же, были ее любовные похождения, полные страсти, на какую способны только итальянки. По ее любовникам можно было изучать географию: был у нее и русский КГБ-шник, и немецкий бюрократ, и опиумный магнат из Тайваня, даже тибетский монах! Но, в конце концов, синьора Варгас вышла замуж за одного потомственного фермера-испанца, прожила с ним довольно тихую счастливую жизнь, а после его кончины переехала к своей единственной дочери и ее мужу в Южный округ.
Встав посреди комнаты, доктор потянулся всем телом. Характерный хруст позвоночника и коленных суставов дал повод мужчине задуматься над своим образом жизни и уровнем общей физической подготовки. Но, вскоре отмахнувшись от этих назойливых мыслей, типа «надо начать делать зарядки», стал шарить по карманам в поиске сигарет. Пошарив где только можно было (и нельзя тоже), даже в специальной заначке на черный день, заглянув под все журналы, книги, в конце концов в бачок унитаза, доктор сел на пол в самом центре комнаты, скрестив ноги по-турецки, и задумался. «Надо идти в магазин…» Но вместо того, чтобы встать, отряхнуть полы медицинского халата, мужчина лег, раскинув конечности: «Для начала немного полежу… пять минуточек».
Находясь в таком положении, доктор по-новому взглянул на место своего обитания: как-то по-другому висели шторы на окнах, потолок, казалось, приобрел пастельно-фиолетовый оттенок вместо привычного серого с кое-где образовавшимися желтоватыми пятнами от сигаретного дыма, и звуки капель из-под крана на кухне зазвучали громче, звонче. А ведь всего-то стоило лечь на пол, всего-то стоило выкурить все сигареты в доме, всего-то сегодня выходной у синьоры, всего-то как всегда. Как всегда, как всегда… как всегда скучно. Громко вздохнув и взъерошив непослушные волосы, торчащие во все стороны, доктор Санни, наконец-таки, встал, взял пару купюр по сто байлей, так, на всякий случай, и вышел из дома.
В глаза ударил ослепительно-яркий солнечный свет, отчего мужчина поморщился и, прикрыв глаза ладонью, кое-как, но рассмотрел улицу. Было людно, даже слишком людно. Всюду стояли палатки с едой, сувенирами, все что-то кричали, туда-сюда сновали покупатели. Здания были украшены разноцветными гирляндами, кое-где к балконам привязали воздушные шары, а под самым небом, высоко-высоко, парили воздушные змеи. Доктор стоял в недоумении. «Что происходит? Какой-то праздник? День тайракской революции? Нет, он вроде в сентябре, а сейчас март… а ну и черт с ним!»
Пожав плечами, доктор ступил в поток суетящейся толпы, поворачивая голову то направо, то налево, разглядывая уличное убранство, пестрые одежды девушек (в особенности их мини-юбки), товары и вкусности на прилавках. Все запахи смешались в единый неповторимый аромат, ласково щекочущий нос, и такой насыщенный, что ноздри гуляющих невольно начинали трепетать. Вот и доктор, делая глубокие вдохи, подумал, что было бы неплохо зайти в какое - нибудь уютное кафе, выпить кофе и поесть сладкого, может даже завести пару - тройку знакомств с представительницами прекрасного пола. От этих мыслей заурчало в животе, да так громко, что девушка, проходившая в этот момент мимо, тихонько засмеялась. Подмигнув ей в ответ и отправив воздушный поцелуй, доктор энергично зашагал по тротуару к близлежащему табачному ларьку, напевая себе под нос одну из любимых похабных песенок, выученных еще в молодости у какого - то старого моряка в отставке. То - то было время…
Получив желаемое, мужчина почти лихорадочно разорвал мешающийся кусок полиэтилена, и сделал, наконец, первую за сегодня глубокую затяжку никотином. Казалось, по его телу пробежала волна, волна непередаваемого удовольствия, граничащая разве что с оргазмом (ну или половину того, что называется оргазмом). Каждая пора его тела затрепетала, а по спине пробежали мурашки. Встрепенувшись и выпустив густое облако дыма, доктор взбодрился. И мир вдруг показался ему таким чудесным, а люди – такими прекрасными, что он ужаснулся. Когда в последний раз ему приходили эти мысли? когда в последний раз ему хотелось обнимать всех людей без разбору? Все же, отсутствие никотина в организме плохо сказывалось на докторе Санни, и он подумал, что было бы неплохо забить один из медицинских шкафов блоками сигарет, дабы исключить из своей жизни подобных прецедентов. Мужчина тихо засмеялся такой идее. Ведь правду говорят - каждый человек в чем - то себе маньяк.
Доктор хотел уже было повернуть к дому, когда снова услышал китовий стон его желудка. Он словно бы визжал: «Что ж ты делаешь, ирод? неси свою задницу куда - нибудь, где есть еда!» Мужчина недоуменно посмотрел на свой живот, потом вокруг в поиске какой-нибудь забегаловки. На глаза ему попалась вывеска кафе «MonAmi». Заведение было небольшое и вполне уютное, обставленное в духе французской деревенской кондитерской: крытая терраса с соломенной мебелью, а на каждом столике стояла небольшая вазочка с пучком душистой лаванды. Уголок тихого очарования. «Французы! Обожаю их круассаны!», - подумал доктор и, перебежав дорогу, устроился за одним из крайних столиков на террасе. Тут же подбежала миловидная, но несколько пухленькая официантка с улыбкой от уха до уха. Заказав двойной эспрессо и круассан с шоколадом и наградив официантку одной из своих доброжелательных улыбок, мужчина стал осматривать других посетителей, чтобы как-то себя занять.
За столиком напротив умастилась парочка, влюбленно воркующая о том о сем, и ни о чем внятном в принципе. «Встречаются от силы месяц.» - заключил доктор и сам себе же кивнул в знак абсолютного согласия. Однако лицо девушки, несомненно привлекательной, вполне во вкусе доктора Санни, казалось ему до боли знакомым. Хотя с кем не бывает, Восточный район как одна большая деревня. Он мог видеть ее в магазине или где-то на улице.
Вскоре официантка принесла его заказ, а заодно и свой номер телефона, написанный мелким шрифтом на одной из салфеток. Смущенно улыбаясь, она убежала обратно на кухню, чуть не сбив другую официантку. Посетители, хихикая, посмотрели сначала на нее, а затем и на столик, за которым доктор уже жевал круассан и отпивал крепкий кофе. Засмеялась и девушка, сидевшая напротив. Вполуха слушая монолог своего молодого человека о любви и быте, она то и дело посматривала на этого несколько неряшливого, но обаятельного мужчину; то опуская, то поднимая глаза, как это обычно умеют кокетливые барышни, чем, несомненно, порадовала доктора Санни своим вниманием. Так они и сидели какое-то непродолжительное время, одаряя друг друга двусмысленными взглядами, как неожиданно молодой человек позвал ее по имени:
- Эй, Рута, ты меня слушаешь?
-А? Что? – девушка чуть вздрогнула, когда парень, щелкнув пальцами, позвал ее. – Ты что-то сказал? Прости, Тедди, я задумалась.
- Почему ты всегда так делаешь? – он взял ее руку в свои и с почти что с щенячьими глазами спросил, - неужели тебе неинтересно все, что я тебе говорю? Неужели мои слова для тебя ничего не значат?
- Милый, ну перестань, ну что ты опять начинаешь? Просто задумалась, вот и все. – девушка выдернула свою руку из его и взглянула на доктора.
- Ты всегда о чем-о задумываешься и на меня почти что не смотришь! А ведь я люблю тебя! Настолько, что даже простил всю ту обнаженку! – воскликнул бедный Тедди, чем привлек к их столику лишнее внимание посетителей. – А ты так со мной поступаешь – засматриваешься на других мужчин!
«Что еще за обнаженка? Отсюда поподробнее, пожалуйста. - заухмылялся доктор, откинувшись в соломенном кресле и закинув ногу на ногу. - Однако день сегодня и вправду замечательный».
- Ну что ты от меня хочешь? Чтобы я в рот тебе заглядывала, а? Да все твои разговоры о любви у меня уже вот тут сидят! – повысив тон, ответила девушка, поднеся ребро ладони к горлу. – Сидишь и вечно что-то мямлишь и мямлишь, мямлишь и мямлишь, ты достал меня, понимаешь?!
Резко и с грохотом встав, она взяла свою сумочку и, пройдя мимо столика доктора, кокетливо ему шепнула:
- Надеюсь, мы с вами еще встретимся. – и зашагала к выходу.
- Рута! Мы не договорили! Вернись! – бедный парень вскочил и хотел уже было бежать за своей подругой, как его остановил официант:
- Извините, но вы еще не расплатились.
- Черт бы тебя побрал! – Тедди вытащил пару бумажек и сунул официанту в руку, - Сдачи не надо!
Поравнявшись со столиком доктора Санни,парень сквозь зубы прошипел:
- А тебя я еще найду!
Он стремительно выбежал из заведения в надежде нагнать свою даму сердца, вереща на всю улицу ее имя и совсем скоро скрылся в гуще толпы. В кафе воцарилась тишина, люди в недоумении оглядывались на столик, где пару минут назад разыгралась сцена с выяснением отношений, и на столик, за которым сидел доктор. Они еще минут пять будут сидеть и перешептываться, что же это было и скоро забудут об этом, по мере того, как быстро они съедят и выпьют все заказанное. Может быть, те, у кого с памятью немного получше, вспомнят об этом инциденте за семейным ужином или дружеским бокалом вина как о лишнем поводе посмеяться над другими людьми.
А доктор тем временем допивал свой эспрессо и мучился вопросом, о какой же обнаженке говорил бедный Тедди?