– Итак, ты осознаешь, что произошло?
– ...
– Ты понимаешь, кто я?
– ...
Неохотно отрываю взгляд от столешницы, покрытой льняной скатертью, и смотрю на человека напротив. Темный силуэт расплывается, будто мы сидим в накуренном ночном клубе, а не на летней террасе кафе. Хотя, несмотря на послеполуденный зной, в этом укромном уголке прохладно и свежо. Передо мной идеальной формы кружка для капучино, обильно покрытая пенкой и украшенная веточкой из корицы.
– Полторы ложки сахара, как ты и любишь, – ответил незнакомец.
Я снова опускаю глаза на кружку с блюдцем и наполированной ложечкой, снова смотрю на «незнакомца» и не могу понять, почему я так четко вижу блики на посуде, и не могу рассмотреть ни одной складки на черной одежде. Я пытаюсь поднять глаза выше, на лицо, но меня сковывает тяжесть и страх.
– Ты понимаешь, кто Я? – повторяет свой вопрос незнакомец, делая усиление на последнем слове.
– ... да, – честно отвечаю я.
– Ты осознаешь, что произошло? – мы возвращаемся к первому вопросу.
В моей голове мелькают куски воспоминаний, прямо как старый детский калейдоскоп из стеклянных осколков: улица, дорога, ребенок и громкий звук клаксона.
– Твое не подлежащее восстановлению тело уже погрузили в черный мешок в нескольких кварталах отсюда, а твой мозг только что прошел рубеж невозврата, – незнакомец подносит ко рту кружку с черным чаем. Я не отрываю от нее глаз, но, когда она минует линию подбородка, я со страхом зажмуриваюсь и снова смотрю на столешницу.
Я точно знаю, кто мой собеседник.
– Давно не виделись, маэстро! – в его голосе слышится легкая насмешка. Как ни странно, меня она успокаивает.
– Глупое прозвище! – я смотрю куда-то в сторону, хотя понимаю, что пафос здесь неуместен.
– Скажи, кто я, – мягко настаивает мой собеседник.
– Ты Смерть, – я делаю глубокий вдох.
Едва это слово слетает с моих губ, как я ощущаю легкость и покой. Я признаю очевидное. Более от меня ничего не зависит.
– А вот тут ты неправ.
Я сразу понимаю, что это ответ на мою последнюю мысль.
– Нам осталось подвести итог. Мелкая формальность, которая имеет большой эффект, – Смерть делает еще один глоток чая, отставляет кружку и уточняет: – Последнее желание. Ты же помнишь правила?
Я задумываюсь. Рука непроизвольно тянется к стынущему напитку.
«Чистая арабика!» – с долей тоски думаю я. И может чуточку с иронией. Да, Смерть не скупа.
– Три выхода... – бормочу я.
– Верно. Ты вырос, маэстро!
– Говорить такие слова владельцу мелкой забегаловки... Точнее бывшему владельцу, – мои глаза невольно устремляются на юг, где за рядами высоток пристроилось мое скромное заведение.
Мне становится грустно, когда я представляю лицо госпожи Сяо, эмигрантки, которую я нанял уборщицей и посудомойкой полгода назад. Она так дорожила этой работой. Надеюсь, с ней все будет хорошо.
– Даже не сомневайся. Но теперь это не должно тебя волновать, кроме если... – я ощущаю, как холодные глаза Смерти впиваются в меня, сковывая страхом, – ...это и есть твое последнее желание?
– Н...нет, – отвечаю я, немного подумав.
«Желание должно быть искренним и...»
– Оно не может превосходить твой жизненный опыт, – закончила Смерть мои воспоминания. Воспоминания о ее же словах, что она произносила в эпилоге каждой моей жизни.
– И ты не можешь просить раскрыть тебе то, что скрывается за чертой, – Смерть кладет чайную ложечку прямо между нами, как для наглядности. – За моей чертой.
– Только то, что касается жизни.
– Этой жизни, – мягко дополняет Смерть, подливая себе чаю. – Я лишь могу напомнить... уже в который сотый раз, что за мной тебя ожидают три двери: дверь сюда же, дверь вперед и выход. Именно твое последнее желание и определит, в какую дверь ты пойдешь. Итак, я слушаю.
– Тот ребенок, – неуверенно начинаю я, – он жив?
– Ты хочешь удостовериться в этом? – ровным голосом спрашивает Смерть.
– Впрочем, какая разница, – честно отвечаю я.
Да, я уже проходил это. Четыре века назад я был женщиной, которая очень переживала за своего сына, боялась даже на секунду оставить его без присмотра. А когда меня сморила хворь желудка, я так не хотела его покидать, что попросила Смерть остаться подле него. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что мой любимый сын и подсыпал мне отравы. Моя душа, лишенная тела, переживала боль и горечь в сто раз сильнее, чем при жизни. И эта мука не прекращалась пока мой сын, подвыпивши, не утонул в пруду. После чего меня отправили в первую дверь делать работу над ошибками. Я перерождалась в той жизни больше 80 раз! Это, пожалуй, был самый долгий урок. Пожелав соседке, за которой смотрела, легкую кончину (не агонию как у меня), я заслужила право на новую жизнь, и меня пустили во вторую дверь.
– Долгий был урок, – кивнула Смерть. – Но после него ты заработал хорошую долю ума.
– Который я проклинал еще 64 жизни! – злюсь я.
Смерть тихо смеется.
– Когда ты был астрономом...
