Эти картинки, звуки, которых нет… Я ненавижу их… Тихо, словно удав, слова сдавили мое горло. Адская боль в руке заставила опустить глаза. И тут я поняла, что на руке остались следи моих же зубов. Красно-синий ободок тут же овладел участком кожи, а в одном углу выступила маленькая капелька крови. Я сглотнула слюну, пытаясь освободиться от невыносимого груза боли. Глаза налились кровью, а потом брызнули слезы… Я рыдала долго, без остановок. Я понимала, насколько бессмысленные мои слезы, но все же не могла их остановить. Поток ругани, до которой я в жизни не опускалась, так и хотел слететь с языка. А понимание того, что это они довели меня до такого состояния, приводило в бешенство и отчаяние. Я услышала звук, чем то напоминающий плачь израненного зверя, и не сразу поняла, что это так плачу я. Так отчаянно… Я вышла из комнаты и обнаружила, что всем абсолютно безразлично, что со мной. Никто даже голову не поднял. От осознания всего мне захотелось выть, но я подавила это дикое желание, я просто схватила нож и перерезала себе глотку. Нет, конечно. Хотя желание так велико. Мысль о своей уникальности, граничащей с ненормальностью, сводило меня с ума. Понимание того, что меня некому поддержать, понимание всего безразличия и ненужности постепенно доходило до моей головы, и совсем скоро я с этим смирилась.
Не помню когда, но вскоре я оказалась в доме для душевнобольных. Я не помню, кто именно засунул меня сюда, но для меня наступило время большого облегчения. Больше не видя лиц, доставляющих мне боль, больше не слыша того, что слышала только я, я успокоилась. А постоянные дозы лекарств определенно делали это спокойствие каким-то волшебным. Каждый день мой распорядок был одинаковым, может нечто скучным, но таким обычным, не будоражащим кровь, не приводящим к сумасшествию. Хотя, говоря это, находясь в таком месте, я кажусь вам странной, но именно так я чувствовала себя там. Никто не приходил ко мне, не навещал. Это было таким обычным, что вскоре я и забыла о том, что кто-то мог прийти. А потом в моей жизни появился еще один человек, который выдернул из этого волшебного, одурманивающего сна.
Его привезли на рассвете. Закрученного в смирительную рубашку. Я тогда проснулась от шума, и решила узнать, что ж такого необычного могло случиться. Аккуратно повернув дверную ручку, чтоб не наделать лишнего шума, я тихонько ступила в коридор и спряталась в тени. Его волокли два медбрата крупных размеров, а за ними, не торопясь, шел доктор. Он не сопротивлялся, а в ярко-голубых глазах я увидела грусть и смирение. Доктор что-то напевал себе под нос, совершенно не думаю о новом пациенте. Для него это была рутина. Ведь каждый день здесь мог появиться кто-то новый. В одиночные палаты селили только тяжелобольных, а чаще всего еще и буйных, а он совсем не казался таким. Он был необычайно красивым, со светлыми волосами, что даже при тусклом освещение, казалось, приобретали золотой оттенок. Но его вели именно в одиночную палату, что меня порядком огорчило. Вскоре все трое в белых халатах вышли, закрыв за собой дверь на ключ. Подождав несколько минут, пока не стихли шаги, я вернулась к себе в палату и, откинувшись на подушку, тут же уснула.
Следующий день ничем не отличался от предыдущих, и я даже позабыла об инциденте с парнем, но кое-что заставило меня об этом вспомнить. Но не сегодня, это случилось через три дня. Я сидела в палате одна, так как мои соседки где-то бродили. Я сидела, держала в руках толстую книгу, но не читала. Мне было как-то неспокойно, и я чего-то ждала. Как будто чувствовала, что вот-вот что-то произойдет. Он не стучал. Он просто отворил мою дверь и прошел внутрь, прижимая палец ко рту. Его губы разошлись в улыбке, и я удивленно таращусь на него.
– А тебя не будут искать? – шепотом спросила я, понимая насколько глуп мой вопрос, ведь я разговариваю с сумасшедшим!!! Он рассмеялся, а я испугалась. Должно быть, он заметил мой испуг, так как сразу замолчал и с серьёзным лицом уставился на меня.
– Будучи психом, ты боишься психов? – это прозвучало грубо, с каким-то отвращением то ли ко мне, то ли к кому-то другому. Я хотела заявить, что не псих. Но одумавшись, не стала. Ведь будет звучать так глупо, учитывая, что нахожусь я здесь, за больничной решеткой. Мы продолжали пялиться друг на друга, но уже молча. Никто не хочет продолжать знакомство, ведь это так странно и необычно, неестественно. Когда приближались шаги, он прятался под кроватью, и если это было безопасно, возвращался к себе. Ведь его не должны были увидеть ни медсестры, ни мои соседки. С того самого дня он приходил каждый день, усаживался напротив меня и просто наблюдал. Он приходил дважды – днем, когда поблизости никого не было, и уже поздно ночью, когда все спали. Он не будил меня, а все так же наблюдал на расстоянии. Но вскоре я просыпалась, как только он делал первые шаги в палату. Я узнавала его шаги из всех. Сначала мы просто смотрели, привыкали к друг другу, как дикие звери, боялись спугнуть друг друга, но потом начали разговаривать. Он садился уже со мной, не боясь напугать. А ночью он даже ложился рядом, вдыхал мой запах и засыпал. Мне с трудом удавалось растолкать его прежде чем приходили медсестры. Вот так и началось мое знакомство с тем, кто перевернул мою жизнь настолько, что мне захотелось сбежать отсюда, впервые за год проведенный здесь.
Его губы нежно прикоснулись к моим. Потом сильнее, он мягко провел языком по моим губам. Мои руки опустились ему на спину, исследуя каждый сантиметр его теплой кожи. Его руки скользнули под мою рубашку, приземляясь на мои груди. Меня переполняла буря эмоций, которые я не чувствовала уже больше года. Он ласкал мое тело, наши тела переплетались, соединялись, мы становились одним целым. Я чувствовала, что опять начинаю жить. Тепло его тела согревает мое сердце. Сердце, которое, так долго было холодным. Голова просветлела, мгновенно выветрились лекарства, и я начала приходить в себя. Это случилось так быстро. Это как проснуться после долгого сна и сразу окунуться в прохладную воду.
– Почему ты здесь? – тихо спрашивает он, касаясь губами моего уха. – Ты не сумасшедшая, – утверждает он, за что я ему благодарна.
Я пытаюсь вспомнить, как и почему я здесь оказалась. Мысли путаются, голова начинает кружиться, но это уже не от его присутствия. Я помню, как плакала, помню, насколько больно мне было, но в какой момент я оказалась здесь, я не знала. В голове туман, а воспоминаний нет, как будто их стерли, оставляя лишь мельчайшие и неважные детали. Я растеряно взглянула на него – он понимающе кивнул, и прижался своими губами к моим. Мое дыхание ускорялось, руки путались в его волосах. Тяжело дыша, я отрываюсь от его губ.
– А ты? – я провожу ладонью по его мягкой щеке. Он отстраняется, хмурится, пытаясь не смотреть мне в глаза. И молчит... Я понимаю, что это не самая лучшая тема для разговора, но ведь он сам ее начал. Я заключаю его руку в свои, он не пытается вырваться, но все еще не смотрит на меня. – Тебе неприятно говорить об этом? – тихо спрашиваю я. Он с недоумением смотрит в мои глаза. Кажется, он далеко, не здесь, не со мной. От этих мыслей становиться грустно. Он не ответил на мой вопрос, значит, он не доверяет мне настолько, чтобы делиться всем. Он заключает меня в свои объятия.
– Вскоре ты все поймешь, – шепчет он на ухо.
Так проходить еще одна неделя. Мы все время проводим вместе, но больше не затрагиваем неприятных тем. С каждым днем я все четче понимаю, что мне здесь не место, что я слишком нормальная. Я перестала употреблять лекарства и почувствовала облегчение. Постепенно мои мысли начали приходить в норму, и я все больше хочу вырваться отсюда. И вот однажды он приходит серьёзным, таким я его еще не видела.
– Мы сегодня уйдем отсюда, – заявляет он, заставляя биться мое сердце сильнее.
В полночь мы выходим из палаты и крадемся в приемную, где должна находиться хоть какая-то одежда. Тихонько, шаг за шагом, мы приближаемся к мечте. Все идет по плану, по его плану. Интересно, как давно он это спланировал? Медсестры на посту уже спят, и вряд ли хоть что-то услышат. Пройдя мимо них, мы выходим к двери. Я поворачиваю ручку, стараясь не скрипеть. За дверью находиться длинный коридор бесконечных дверей, среди которых и дверь приемной. Свет в коридоре тусклый, но все освещает достаточно хорошо. И это значит, что если кто-то войдет сюда, нам не спрятаться. Я прогоняю эти мысли и следую за ним дальше по коридору. Вокруг все тихо настолько, что я даже слышу, как бьётся мое сердце. Тук… Тук… Тук-тук… В приемной мы быстро нашли одежду, и без задержки отправляемся дальше. Я в предвкушение. За этим углом находиться столь желанная дверь, дверь к свободе. Мы поворачиваем за угол, и происходит то, чего я никак не ожидала. Там стоит два человека в белых халатах. Их взгляды обращены на нас. Все происходит в одно мгновение. Вот они уже бегут к нам, на ходу нажимая кнопку тревоги. Я тоже хочу бежать, но мои ноги как будто приросли к земле.
– Беги, – кричит он.
Еще секунду я стою, а потом срываюсь с места и бегу прямо к двери, моля, чтобы он последовал за мной, и чтобы эти двое не добежали раньше меня. Я бегу, я чувствую, что он бежит следом. Я хочу почувствовать тепло его руки, но на это нет времени. Я бегу, расстояние между мной и заветной дверью сокращается. Сокращается и между мной и этими двумя. Последний рывок. Вот я тянусь со всей силы, и чувствую прохладу дверной ручки. Но тут меня достигают чьи-то руки и хватают, оттаскивая от двери. Я кричу, пытаясь вырваться. Я не чувствую пола, так как слишком маленькая по сравнению с этим громилой. Я брыкаюсь, царапаюсь и даже кусаюсь. Я делаю все возможное, чтобы вырваться. Я вижу, как он стоит и просто наблюдает. Его лицо искаженно гримасой боли, но он не пытается мне помочь. Не пытается убежать. Я удивленно таращусь на него. Он лишь ободряюще кивает. Тут к нам приближается второй громила со шприцом в руках. Я ощущаю страх и панику. Нет, не из-за шприца, а потому что громила идет ко мне, не замечая его. Не видя его, проходит сквозь него… Я расслабляюсь, я перестаю дергаться. Я почти не чувствую, как холодная игла вонзается в мою шею. Я еще не покидаю сознание, но уже плохо различаю все вокруг. Меня несут назад, в больничную палату. Я это осознаю. Меня проносят мимо моей палаты. Я хочу возразить, хочу сказать, что они прошли, но мой язык не слушается. Меня вносят в другую палату. И я знаю, чья она. Это его палата. Вот только его здесь больше нет... Как давно его нет? Это последняя мысль, а дальше темнота заполняет мою голову, и я погружаюсь в сон…
Я не знаю, как долго была в отключке, но очнувшись, я вижу солнце. Я чувствую, как запястья стягивают тугие ремни, и я не могу пошевелиться. Весь туман еще не покинул мои мысли, но все же хоть капля ясности присутствует. Я помню, что произошло, и это меня пугает. Я открываю глаза и вижу его. Он сидит рядом, как ни в чем не бывало. Его глаза смотрят на меня и улыбаются.
– Убирайся, – сквозь зубы рычу я. – Зачем ты меня мучаешь? Кто ты? Где ты сейчас? Ты… мертв? – вопросы так и срываются с моих губ, но последний дается мне с трудом. Эта догадка настолько глупа, что заставляет меня поверить, что я ненормальная. – Хотя, не отвечай. Ты лишь плод моего воображения. Так что уходи.
Он смотрит на меня уже без улыбки. Его глаза наполнены болью и обидой. Я вижу, что он хочет уйти, но не может позволить мне такой радости.
– Я не твое воображение, – сухо произносит он. – Ты ведь можешь коснуться меня, ты ведь чувствуешь тепло моей руки, – он касается моей щеки. – Разве воображения могут делать такое? – он говорит это со злобой. – Я могу сделать и нечто большее, но я думаю, что ты и так знаешь, что я реален. – Я киваю.
– Да, я знаю это. Но разве это реально? Разве такое возможно? Кто ты? – еще раз спрашиваю я.
– Я все тот же парень, который пришел к тебе месяц назад, все тот же парень, которого ты увидела, тогда, ночью, – он произносит это лениво, так, как будто устал мне все объяснять.
– Нет, того парня видели все. Он был настоящим, из плоти и крови, – я хочу сказать это твердо, но мой голос предает меня. Он дрожит.
– Я настоящий, – уверенно произносит он.
– Зачем? – я начинаю всхлипывать. – Ты сводишь меня с ума!
– О, приятно слышать. Ты меня хочешь? – улыбка возвращается на его лицо, но она насмешливая. Мне неприятно.
– Ты знаешь, что я имела ввиду. Это все сводит меня с ума. Я уже не знаю, что правда, а что всего лишь галлюцинации. Мне начинает казаться, что они правильно меня здесь держат…
– Нет, это не правильно! – он говорит это слишком громко, с каким-то отчаянием. Он верит в это, верит и мне это нравиться. Мне он нравиться! Да, я это знала всегда, но не могла даже думать о таком. А теперь могу, и от этого так легко. – Ты думаешь, все эти люди действительно настолько ненормальны? Неужели ты не понимаешь, что здесь делают такими. Отсюда никто не выписывается. Хотя нет, иногда бывает и такое. Только выносят «здоровых» уже вперед ногами! – он в бешенстве. – Я не хочу, чтобы и ты стала такой, – его глаза смотрят на меня так преданно. Он наклоняется, и наши губы встречаются. Я знаю, что он прав. Но я не понимаю, что он хочет предпринять. Он отстраняется. – Я не мертв, – произносит он мягко, а взгляд, направленный на меня, полон любви. Я правильно поняла? – Ну, пока не мертв, – уточняет он, улыбаясь. – Это кома. Я сам ушел. Не хотел стать растением, зависящим от психотропных препаратов. – Я молчу, внимательно слушая его. – Конечно, я могу вернуться, но есть ли в этом смысл? Хочешь знать, почему я здесь? – я киваю, но он не видит. Он наконец-то решил мне довериться и все рассказать. – Мой отец умер несколько месяцев назад, и все наследство оставил мне. Это очень не понравилось его жене… Я думаю, исход ясен. Она что-то подсыпала мне, и вот я здесь. Вряд ли меня когда-то отсюда выпустят. Я уверен, что нет. – Ему больно об этом говорить, поэтому я мысленно беру его за руку, чтобы поддержать. – Она могла бы меня убить, но предпочла медленное разрушение. Я не могу уйти отсюда, за меня слишком много заплатили, чтобы так просто отпустить. И еще меня признали душевнобольным, а это значит, что жизнь там, за дверью, для меня закончилась. – Он замолкает. Я смотрю на него так нежно, как только могу. Я хочу обнять его, но ремни не дают мне этого сделать.
– Ты хочешь уйти? – спрашиваю я, и мы оба понимаем, что я имею ввиду. Он не отвечает, а просто отводит взгляд. И это означает да. – Я пойду с тобой, – говорю я, еще не до конца понимая смысл этих слов.
– Неужели тебя там тоже ничего не ждет? – спрашивает он, смотря прямо в глаза. – А только ради меня не надо.
– Не ждет, – отчаянно отвечаю я. – Я не такая как все. И этого никто не понимает, – я пока не готова рассказать ему все, ведь больше года не было никаких ведений. Тем более я так долго не могла этого вспомнить.
– Это объясняет, почему ты меня видишь, – ухмыляется он. И я понимаю, что все ему и не нужно, он понимает меня без слов. – Хотя я больше верю в то, что мы связаны.
– Я точно связана, – улыбаюсь я, смотря на ремни. Он смеется, наклоняется и накрывает мой рот поцелуем, таким чувственным, настоящим. Его губы уже не такие теплые, как раньше. А это значит лишь одно – он покидает свое тело, теперь насовсем…
Когда он отстраняется, я закрываю глаза, пытаясь расслабиться. Я не знаю, как это делать, но я уже чувствую, что не принадлежу этому телу. Я слышу, как ровно бьется мое сердце. Тук… Тук... Замедляет свой темп. Тук… Все медленнее. Тук… И все. Я уже не чувствую ремней на запястьях. Я поднимаюсь, не оглядываясь. Зачем? Ведь это будет значит, что я все же мертва. А я пока не готова к этому. Не сейчас…
Сегодня утром в больнице для душевнобольных умерло двое: парень и девушка. Смерть наступила с разрывом в одну минуту. Их руки были сжаты, так, как будто они что-то держали. Держались друг друга. Но это всего лишь чьи-то догадки…
Он берет мою руку и легонько сжимает пальцы. Нам не обязательно говорить слова любви, ведь мы и так знаем это. Он целует меня. Теперь это совсем иной поцелуй. Но он все такой же нежный, наполненный всеми чувствами и эмоциями, наполненный любовью. Мы смотрим в окно, где ярко светит солнце.
– Мы пойдем туда? – спрашиваю я.
– Да, пойдем к солнцу! – его голос звучит для меня как музыка. Он сжимает мою руку чуть сильнее, и мы ступаем вперед, к солнцу.
– Там есть место для нас? – тихонько спрашиваю я, проходя мимо таких же людей как мы. Они приветствуют нас улыбками и машут руками. Он поворачивается ко мне.
– Конечно. Место под солнцем для нас, – он наклоняется, соединяя наши губы. А потом мы идем дальше.
– Место под солнцем для душевнобольных, – добавляю я.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления