Онлайн чтение книги Тень демона за дьявольской спиной Shadow of the demon
Тень демона за дьявольской спиной

Вторая редакция, дополненная и изменённая, более жёсткая и серьёзная. Наслаждайтесь!

****

Этот день не заладился с самого начала: утром Хиджиката Тоширо обнаружил, что никто не удосужился пополнить его запасы майонеза – и те логичным образом подошли к концу, днём некий доброжелатель вывесил его форменный пиджак на улицу – и тот весь изгадили чёртовы птицы, а вечером… вечером он заподозрил Сакату Гинтоки в тамэсигири.

Конечно, когда убийца выходит на улицы, чтобы испробовать меч на случайных прохожих, обвинить кого-то с полной уверенностью можно, только поймав с поличным – но медэксперты пошаманили, изучили раны на телах убитых – и пришли к выводу, что нанесены они были не стальным оружием. А деревянным. К тому же случайные свидетели вроде как видели на напавшем белое кимоно с голубым узором.

Почему-то Тоширо сразу подумал на белобрысого самурая.

«Широяшу».

Всё-таки, зря они его отпустили. Конечно, прошлое осталось в прошлом, да и хозяин «Йорузуи» уже не раз помогал Шинсенгуми: и прямо и косвенно – только вот ощущение, что с ним что-то не так, не покидало Тоширо с самого первого дня их знакомства. Но ведь… нельзя же просто взять и обвинить бывшего повстанца лишь на основании интуиции? К тому же, после введения запрета на настоящие мечи, боккены вовсе не превратились в какую-то там диковинку.

Однако чтобы суметь разрубить человека обычной деревяшкой напополам…

В общем, сомнений много. А отчёт писать надо. Да и сверху уже надавили, торопя с поиском преступника, а всё потому, что среди жертв затесалось несколько крупных шишек. Но вместо того, чтобы по-быстрому склепать дело и выдать начальству подозреваемого, Хиджиката Тоширо вот уже как несколько часов торчит в доме напротив закусочной Отосе и наблюдает за её безответственным квартиросъёмщиком.

21:00 – Шинпачи ушёл из «Йорузуи», Гинтоки и мелкая девчонка, судя по звукам, смотрят телевизор.

23:30 – Гинтоки спустился в закусочную этажом ниже.

02:05 – Его выставили на улицу вместе с другим посетителем. Оба пьяны в стельку. Гинтоки поднялся к себе, а второго забрало такси.

Тоширо очень хочется спать. Прошлую ночь он провёл, проверяя отчёты и подписывая заявки на обмундирование и отгулы, а в позапрошлую до самого утра составлял новый график патрулей… так что сейчас его так и клонит в сон.

Может, он зря всё это затеял? Ведь Гинтоки вовсе не обязательно отправляться убивать этой ночью…

А может, хозяин «Йорузуи» вообще тут не причём…

…а он просто слишком зациклился на этом парне?

Чёртова тишина и темнота! Глаза слипаются… а в пачке осталась лишь пара сигарет. Ничего ведь не случится, если он отлучится на пять минут до торгового автомата? Заодно и майонеза с кофе возьмёт.

Решено.

Только вот когда Тоширо прикуривает предпоследнюю сигарету, поднимается на онемевшие от долгого сидения ноги и подходит к двери, странное ощущение неожиданно пронизывает его насквозь. Словно там, за этой дверью, притаилась абсолютная пустота. Пустота, которая видит и чувствует его.

Но снаружи не доносится ни звука…

Как вдруг тонкий лист фанеры простреливает рука и хватает за горло. Свежие царапины при свете луны на ней тут же набухают чёрной масленой кровью, но мышцы и жилы только теснее свиваются под кожей в жгуты – и хватка становится сильней. Перекушенная сигарета выпадает из сжатых зубов, и сознание Тоширо начинает уплывать… медленно, но неумолимо.

Рискуя оставить в стальных пальцах куски плоти с собственной шеи, он упирается в дверь ногой и отталкивается изо всех сил.

И случайно проламывает в этой двери дыру.

Падает на спину, хватается за катану… но ошмётки фанеры уже пролетают над головой, и порог переступает высокий, чёрный и запылённый сапог. Над которым колышется край белого кимоно с синим узором.

– Гинтоки?

Коридор за спиной нежданного гостя затянут в непроницаемую тьму, но лунного света из окна хватает, чтобы рассмотреть жёсткую складку губ и странное выражение глаз на знакомом… и одновременно незнакомом лице. Оно такое… словно его напялил на себя кто-то другой. И эти волосы – почему они чёрные?

– Кто ты? – раздаётся в пустой квартире ледяной голос. – И почему следишь за мной?

«Он не узнал меня?»

– Йорузуя! Ты совсем с катушек съехал?! Хочешь за решётку из-за нападения на офицера полиции???

От шока Тоширо даже не сразу соображает, что надо подняться. Но инстинкты ревут: перед ним враг. Враг, способный запросто разорвать его на части.

«Широяша» всегда был таким жутким?– Почему полиция следит за мной? – продолжает допрос обманчиво спокойный голос, от которого кожу прошивает морозными иглами.

Серьезно? Всё ещё не узнал?!

Нет-нет-нет, Тоширо не испуган. Велика честь. Обойдётся. Но как же трудно заставить пальцы разжаться и отпустить рукоять меча, уже частично вытащенного из ножен. А потом подняться с пола без лишних, резких движений… Этот Гинтоки – словно воплощение худших кошмаров. Хотя сейчас он просто стоит и лишь внимательно смотрит, но почему-то в скрытых тенями глазах читается приговор.

Однако Тоширо всё равно отказывается вытаскивать меч, ведь сделав это, он открыто признается в собственном страхе.

– Тамэсигири, – отступая на шаг и пытаясь выглядеть не напряженным, Тоширо достаёт зажигалку и последнюю сигарету. – За последний месяц появилось много жертв. Какой-то маньяк с деревянным мечом выходит на улицы и калечит людей… это, случайно, не ты?Огонь зажигалки вспыхивает слишком ярко, даже ослепляет на миг – но его хватает, чтобы окончательно убедиться: перед Хиджикатой Тоширо действительно стоит Саката Гинтоки. Только почему-то выкрашенный в чёрный цвет.

– Ха! Кто бы мог подумать, что ты решишь сменить имидж?..

«Стоп! Когда он успел?! Ведь всего десять минут назад этот мудак поднялся к себе со светлыми патлами! Или…»

Никотин застревает в горле. Тоширо безрезультатно пытается сдержать кашель и отступает ещё, а незнакомец продолжает торчать у порога. И его взгляд – действительно взгляд хладнокровного убийцы, явно озабоченного сейчас лишь тем, как разделаться с неожиданной помехой.

– Так значит, ты не Гинтоки? – нет, голос Тоширо не дрожит. Просто охрип и сел от кашля. – Но знаешь, маскировка так себе… с цветом волос – вообще полный промах.

И вдруг незнакомец сдвигается с места: один решительный шаг, второй, третий… Тоширо от неожиданности всё-таки хватается за катану – больше он его пятиться не заставит!

Ободранная рука по-прежнему метит в горло. Но недостаточно быстро и резко, так что Тоширо легко от неё уклоняется и в свою очередь выстреливает рукоятью меча, целя противнику под рёбра… но в этот момент пудовый кулак неожиданно врезается в живот. Прямо в солнечное сплетение. И пока Тоширо, согнувшись пополам, ловит ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, его катану срывают с пояса.

– Хрена с два!

Вцепившись в ножны, будто утопающий в единственный спасательный круг, Тоширо пинает козла по голени со всей оставшейся силой! И пусть под коленом вдруг сжимаются стальные пальцы, но ног у него две! Пол бьёт в ладонь. Стопа встречается с твёрдо-мягким препятствием. И долбаный черныш обрушивается прямо на него!

Острый локоть врезается в живот, едва не заставив выплюнуть желудок.

– С… с… скот… ина…

– Можешь звать меня Гинтоки, малыш.

«Чё?!!»

Нависшее сверху лицо всё так же знакомо и одновременно незнакомо, только в выражении тёмных глаз что-то изменилось. Да и жёсткая складка губ с какого-то хрена смягчилась, растянувшись в усмешку.

– Я тебя знаю, – лёд пропал, теперь голос чёртового мудака стал игривым, низким, с еле заметной вибрацией тембра. – Ты тот самый красавчик из Шинсенгуми… как там… дьявольский заместитель командующего?

Сложно даже представить, что Гинтоки способен так говорить. Но он это или не он – значения не имеет! Всё, что сейчас Тоширо нужно сделать: вырваться, а потом арестовать спятившего придурка!

Только вот попытка вмазать кулаком по ухмыляющемуся лицу заканчивается неудачей – запястье одной руки, а потом и второй, ловят и придавливают к полу коленями по обеим сторонам от тела. Кажется, этот чёрный Гинтоки весит целую тонну. Однако что-то в его виде всё же напоминает знакомого белобрысого парня… нет, не того неряшливого самурая с глазами снулой рыбы, другого… «Широяшу». Которого Тоширо, собственно, и заподозрил в нападении на прохожих. Ведь война ломает людей, и было бы даже странно, не оставь она тёмного следа в психике легендарного патриота. Последние пятнадцать-двадцать лет изменили слишком многое в их жизнях, но если у Тоширо хотя бы остались рядом друзья, то этот парень… кажется, потерял всё, что только и мог.

– Гинтоки, просто признай, что у тебя поехала крыша, – облизнув губы, Тоширо тоже позволяет себе усмешку. – Позволь дяде-полицейскому отвезти тебя в больницу…

– Неужели? – выдох в лицо с ароматом клубники и молока, разбавившего пары алкоголя, заставляет поморщиться. – А по-моему, это вы все свихнулись. Вцепились в аманто, как в мамину титьку, да и повисли в дурном тепле и уюте.

Локоть надавливает на горло. И кулак обрушивается на плечо. Боль пронзает мышцы и кости, но Тоширо лишь плотнее сжимает зубы. Он скорее сдохнет, чем издаст хоть один жалобный звук!

– Ты… – дыхание сбивается и приходится начать снова: – Ты так нас ненавидишь?

– Вас? – улыбка на половину лица действительно ужасает. – О да! Ты даже не представляешь…«Ну почему же…»

Есть кое-что, что Тоширо тоже ненавидит. И очень сильно – свою собственную слабость. Всегда ненавидел. Бессилие бесило его, когда он терял родных, когда мирился с унижениями, когда видел, как другие идут на сделки с совестью ради близких людей – презирал их, но не мог ничего сделать, чтобы помочь, изменить этот новый порядок нового мира… И сколько бы он не тренировался, сколько бы не пытался следовать голосу разума, глубоко внутри себя он был согласен: они с Кондо-саном, Сого и другими ребятами действительно стали псами продавшегося аманто сёгуната. И пусть Шинсенгуми делают всё, чтобы сохранить мир и защитить закон на улицах Эдо, во многом у них связаны руки. На многое они всё ещё вынуждены закрывать глаза. И потому у тех, кто дрался до конца за свободу, не щадя живота, теряя друзей, надежду и даже жизни, есть полное право их ненавидеть…

Но не убивать же из-за этого невинных людей, случайно подвернувшихся под руку!

Снова дёрнувшись, попытавшись сбросить оседлавшего его Гинтоки, Тоширо слышит над собой новый смешок:

– Может, полежишь немного спокойно? Или тебе сначала что-то сломать?

– Что ты вообще собрался со мной делать, ублюдок?!

– Ублю-ю-юдок? – ухмылка немного увядает, наполовину залитое лунным светом лицо опускается ниже, так что Тоширо удаётся рассмотреть налёт меланхоличной задумчивости в сузившихся до двух нитей глазах. – Да, наверное, ты прав… вряд ли я родился в полноценной семье. Честно говоря, понятия не имею, даже где и когда произошло это знаменательное событие. Но знаешь, дьявольский зам, что я знаю точно?

Мрак сгущается в комнате, пропахшей дымом. Луну скрывают откуда-то взявшиеся тучи, и вместе с рассеянным серебряным светом пропадают и все посторонние звуки. Разве что где-то там, за окном, продолжают еле слышно гудеть провода.

– Что?

– Что жестокость людей отличается от жестокости аманто. Когда хаос сеют инопланетные чужаки – это хотя бы понятно, а когда свои, такие же люди…

– И? – Тоширо фыркает и расслабляется, на время прекращая сопротивление. – Ты решил поплакаться мне о гнусности человеческой природы?

От этой насмешки ухмылка Гинтоки почему-то вспыхивает вновь.

– Да нет… вообще-то я бы предпочёл сейчас заняться кое-чем более приятным.

– И чем же эт-

Вопрос не успевает прозвучать до конца, как вдруг лицо Гинтоки надвигается вплотную, и в губы вгрызаются тупые зубы… рот тут же наполняет вкус крови, стекающей в горло. Замычав, Тоширо выгибается, тоже пытается цапнуть в ответ – но Гинтоки уже отстраняется, облизывая чуть распухшую нижнюю губу. И тело его, кажется, ещё больше тяжелеет, давя на бёдра и живот.

– Знаешь, что Гинтоки всегда хотел с тобой сделать? С того дня, как увидел?Отвечать смысла нет. Ужасная догадка уже пустила корни в голове, обвила горло, пробралась в лёгкие и вот-вот грозит выдавить из ушей перепонки.

Но вдруг тяжесть исчезает. Гинтоки поднимается и хватает его за повреждённую руку – боль тут же простреливает в плечо и позвоночник, но прежде, чем упасть мордой в пол, Тоширо успевает проехаться кулаком по острому подбородку.

– Не рыпайся, – почти мягко произносят за спиной. – Или сломаю.

Колено вдавливается в позвоночник, а на запястья уже наматывается что-то… похожее на пояс.

– Что ты, блять, делаешь?! – к Тоширо возвращается способность говорить и даже кричать.

– Собираюсь заняться с тобой любовью.

– Ты псих!

– Брось… – кожаный ремень брюк не расстёгивают, а срывают, словно бумажный. – Тебе может даже понравиться.

Последний шанс – развернуться и попытаться врезать локтем в живот. Связанные за спиной руки плохо гнуться, да и Гинтоки оказывается слишком далеко для удара, но зато получается вскочить на колени… и тут же запутаться в полуснятых штанах. Грохнувшись и снова растянувшись на полу, Тоширо успевает лишь немного привстать, как его вздёргивают за шкирку, и в челюсть прилетает удар обёрнутого в рукав кимоно кулака.

Потолок мелькает перед глазами и улетает куда-то назад. Тяжесть наваливается на живот. Новый удар. Гинтоки опять его оседлал, связанные руки придавлены к полу его и собственным весом. Горит плечо. А лицо… кажется, в челюсть влили не меньше литра расплавленного свинца.

– Ну что? Всё? Бунт окончен?

Тоширо способен лишь скосить взгляд вниз, вдоль своего тела. Гинтоки уже сползает к ногам, стягивая с него брюки, ботинки… Удачная возможность, чтобы пнуть, попытаться снова вырваться… но почему-то на сопротивление уже просто не хватает сил. Да и есть во всём этом что-то похожее на справедливое наказание. От того, кто потерял право носить меч, для того, кто это право себе выкупил, прикрывшись «службой не правительству, а народу».

– Значит, хочешь выместить злость на мне? Таким мерзким способом?

Язык распух, а челюсть двигается неохотно. Зад холодит гладкий пол. Гинтоки закидывает себе на плечо одну его обнажённую ногу и мотает головой:

– Нет. Не злость. Это любовь. И моё почтение ко всем Шинсенгуми, – его рука ныряет вниз и сжимает яйца. Больно. – У меня нет презервативов и смазки… попробуем на сухую?

– Лучше просто убей меня… или я тебя потом нашинкую.

– А получится?

Гинтоки снова хмыкает, не прекращая сжимать и перекатывать в пальцах его мошонку. Из-за чёрных волос и этого надменного выражения на лице, сейчас он выглядит как совершенный незнакомец. Но это презрение в голосе…

– Может, скажешь хотя бы, кто ты на самом деле?

– Я ведь уже представился раньше? Можешь звать меня «Гинтоки». Ну, или его «вторым я».

Ну да, конечно… что за бред? Пытаясь отвлечься от приставленного к анусу члена, Тоширо считает про себя. От сотни в обратном порядке. И сжимает кулаки, усиливая боль в разбитом плече. Может, оно и не сломано, но на большее эта рука пока всё равно не способна.

– Тц!

Кажется, что его разрывает. Словно отверстия там вовсе нет никакого, и острый кол просто рвётся сквозь плоть. Но на лице черноволосого Гинтоки удовольствия тоже как-то не видно.

– Садист? Мазохист? Д-два… в одном? – предаётся Тоширо размышлениям вслух.

А Гинтоки тем временем вдруг ослабляет напор. И сосредоточенно уставившись ему между ног, медленно подносит ко рту ладонь, сплёвывает в неё, и неожиданно поднимает взгляд, посмотрев Тоширо прямо в глаза:

– Надеюсь, ты не возражаешь против клубники?

– Ну и с-сукин же ты сын…

Пальцы, конечно, тоньше члена – но всё равно приятного мало. Кусая и так кровоточащие губы, Тоширо терпит, расслабив ноги. И вообще все мышцы. Уже даже не спрашивая себя, почему. Разве что размышляя, кто из них тут ещё больший псих.

Но ком в горле вдруг проталкивает странный хрип, похожий на стон. Его собственный. Просто шевелящиеся внутри пальцы неожиданно надавили на что-то…

– Ну вот, кажется, твои шансы насладится этим мероприятием только что поднялись выше нуля, То-тян.

– Не… зови меня… так!

Пальцы выскальзывают наружу. И вместо них внутрь проталкивается толстая головка. И рвётся дальше. Если направить её в ту самую точку… возможно…

– О-о-о…

Возможно, он зря приподнял ягодицы, потому что Гинтоки вдруг подсовывает руки под его зад, задирая тот ещё выше, и Тоширо оказывается вынужден уткнуться подбородком в собственную грудь.

– Такой угол тебе нравится больше?

Не став ждать ответа, Гинтоки входит рывком до конца. Закрывает глаза. Тоширо чувствует прижавшиеся к ягодицам яйца, горячую пульсацию внутри, и конечно же, саднящую боль. Словно по нежной плоти только что проехались наждачной бумагой. Но пока Гинтоки не шевелится, эта боль постепенно стихает.

И всё это время Тоширо вынужден любоваться на собственный вялый член – казалось, он совсем недавно слегка затвердел, но вот снова обмяк, подобно дохлому червяку.

– Дотронься…

– Что? – приоткрыв один глаз, Гинтоки слегка отодвигается и вновь толкается внутрь. – Повтори, что ты сказал?

«Вот козёл!»

– Дотронься… до меня.

– А я разве… – ухмылка Гинтоки становится шире, и его пальцы вдруг так сдавливают одну ягодицу, словно собрались выжать сок, – …не трогаю тебя изнутри и снаружи?

– До моего члена, ублюдок! Разве ты не… тсс, потише! …не сказал, что займёшься со мной любовью?

– Ах, вот ты о чём… Не. На хера мне трогать чужой грязный член?

«Чёртов садист!»

Сжав ноги, обхватив бёдра Гинтоки, Тоширо притягивает насильника к себе. И почти лишает его возможности двигаться.

– А мой грязный зад, значит, устраивает?

– Вполне!

Гинтоки закидывает руки за голову, перестав поддерживать его ягодицы и продолжая пусть и мелко, но толкаться туда-сюда. Крупная головка ощутимо трётся о верхнюю стенку где-то чуть ниже пупка, и саднящая боль, было вспыхнувшая вновь, затеняется, заменяется сладко-приторным чувством, противным, словно клубничное молоко, но манящим, будто кофе, приправленный майонезом… Тоширо закрывает глаза. Отстранёно наблюдая, как его тело умудряется наслаждаться всей этой хренью, и прикидывая, как уже завтра подвесит Гинтоки за яйца на ближайшем дереве и будет выслушивать его мольбы о пощаде.

И вдруг слуха касается хриплый вдох. И выдох. Похоже, чернышу тоже хорошо. Ну конечно, иначе бы он это всё не затеял…

Только вот ноги уже начинают неметь, а поясница жалобно скрипит в такт ссохшимся половицам. И в какой-то момент Гинтоки легко освобождается из захвата. В тот же момент зад Тоширо обрушивает на пол. Но над ним тут же нависают, подхватывают за подмышки – и вот он уже словно карамельный петушок, насаженный на осиновый кол.

Вверх-вниз.

Вверх-вниз.

Будто игрушка…

Теперь он даже не способен контролировать амплитуду и угол входа. И не похоже, что Гинтоки собирается позаботиться о его удовольствии.

– Я сейчас кончу, – щека прижимается к шее, волосы лезут в рот, губы щекочут плечо. – А ты?

– Нет… я не…

Тогда его поднимают ещё выше. И вдруг снова бросают на пол, но на этот раз – на живот. Вцепившись в связанные запястья, Гинтоки пинком раздвигает его колени и снова входит – легко и споро, словно по маслу.

«У меня там что, смазка?! Я же на баба! И это просто зад!»

Гинтоки наваливается на него сверху. Теперь его член толкается точно вниз, к пупку, снова и снова с усилием проходясь по горячему огнём и зудящему месту. И Тоширо зажмуривается до вспыхнувших под веками белых пятен. Выгибает поясницу. Подставляет зад. И сам не верит, что делает это.

Собственные хрипы удаётся расслышать не сразу. Спину снова придавливает тяжесть весом в тонну. Плечо по-прежнему горит, губы ноют, распухший язык царапает нёбо, а стёртые запястья и локти щиплет и жжёт.

– Ненавижу тебя… отморозок.

Гинтоки скатывается вбок. Глубоко выдыхает. И хмыкает:

– Ха. Тоже мне, дьявол… даже такой малости выдержать не способен!

– Кто сказал, что я не способен?

Тоширо рывком садится, но тут же прикусывает губу от нового прострела в плече и неожиданно вспыхнувшей внутри боли.

– С-с-с…

– Знаю, знаю… «сукин сын», да?

Растрёпанный даже больше обычного, Гинтоки тоже садится. Косится на окно, вновь залитое лунным светом. И вдруг широко зевает.

– Ладно, приятно было познакомиться, Тоширо-тян. Но хорошего понемножку…

Тоширо затаивает дыхание. Он как-то забыл, с чего всё началось… Но что теперь? Его убьют? И оставят валяться в этой пустой квартире со снятыми штанами и спермой в кишках?

«Что-то не похоже…»

Встав, Гинтоки сначала направляется к его отброшенной катане. Поднимает… и вдруг та улетает в окно!

– Ублюдок!

– Тс-с-с! – приложив палец к губам, насильник обходит Тоширо и опускается на колени у него за спиной. – Тебе не кажется, что ты повторяешься?

Запястья освобождают от пут, но без особой спешки. Ленивый, неторопливый, расслабленный – Гинтоки ведёт себя ещё более странно. Словно ничего особенного не сотворил только что с живым человеком.

– И что дальше? Просто развяжешь меня, а сам снова отправишься резать людей? Думаешь, я позволю?

На миг руки за спиной останавливаются, прекращая разматывать витки. Но уже вдох спустя Гинтоки одним рывком избавляет его от своего пояса и разгибается. Принявшись тереть запястья, Тоширо косится на него снизу вверх, не уверенный, что вообще способен сейчас подняться на ноги.

– Ты действительно хочешь этого? – раздаётся над головой. – Остановить меня?

– Хочу.

– Собираешься упечь за решётку?

– Естественно.

– Разве тебе совсем не понравилось?

– Да кому это вообще мо-

Забывшись, Тоширо почти вскакивает, но поскальзывается на вытекшей сперме и плюхается обратно на зад. Конечно же, сверху тут же доносится издевательский смешок. Только вот на макушку вдруг опускается ладонь, словно взрослый решил потрепать ребёнка по волосам.

– Отправить Гинтоки за решётку – может быть не самым справедливым решением, господин офицер. Видите ли, Хиджиката-сан, он ведь понятия не имеет, чем я занимаюсь, пока он дрыхнет.– И чем же ты занимаешься?Вывернувшись из-под широкой ладони с растопыренными пальцами, Тоширо подтаскивает к себе сваленные в кучу брюки и сжимает форменную ткань в кулаке.

– Не даю ему сойти с ума.Отвернувшись, Гинтоки опять косится на окно, на погружённое в темноту здание за ним. Его рука ныряет за пазуху как обычно спущенного с одного плеча кимоно, а с пояса вновь свисает конец тонкого ремешка.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты разве не понял? – тёмные волосы, тёмные глаза. Этого Гинтоки язык не повернётся назвать Белым демоном, но вот чёрным… – Видишь ли, в Эдо слишком много мерзавцев. С которыми моему второму «я», как и вам, приходится постоянно сталкиваться по неволе. И точно так же как и вы, «он» тоже мало что способен с ними сделать. Иногда – избить, иногда – сдать полиции, но отъявленные негодяи имеют привычку избегать наказания. А ведь порой они заслуживают даже большей кары, чем обычная смерть… – И тогда караешь их ты?

– Верно. Ведь этот слюнтяй теперь даже обычную катану взять боится. Словно она может убить сама по себе, просто оказавшись в его руке… Но и не убивать он тоже не может. «Его» душа… уже давно раскрошилась на части, так что теперь ей остаётся лишь всё больше развиваться пеплом. Но видишь ли, исчезать вместе с ним мне совсем не охота. Так что…

– Ты продолжаешь убивать за него? Нести справедливость во имя луны?

– М-м-м… «снимать груз с души», наверное, будет вернее. И на самом деле… – Тоширо вздрагивает, когда тёмные глаза вновь обращаются к нему с уже знакомой холодной задумчивостью. – Мне ведь совсем не обязательно убивать. Разрядка, подобная сегодняшней, вполне может стать заменой.

Он не улыбается, смотрит очень серьезно, и от этого взгляда волосы на затылке Тоширо поднимаются дыбом.

– Да пошёл ты… На хера мне сдались его проблемы?

– Но разве это только его проблемы? – самый край улыбки мелькает в уголках жёстких губ. – Тоширо-кун, тебе стоит задуматься о моём предложении и ради себя. Ведь в тебе тоже уже давно копится недовольство. Отчаянье… злость. Хочешь дождаться, когда у дьявольского зама командующего Шинсенгуми проснётся собственная тёмная половина? И отправится сносить бошки всяким продажным чиновникам бакуфу или влезшим в правительство надменным аманто?

Пристальный взгляд оставляет на коже позорный ожог. А Гинтоки, ещё немного постояв, вдруг накидывает на плечо вторую половину кимоно и направляется к выломанной двери. Тоширо смотрит ему в след, не говоря ни слова. И лишь когда негромкие шаги затихают в конце лестницы, заставляет себя подняться и наконец-то натянуть трусы и брюки обратно. И лишь потом вспоминает про катану. И бросается на улицу.

Естественно, он не собирается становиться подстилкой какого-то психа. Но и отправлять в тюрьму частично невиновного – тоже пока обождёт. Должно быть иное решение: возможно, психушка или что-то другое… и на выяснение этого ему, похоже, предстоит потратить ещё несколько бессонных ночей.

В конце концов, собственная душа Хиджикаты Тоширо точно не выдержит, если он хотя бы не попытается спасти этого человека.

_______________

P.S. Возможно продолжение, если наберётся достаточное желающих)
P.P.S. https://ficbook.net/readfic/6040185 - иное развитие примерно той же идеи, но на большее кол-во страниц)
P.P.P.S. Похоже, мне как и Сакамото нравится писать постскриптумы)