Онлайн чтение книги Реквием Requiem
Начало

As long as we don’t choose, everything is possible.

Пока выбор не сделан, всё на свете возможно.

— Я ушла, — бросила Мейбл через плечо, застёгивая серое шерстяное пальто.

После длинного тяжёлого дня её пальцы устало подрагивали, и пуговица у горловины никак не желала пролезать в петлю.

— Ключи от кассы в ящике стола. Микки, ты слышишь?

Молодой парень в клетчатой рубашке, не поднимая головы, помахал рукой, показывая, что всё прекрасно слышал. Перед ним на лакированном дереве барной стойки лежала распухшая от закладок засаленная расходно-приходная книга, куда он вносил записи аккуратным тонким почерком.

— Ничего не забыла?

Новая строка змеёй поползла поверх жёлтого листа, намертво въедаясь чернилами в рыхлую бумагу.

— Забыла, — буркнула Мейбл, — зачем я согласилась с твоей бредовой затеей. Всю неделю по вечерам падаю без ног, и всё из-за приготовлений к какой-то дурацкой хэллоуинской вечеринке. Чего ради… Жили бы в большом городе, хоть был бы смысл. Там всё-таки конкуренция — будь здоров. А здесь одно название «город»: два сарая да три калеки. Которые и так заявятся ближе к вечеру пиво хлестать — хоть украшай, хоть на пол наплюй. В этой дыре больше идти некуда.

Микки усмехнулся. В свои девятнадцать миниатюрная Мейбл с кукольным личиком была напрочь лишена подростковой застенчивости. Какой бы скользкой ни была тема разговора и сколько бы подвохов ни крылось в вопросах, голубые глаза неизменно смотрели собеседнику в лицо пристальным, впечатывающимся в душу взглядом. И говорила Мей всегда то, что думала, без увиливаний и утайки, называя вещи своими именами.

В Лонли-плейс*, где все красавицы были наперечёт, а футболисты команды округа почитались как секс-символы, молодой хозяин паба, симпатичный, весёлый, со светлыми пшеничными волосами и серыми («бархатистыми», как с придыханием сказала миссис МакГинти, вдова местного фермера) глазами, сразу после появления в городе был запримечен и взят на «учёт» старшеклассницами и одинокими дамами среднего возраста.

Когда на свежеокрашенной двери «Пивных ворот» появилась табличка «требуется помощник», в обеденном зале паба то и дело стали мелькать вызывающие декольте, запахло духами из местного супермаркета, а в воздухе повисли смешки, хихиканье и смущённое «ну что вы». Поэтому, когда дверь распахнулась и на пороге появилась невысокая девушка с копной каштановых волос и васильковыми глазами, Микки лишь обречённо вздохнул, не ожидая ничего хорошего.

Незнакомка скользнула взглядом по вытертой обивке стульев, пятнам на скатертях и сморщила нос. Потом взглянула на Микки, обречённо вздохнула, словно спрашивая небеса, за что они послали ей эту кару, прошествовала к барной стойке и решительно протянула руку.

— Мейбл Стаффорд, — представилась она. — И скажу сразу: если в вашем пабе всё действительно настолько плохо, как кажется на первый взгляд, вам придётся предложить что-нибудь поинтереснее семи долларов в час, чтобы я согласилась разгребать это дерьмо.

Микки задумчиво посмотрел на нахмуренные брови очередной претендентки, потом на облезлые доски пола и пожал протянутую руку.

Позже в пабе появились и повар, и официантка, пол покрасили, стулья заменили, но Мейбл, или, как Микки её окрестил, мисс Возможность**, так и осталась «сердцем» заведения, успевая везде, где требовалась помощь.

Злой осенний ветер скулил за окном помоечным псом, скрёб по окну лапами можжевелового куста.

— Не дурацкой, а лучшей вечеринки в честь Хэллоуина, которую когда-либо видели в Лонли-плейс, — менторским голосом возразил Микки. — Представь, Мей: тыквы, свечи, корзины со сладостями. Бифштексы горами и выпивка рекой — мы соберём в нашем пабе весь город, а того, кто не придёт, на века заклеймят лузером.

Мейбл закатила глаза.

«Хватит строить из себя принцессу», — говорил ей в таких случаях отец. И одноклассницы тоже гарпиями шипели за спиной «принцесса». Но Мейбл всё равно упрямо отказывалась курить за школьным стадионом после уроков или запираться с парнями в туалетной кабинке.

«Просто в городках вроде Лонли-плейс никто не живёт всерьёз, — сказал однажды Микки в ответ на её жалобы. — Все эти мальчишки и девчонки верят, что однажды уедут далеко-далеко в огромный мегаполис, где наконец-то начнут жить по-настоящему. И черта на выезде из города перечеркнёт грехи вместе с ненавистным названием. А всё, окружающее их сейчас — на время, на чуть-чуть. То же, что заскочить под навес, переждать грозу. Всё случившееся в Лонли-плейс остаётся в Лонли-плейс».

— Ну, так может, ну её — эту вечеринку, — с надеждой спросила Мейбл, предпринимая последнюю отчаянную попытку, — хочешь тыкву — сделаю тебе тыкву. И конфетами посыплю. Посидишь один: по-тихому, по-домашнему… Или, — её глаза блеснули шальным озорством, — посидим вдвоём, романтический ужин при свечах… Что скажешь, Майкл?

Микки усмехнулся и покачал головой.

— Я не Майкл. Думаешь, назовёшь меня Майклом пару десятков раз, и я им стану?

Мей пожала плечами.

— Неважно. Так как насчёт ужина.

— Как насчёт нашего уговора?

Микки искоса взглянул на помощницу и, улыбнувшись, вернулся к своим записям.

— Помнишь пари? Угадаешь моё полное имя — с меня ужин и романтическое свидание. И кстати, у тебя на сегодня ещё две попытки.

— Мишель? Микеланджело?

— Прости, но нет.

Снизу из подвала донёсся глухой стук, будто по полу катилась пустая бутылка. Микки нахмурился. Мейбл, готовясь выйти на улицу, к этому моменту уже надела шапку и ничего не услышала. Повертелась перед зеркалом, стараясь придумать, как сделать так, чтобы головной убор, знававший лучшие времена, смотрелся красиво, а не вязаным бесформенным комом, и, наконец, стянула его с головы вовсе.

— Без толку, — раздражённо заключила она. — Микки — это Майкл, и если свидание со мной — настолько ужасная перспектива, мог бы сказать прямо. Как бы то ни было, учти: если оставшиеся два дня я так и буду задерживаться допоздна — готовь сверхурочные.

— Три дня, — машинально поправил Микки. — До Хэллоуина три дня.

Мейбл тоскливо посмотрела на чёрный квадрат окна.

— Уже за полночь. Так что два. Микки… Зачем ты вообще приехал в наше захолустье?

Шариковая ручка дёрнулась и соскользнула через несколько строчек вниз. Зацепилась невесть за что и, вывернувшись из пальцев, упала на пол. Светловолосый проследил за ней взглядом. А когда поднял голову, входная дверь гулко хлопнула, отрезая уютный обеденный зал от чёрной бездны непроглядной мглы за порогом.

Некоторое время Микки смотрел на круглые часы, тикающие на стене, словно пытаясь подловить их на лжи. Но стрелки невозмутимо бежали вперёд, подбираясь к часу ночи.

Из угла зала мерцала глазами-огоньками большая пластиковая тыква.

Из подпола снова донёсся глухой стук.

Устало вздохнув, Микки захлопнул журнал и направился к двери, ведущей в винный погреб.

Спёртый воздух ударил в лицо тёплой пыльной подушкой. Щёлкнул выключатель. Тусклый свет лампочки, болтающейся под потолком, разлился жёлтой волной, выхватывая из полумрака круглые бока дубовых пивных бочек. Каменные ступени без перил серой лентой сбегали вниз. Прямо у подножия лестницы на утоптанном земляном полу лежал череп, зияя провалами глазниц, скалясь перекошенной челюстью так заразительно, что Микки не удержался и зевнул.

Череп вздрогнул, завалился на бок и сказал:

— Привет.

И хотя ни губ, ни языка у черепа не было, в том, что голос доносился именно из его рта, не усомнился бы даже самый отчаянный скептик.

— Твоя подружка уже ушла?

Микки молча захлопнул за спиной дверь и задвинул щеколду, после чего не торопясь спустился вниз, поддел череп пальцами за пустые глазницы жестом рыбака, поднимающего рыбу за жабры, и направился в дальний угол подвала, где лежали старые, наполовину ушедшие в землю кости.

— Дражайшая Мейбл не удивляется, почему подвал всегда закрыт на замок? — поинтересовался голос из черепа. — Это подозрительно. Она как минимум должна была заподозрить тебя в производстве амфетаминов.

Не обращая внимания на похабный тон призрачного собеседника, Микки водрузил череп на глиняный холмик, из которого торчали шейные позвонки, и сел рядом на пол, по-турецки скрестив ноги.

— Ну спасибо, — саркастично сказал череп, — а то я боялся заблудиться. Скоро Самайн?

— Через два дня.

— И каков окончательный план?

Хозяин паба криво усмехнулся.

— Отомстить. Уничтожить. Насладиться их страхом и болью.

— А если без пафоса Лоуренса Кинга***? — кисло поинтересовался череп. — Можно поподробнее?

— Всё просто.

Микки запрокинул голову, созерцая серый потолок. Разводы старой побелки были испещрены красными узорчатыми надписями поверх гигантской пентаграммы.

— В ночь Самайна, когда грань между миром живых и мёртвых истончится, силы моего заклятья хватит, чтобы открыть врата ада. И город вместе с окрестностями наводнится созданиями, какие не могли привидеться его жителям даже в самых худших ночных кошмарах.

— Знавал я одного чародея, который посчитал, что сможет призвать демонов из преисподней, капнув кровью из порезанного пальчика, — протянул призрачный голос. — Надеюсь, ты не считаешь, что волшебство таких масштабов тебе ничего не будет стоить?

— Не волнуйся, не думаю, — Микки ткнул пальцем вверх. — В тот момент, когда я произнесу заклятье, в пабе соберётся толпа людей, которые придут на вечеринку. Их души будут принесены в жертву. Они станут той платой, что я отдам магическим силам за сотворённую волшбу.

Череп клацнул челюстью и завалился на бок.

— Вечно с вами, некромантами, одна и та же история, — проворчал он. — Хлебом не корми, дай придумать план по открытию врат ада. У тебя, между прочим, наверху паб, а внизу — подвал, полный бухла. Ты не думал, что попросту травануть недругов гораздо легче? И кстати, о бухле. Дай глотнуть чего покрепче, а? Горло пересохло.

Микки задумчиво изучил жёлтые кости перед собой, потом тоскливо посмотрел на ящик с бутылками коньяка, на котором красовался ценник в триста долларов.

— В тебя же всё равно как в песок. Что тебе в этом ценного: вкус, запах?

— Принцип, — в голосе черепа прорезались мечтательные нотки, — годы и века идут своей чередой, но кое-что остаётся неизменным. Я по-прежнему на этой земле и могу пропустить стаканчик, если пожелаю. Но возвращаясь к нашим баранам. Выходит, у тебя всё готово свершить свою месть жителям города. Ну, а шляпу-то ты нашёл?

— Шляпу, — протянул Микки и нехотя потянулся за бутылкой. — Шляпу пока не нашёл. Так уж она нужна?

— Зависит от того, хочешь ли ты насладиться свершённым или сдохнуть со всеми.

Череп скатился с глиняного холмика, на котором покоится, и покатился по полу, описывая вокруг Микки круги.

— Всё-таки вряд ли твои предки были непроходимыми тупицами и надевали сей предмет туалета во время ритуалов призыва от нечего делать. Ведь гарпиям или демонам нет разницы, кого жрать, знаешь ли. А заклятье, наложенное на шляпу, скрывает того, кто её надел, от всякой нечисти. Теперь уже таких вещей не делают… Ты там долго?

Микки сплюнул в сторону, брезгливо вытер рот рукавом. Пробка засела в горлышке на совесть, и вытащить её зубами не получалось, а штопора под рукой не было.

— Давай я её тут оставлю, будешь думать, что идут годы-века, а ты по-прежнему хозяин своей судьбы и можешь в любой момент выпить стаканчик. Просто тебе пока не хочется.

— Отмазался, да? — ласково уточнил череп. — Сделал всё, что мог? А ну марш за штопором.

Распутать затёкшие ноги оказалось не так-то просто. Колени ломило, а в глазах запрыгали белые точки. Пошатываясь, Микки побрёл к лестнице, череп катился рядом.

— С какой радости я вообще должен тебя слушать?

— С какой радости я должен каждый день слушать, как ты рискуешь угробить наше дело, — ворчливо поинтересовался голос. — Эта милая невинная забава с твоей помощницей… Ты в курсе, что если кто-нибудь узнает истинное имя некроманта, то обретёт над ним невиданную власть, а чародей потеряет волю и без разрешения своего хозяина не сможет и пальцем пошевелить? Или её смазливое личико заставило тебя сомневаться в своих желаниях?

Медленно, шаг за шагом, Микки поднялся из погреба и, только оказавшись на верхней ступени, оглянулся назад. Полумрак за спиной внезапно испугал его. Яркий тёплый свет, царивший в обеденном зале, окутал будто пуховым одеялом.

— Штопор! — мученически возопил голос снизу.

Микки подумал, закрыл дверь и защёлкнул висячий замок. Бросил ключ в карман и направился в маленькую комнату позади паба, в которой прожил уже два года. Ему вдруг нестерпимо захотелось спать. Узкий кожаный диван принял его бренное тело каждой вмятиной продавленных старых пружин, даруя желанное сонное забытьё, и наступила тишина.