– Не начинай! – я уже сам с трудом сдерживаю смех. Страх слегка отступает.
– Ты загадал увидеть закат всего человечества... Да уж! Нам пришлось создать целый альтернативный мир, чтобы удовлетворить твое любопытство.
– Так, значит, тот Великий Разрыв...
– Лишь одна из миллионов версий. Будущее – это очень сложная причинно-следственная субстанция, которая почти во всем зависит от доброй воли каждого человека. Его нельзя предугадать, но его можно создать. У тебя уже достаточный опыт, чтобы это понять.
Все еще с легким осадком, я отпиваю кофе.
Когда-то давно я был великим полководцем и почти всегда моя жизнь прерывалась на поле боя...
Да уж, Смерть правду сказала: мы сами создаем свое будущее и пожинаем его щедрые плоды.
Долгое время моим последним желанием были победы, процветание моего народа и прочая героическая лирика, но когда я пожелал мудрого правителя для племени, которое я когда-то победил, меня пустили на следующий уровень. И вот ведь какая ирония: я и стал тем самым правителем. Еще на 57 жизней. Да, я был мудрым и любил свой народ. Но еще больше любил женщин и выпивку. Выход найти было сложно: я то и дело загадывал то последнюю оргию, каких не знал сам Дионис, то отведать амброзии, то испить всех вин мира. Удивлен, как меня Смерть не отправила на предыдущий уровень. Лишь после того, как я помог одному пареньку пробиться с его пьесой к широкой публике и, пожелав ему после своей кончины дальнейших успехов, я перешел на новый уровень. Меня одарили сдержанностью и смирением... и монашеской рясой в придачу. Став видным инквизитором, я потом сжег ту самую пьесу вместе с кучей других «полных ереси» книг. Первые несколько жизней мне легко давалась карьера, я дослуживался до высших церковных чинов, но ближе к финалу все больше уходил в отшельники. Даже обрел дар чудотворца: вылечил молитвами чью-то козу. С какой радостью я каждый раз встречал Смерть и с каким разочарованием понимал, что мои великие подвиги во славу Божью имели полностью противоположный эффект! А мне всего-то надо было помочь соседней деревушке решить проблему с безграмотностью. Спустя несколько веков там возвели элитную школу, куда приняли на работу меня – строгую и консервативную старую деву. Там мне пришлось серьезно поработать над отношениями. Научившись уживаться с детьми и их родителями, я и сама стала матерью. Тут моим злейшим врагом стал мой собственный опыт. Опыт всех моих воплощений. Сложно сделать достойного родителя из души, что до того была воеводой, деспотом, монархом, фанатиком, школьным тираном.
– Но ты это преодолел, – подмечает Смерть, допивая чай. – И усвоил почти все уроки.
– Кроме этого.
– Ты считаешь свою последнюю жизнь напрасной?
– Я уже в третий раз ее проживаю, но так и не вижу никакого смысла. В первый раз у меня был музыкальный дар, но дальше репетиторства я так и не пошел. Моя прошлая жизнь могла обернуться успехом, выбери я информационные технологии, но я предпочел стать офисным планктоном. А вот сейчас я владею... владел небольшим бистро, хотя был шанс пробиться на кулинарное шоу.
– Зачем? – устало вздыхает Смерть. – Зачем наступать на старые грабли?
– Единственное мое достижение в этой жизни – я наконец-то получил водительские права.
– И погиб под колесами грузовика.
В этот раз я не в силах сдержать смех. Я смеюсь над своей глупой и нелепой кончиной, над своей простой жизнью, лишенной дерзких амбиций, но все же красочной и прекрасной. Я смеюсь над всеми своими прошлыми жизнями и желаниями. Нет, я не считаю их глупыми и неудачными. Разве можно считать глупым ребенка, когда он пробует встать на ноги и падает, или когда впервые берет ложку начинает кушать, размазывая еду по всему столу? Все это было верно. Все это было неизбежно. Даже мое долгое томление в искусственном мире, где я видел, как Солнце превращается в Красного гиганта и уничтожает последнюю жизнь на Земле. Как остывает космос, а миры один за другим гаснут во мраке.
Меня впервые за все мои жизни наполняет покой и гармония. Я вижу исход, вижу, насколько этот финал верен и необратим. Вижу... Смерть. Я смотрю ей в лицо! Ее черты размыты, но до боли знакомы. Облик ускользает от меня, едва я пытаюсь всмотреться или вспомнить... И тут я осознаю верный ответ! Как же раньше я не додумался! Смерть все время намекала мне, каждый раз, смиренно и терпеливо ждала, когда я пойму. Да, желание ограничено лишь рамками прожитой жизни, и ее главный ключ я каждый раз рьяно отрицал. Боялся даже посмотреть на него.
– Дай мне увидеть тебя! – выпаливаю я на одном дыхании.
Смерть переплетает пальцы на столе и подается вперед.
– Это и есть твое последнее желание?
– Да! Ты и есть отгадка. Самая важная и неотъемлемая часть жизни. Ее финал. Я хочу принять тебя.
Смерть смиренно склоняет голову. Полог падает. Я вижу улыбку. Она наполняет меня светом, прекрасным и давно забытым. Моим собственным светом, который я когда-то оставил. А точнее – отдал на хранение. Теперь мне его возвращают, умноженным стократ. Весь мой опыт теперь служит мне, а я сам...
– Идем домой, – Смерть протягивает мне руку, и я с радостью принимаю ее.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления