Часть вторая

Онлайн чтение книги Блаженная барыня My Blessed Wacky Lady
Часть вторая

– Ульяна Сергеевна? Вы меня слышите? 

Ульяна Сергеевна медленно открыла глаза и тотчас почувствовала, что лежит спиной на человеческой руке. Ноги свои она ощутила без опоры, кое-как касающимися земли. Прямо перед ней было лицо человека, который подхватил её – почти у земли, перед фарами автомобиля. Лицо это было знакомым. Парень с чёрной папкой, тот самый, симпатичный!..

– Вы не волнуйтесь, я вас держу, – улыбнулся парень.

Он, кажется, не дышал. Говорил прямо перед её лицом, но ни запаха его, ни  ветерка дыхания Ульяна не чувствовала. У него были синие глаза,  и, кроме того, непривычного оттенка: ярко-синие. «Это линзы?» – подумала Ульяна.

– Вы не поможете мне стать нормально? – она беспомощно хваталась руками за воздух в попытке обрести свободу и независимость в пространстве.

– А вы не спешите. Обопритесь на меня, ногу выпрямите, она у вас подогнулась…

Ульяна послушалась его и, наконец, стала. Тут же отстранилась от своего спасителя и увидела то, на что глаза прежде среагировали, как на тени вокруг.  Тени были людьми и машинами, замершими посреди улицы, словно вдруг увидавшими Медузу Горгону. Не довершив шага, не договорив по мобильному, закрыв глаза во время моргания… Человек, сидевший за рулём автомобиля, под колёса которого она едва не попала, тоже сидел с закрытыми глазами…

– Что это? – спросила она.

– Время за секунду до вашей… до несчастного случая с вами… – сказал молодой человек мягко. – Я вам объясню, только, пожалуйста, не волнуйтесь…Хотите присесть?

Ульяна не успела ответить, как он усадил её на скамейку на противоположной стороне улицы. До скамейки было метров тридцать. Ульяна не заметила, как они там оказались, но ей показалось, ноги её совсем не шевелились. «Этот ненормальный что, нёс меня на руках?» – удивилась она.

– Я понимаю, это всё несколько странно… для вас… наверное, шокирующе? Я правильно употребил это слово? Это же из вашей эпохи? Извините, я немножко волнуюсь…Если вдруг какое-то слово употреблю неправильно, пожалуйста, поправьте… – он говорил, как русский, но то, что он говорил, пристало бы говорить иностранцу.

– Вы кто?

– Можете называть меня Симеоном…

–Это не ваше настоящее имя?

–Нет, – признался парень, искренне и как-то по-детски ей улыбаясь. – Нравится очень. Нравятся старинные имена…

– А это, вот, всё – это что?

– Я спешил, мы время до минуты не могли определить, я хотел вас ещё до зебры встретить, но не успел, пришлось очень быстро задержать события... Извините, это требует большой затраты энергии… Можно я сяду?

Он опустился на скамейку рядом, положил папку на колени и продолжил – но не глядя ей в лицо, а глядя на свои указательные пальцы, которыми он начал крутить на весу – один вокруг другого, быстро-быстро:

– Мы – сотрудники «Хроноса», это такая лаборатория в будущем… Точно год не могу назвать, это засекреченная информация, ну, пусть будет на двести лет вперёд… Мы изучаем случаи аномальных сцеплений… Временной резонанс… Временные спирали… Нам попали в руки материалы, которые свидетельствуют, что вы стали звеном сцепления… То есть вы переместились во времени, если грубее и проще сказать… Вот…

– Куда и когда я переместилась?

– В прошлое. В восемнадцатый век. Сегодня. Сейчас должны были.

– В России или в какой-то другой стране?

– В России. Вы попали в место за триста километров от своего нынешнего положения. Триста двадцать четыре километра, – поправился он и взглянул на Ульяну – радостно, словно предлагая и ей порадоваться этому удивительному событию.

– И – что? Это как-то изменило ход мировой истории?

– Не очень… Но на судьбах отдельных людей, конечно, сказалось.

– То есть вы здесь, просто чтобы посмотреть, как это произойдёт, или попросить меня что-то сделать для вас в прошлом?

– Мы были бы вам очень признательны, если бы вы вели дневник, а потом оставили бы его в определённом месте…

– А вы туда, в прошлое, не отправитесь?

Симеон покачал головой.

– Мы пока научились попадать только в места аномального течения времени, откуда происходит нарушение целостности. Но не туда, куда попадают те, кто нарушают границы…

– Я нарушу? Как? Каким образом?

– Мы только приближаемся к теоретическому объяснению этих явлений, – знаете, их много, они бывают разного характера, но многие связаны с резонансом энергетических структур и потоков. В вашу эпоху известен, по-моему, один из видов таких структур – биополе. Но, вообще-то, их множество, и так называемое  биополе – тоже результат наслоения нескольких. 

Человек из будущего говорил увлечённо, с удовольствием делясь знанием. Пальцы перестали вращаться один вокруг другого, и ладони теперь крепко прижались одна к другой, словно их владелец умолял Ульяну поверить ему. 

– Предположительно, вокруг вас возникло очень сильное поле, – молодой человек при этих словах уважительно посмотрел на Ульяну, видимо, сказан был своего рода комплемент, – в какой-то момент ваше поле вступило в контакт с «полем памяти» – это такие слои во времени, накапливающие информацию и сохраняющие эту информацию очень долго. 

Время может иметь слоистую текстуру, вбирать информацию о людях и событиях, переносить её… Иногда скорость течения в слоях времени переменная, неравномерная, и это повод для аномалий, которые мы изучаем. 

«Слои памяти» сохраняются на всех витках временной спирали. Про спираль сейчас некогда, извините. И вот, если примитивно объяснять, ваше поле «продавило» какое-то одно место во времени, образовав мощный канал в обе стороны, в прошлое и в будущее. Но, быть может, вас кто-то и втянул – своим полем, оттуда, из прошлого. И вы попали, точнее, скоро попадёте в прошлое, а я попал в... ну, тоже в прошлое, только это для меня оно прошлое, а для вас – настоящее… А физическим проявлением всплеска энергии на месте разрыва стала авария… Если бы я не успел, вы бы уже были в прошлом…

Но нам нужно торопиться, энергия заканчивается. Вам, наверное, тоже некомфортно – вы должны чувствовать сильное утомление…Я сейчас вас верну, откуда забрал.

И Ульяна, действительно чувствовавшая, что ещё чуть-чуть, и она потеряет сознание,  снова оказалась перед автомобилем, в котором замер водитель с закрытыми глазами.

– Я смогу вернуться назад? – спросила она вяло, почти засыпая.

– Теоретически это возможно, но у нас нет сведений о вашем возвращении, извините. Вполне возможно, просто не сохранились… 

Не бойтесь, вы не почувствуете боли…

– Блиин!! Я не хочу. Я не хочу в прошлое!  Я хочу здесь, я на работу опаздываю…– на секунду ей всё же удалось превозмочь свою вялость, но эта вспышка была очень краткой.

– Мне жаль, но я не могу вам помочь… Пожалуйста, оставьте дневник в доме, в котором будете жить… Мне очень приятно было с вами познакомиться! – улыбаясь, сказал синеглазый Симеон. 

Ульяна почувствовала, что падает под автомобиль, и увидела, как тот нарастает над ней…


Пришелец из будущего сидел на той же скамейке, на которой прежде сидели они с Ульяной Чижовой. Он снова был не один, только вместо Ульяны на скамейке рядом с Симеоном теперь сидел молодой человек. Он был как две капли воды схож с сотрудником «Хроноса» – их можно было бы принять за близнецов. Одежда молодых людей была одинаковой, одинаковыми были чёрные пластиковые папки на коленях  у каждого. 

На эту парочку люди должны были бы оглядываться, а девушки, может, и фотографировать украдкой синеглазых парней, однако никто странных близнецов не замечал, будто и не видел вовсе.

Один из Симеонов спросил другого:

–Ну как? Ты тут совсем очеловечился, похоже… – в его голосе не было братской теплоты или дружеской ворчливости, скорее там присутствовала тонкая, как нефтяная плёнка, ирония.

– Я отправил её. 

– Это я знаю. Что ты ей сказал?

– Сказал, что я из будущего. Специалист по временным аномалиям.

Второй Симеон хмыкнул:

– Ну да, звучит очень натурально, и, главное, не удивляет… Полуправда всегда убедительна.

– А что, сказать, что я  – андроид? Инопланетянин? Или ангел? Это более натурально? Ладно, дело сделано, и не стоит цепляться к деталям… Как там дома?

– Хорошо.   

– Рад слышать.

Они замолчали и так сидели, не глядя друг на друга. Указательные пальцы одного совершали привычные обороты, другой легонько похлопывал подушечками пальцев друг о друга.


Ульяна Чижова, 1786 год.

Я не знаю, как пишут дневники… И что я должна указать – какие-то бытовые подробности или общественно-политическую обстановку. Ладно, допустим, это мой блог… Ну, здравствуйте, дорогие потомки. Что могу сказать? Мне хреново. Во всех смыслах. Тут нет шампуня, нет воды (то есть водопровода, а чтобы получить горячую, надо её сперва принести, а потом нагреть), нет дезодоранта и прочих нужных вещей. Я даже не могу в туалет ходить нормально! Нет электричества. Писать пером – ужасно (извините, уж такие каракули вам читать). Наша усадьба (одноэтажный дом на семь комнат) – в чистом поле, рядом есть деревни, но я туда не ходила ещё – стрёмно. Воздух, правда, чистый, но, сцуко, так же холодно!.. 

Вот, дорогие потомки, моё первое послание. Надеюсь, я смогу вернуться…Я очень хочу домой.



***

Привет, потомки! Вы ещё не придумали, как меня забрать отсюда? Вообще-то, всё могло быть и хуже. Я живу в господском доме, правда, во флигеле. Зато никто не трётся рядом. Хозяин усадьбы молодой вдовец, ему, представьте,  29 лет (выглядит старше!), зовут Гордей Михайлович, отставной офицер. И как его ласково звать – Гордя? Это он-то меня «притянул»? Соблазнить придётся, что ли? Ха-ха. Я пошутила. Мы с ним на разных орбитах, даже не пересекаемся. Кроме того, у него, кажется, на почве смерти жены депрессия, с маленьким сыном – и то не  общается, со слугами – очень мало, за день два слова. Гостей у него не бывает. Не до баб ему, короче. Пьёт, наверное, в одиночку, хотя утверждать не берусь.  А так – тихий, дворовые его любят. Будем надеяться, что и не извращенец.

Я на положении домашней живности его кухарки. Меня кормят остатками с барского стола, – в буквальном смысле, – одевают в обноски дворовых. Но, что хуже всего, все мои знания и умения невозможно применить. Не подумайте, у меня для XXI века хорошее образование, меня в аспирантуру звали. Но здесь, по сравнению с Капкой (это девочка-служанка), я просто ущербность. Это при том, что она даже читать-писать не умеет. Ко мне и относятся, как к помешанной: пренебрежительно и жалостливо. Бесит до ужаса. Хорошо, хоть не средние века, не сдали какой-нибудь инквизиции или опричнине… Я изображаю амнезию, всё время боюсь ляпнуть что-то не из этого времени (Симеон, теперь я вас понимаю!) Про обстановку в стране, извините, узнать не у кого пока, но вроде бы войны нет, а царствует Екатерина Великая (ну, вам-то лучше меня известно, что происходит). 

Если можно, как-нибудь свяжитесь с моими родителями, вот адрес: Егорьевск, улица Мира, дом 7, квартира 57. Скажите, что у меня всё хорошо. Я давно им не звонила, поэтому можно наплести что-нибудь про мой переезд в Аргентину или в Сомали. Да, в Сомали, наверное, лучше – там проще сгинуть без следа. 

Всё, пока. Простите, что много ною, но других новостей нет.


***

Привет, потомки! Кухарка попросила у своего барина книжку для меня, как ни странно, он даже дал. Видимо, это приключенческий роман – сижу, читаю, в конце каждого слова твёрдый знак. Но ничего, занимательно, хотя по-детски наивно. Вам там приходится специально учить наш язык XXI века или вы с ходу можете читать и говорить? Русский язык хоть не сильно изменился?

Не прощаюсь, потому как, кроме вас, читать этот бред некому.


***

Ну, вот, сегодня у меня вышел кошмарный день, и я хочу об этом написать. Значит, так. Я тут в табели о рангах вторая от конца. Первый – это Павлуша, хозяйский сын. Ему годика три, не больше. Но он заторможенный малость (в папу, что ли?). Молчун, серьёзный такой. В основном им занимается Капка, но дальше «Идёт коза рогатая» как-то не движется. Аглая, когда не сильно занята, тоже с ним возится, она вообще-то добрая. Ну, а мне делать нечего, я «блаженная», но хлеб же зря есть не хочу. Поэтому решила поучаствовать в воспитании, интеллектуально помочь, так сказать. 

Смотрю, Павлушка чего-то во дворе подбирает с земли. Пригляделась – куриный помёт. «Фу,– говорю, – кака!» Помыла ему руки. «Давай в ладушки играть!» – говорю. Ребёнок довольный, он ко мне уже привык, как про ладушки слышит – улыбается. Он – единственный, кто на меня здесь смотрит снизу вверх. Остальные – наоборот.

Хлопаем в ладоши, всё хорошо. И тут появляется Гордя. Разъярённый, как боевой слон.    Схватил ребёнка, чуть не матом на Капку за то, что на меня мальчишку оставила. Павлушка перепугался, сейчас заплачет. 

Так обидно! Будто  я заразная или совсем сумасшедшая. 

Ну, я и не выдержала. Наорала на Гордю… Сильно. Слов особо не выбирала. 

Он, по-моему, в шоке был от этого крика. Наверное, на него никогда так не орали. Он же дворянин. Но сам виноват, не надо было меня провоцировать. Конечно, его тоже понять можно, и жалко его, но так уж вышло, я не смогла сдержаться. 

Вечером Гордя позвал меня к себе, нам накрыли стол на двоих, и я ужинала с хозяином дома. Придержите свои пошлые мыслишки! Мы просто поужинали, немножко поговорили. Он убедился, что я вполне мирная особа, я извинилась за свой нервный срыв. В итоге мне разрешили играть с ребёнком и пользоваться хозяйской библиотекой. Хоть что-то. А, ещё завтра дадут отрез на платье, и Аглая с Капкой обещали помочь с выкройкой.  

***

Вчера, когда мы поругались с Гордей, я ушла из усадьбы. Ходила, ходила, там овраг неподалёку – я стала на краю и вдруг подумала: а если спрыгнуть – я разобьюсь? То есть, если я физически умру в этом мире, я точно умру – или вернусь в своё время? 

Но, если бы вам известен был этот способ, вы бы, наверное, мне сказали, правда?



После довольно долгого молчания второй Симеон спросил первого:

– Ты не сказал ей, что это билет в один конец?

– А ты бы сказал? – первый повернул голову и посмотрел на близнеца в упор, но тот не отвёл глаз.

– Эксперимент должен быть чистым.

– Мне кажется, именно это дополнение как раз и нарушает чистоту эксперимента. Такое моё мнение. – заметил первый Симеон и снова уставился на свои вращающиеся указательные пальцы. 

Можно было подумать, что эксперимент и заключался как раз в этих вполне самостоятельно и независимо движущихся частях его тела.

Возникла пауза. Губы второго Симеона дважды приоткрывались, словно желая что-то сказать – желая и не решаясь одновременно. Он прижал кулак к губам и откашлялся.  

– Если заговорили о мнениях… у меня тоже есть мнение… Ты знаешь, я не хотел, чтобы ты в этот раз был вестником.

– Знаю, – спокойно сказал первый Симеон.

– Ты слишком долго…

– Ты прав. Но они называют это опытом. Кстати, здесь это ценится.

– Я понял. Проявление твоего самолюбия, именуемое издёвкой?

– Здешняя молодёжь использует словечко «стёб». Я просто выхожу из твоей системы координат и демонстрирую тебе это. 

– Это обязательно? Выходить, нарушать, уничтожать…

– Любая гипотеза нарушает целостность системы.  Для того, кто выдвигает или принимает эту гипотезу, не для системы. И это не значит, что гипотеза не переводит систему в иное качество. Ты же понимаешь, выйти из системы можно только в другую…Крах системы – выдумка. Думаю, и система постоянна, множественны и противоречивы лишь представления о ней, они создают иллюзию множественности систем, их крахов и рождений. А представления изменяются благодаря гипотезам.

Второй Симеон недоверчиво прищурился и спросил медленно, подвешивая на крючке вопроса каждое слово:

– Ты хочешь, чтобы она нашла чёрную кошку в тёмной комнате?

Первый Симеон улыбнулся своей детской счастливой улыбкой:

– Я хочу, чтобы она её там создала…


***

Ульяна вытащила с полок гору книг и ушла с ними к себе. Мне она сказала, что не терпит пьянства и не желает, чтобы Павлуша с детства лицезрел отца в недостойном виде,  оттого вчера вспылила и ушла, едва приблизившись к дверям и заслышав наши с Петрушей голоса. Сказала, что не хочет впредь возвращаться к предмету разговора и считает мои объяснения достаточными. 

Ни слёз, ни упрёков, лицо покойное.  Она, должно быть, искусна во лжи, более, чем я думал, и я опять не знаю, к добру или к худу она в моём доме. Говорит она так здраво и лжёт только на пользу мне – в чём ея корысть? Зачем прикидываться блаженною? Зачем так долго оставаться здесь, когда она, будь ея воля, давно могла бы похитить и ценности из дома и найти покровителя среди богатых и знатных людей и нашаго города, да и самой губернии. Она красива и умеет следить за собою, она (зачёркнуто). 

Может ли быть, что Ульяна – беглая? Государева преступница? Я задумывался, в каком сословии могла она быть воспитана, но нахожу дикую помесь простолюдинки и дворянки. Таковы ли беспородные самозванки, внебрачные дочери или сиротки, предуготованные быть шпионками-обольстительницами – каких в начале нашаго века, при дедах наших было немало, и какие описаны в романах?

Всё, всё мои досужие домыслы! Не ты ли хотел исповедоваться в своём лицемерии? Завтра схожу к отцу Василию на исповедь.


***

Я не собираюсь сидеть здесь на положении то ли прислуги, то ли приживалки. Гордя чувствует, что я не такая уж и слабоумная, он перестал меня бояться, пока что относится с уважением, правда, я думаю, это больше от воспитания, чем по велению души. Как я понимаю, он хотел бы от меня, его компрометирующей, избавиться, да не выставишь же женщину в мороз за порог. Подло, по их представлениям – бесчестно. 

Зиму придётся пережить тут. За это время я должна кое-как закрыть пробелы в моём прекрасном образовании, не научившем меня прясть, вышивать, писать с ятями (теперь я знаю, как это называется!) и по памяти цитировать Библию с молитвословом. 

Конечно, этим не исчерпывается, я с досады просто поёрничала. Ещё надо научиться танцевать  – вальс они, наверное, пока не танцуют (а я, вот,  умею чуть-чуть!), тогда что – мазурку, польку? Если я собираюсь тут выжить, значит, нужно учиться всему и основательно. Пока моих знаний хватает только на помощь Аглае, но, если я буду работать наравне с кухаркой, меня и будут держать за кухарку, гувернантка – всё же чуть повыше статусом. 

Постараюсь скопить денег на поездку в Петербург, думаю, в городе можно будет найти какую-нибудь работу для женщины, неужели же никто из них не работал (я имею в виду не крепостных)? Кроме того, у меня появился очень сильный личный мотив к выживанию здесь. Но сие, простите, дорогие потомки, пускай останется моею тайной.

Перечитала эту запись – кажется, я начинаю выражаться, как местные. Плоды просвещения!


Из записок Н.Н. Пригожина, Москва, 1895 год. 

В каждом роду имеются личности чудаковатые, незаурядные, а то и вовсе мистические. Такова, если верить семейным преданиям, была и моя прабабка по отцовой линии. Строго говоря, доводилась она деду не родной матерью, а мачехой, и вошла в дом моего прадеда удивительным образом.

  Прадед мой, Гордей Михайлович, тогда был уже три года вдовцом и безутешно оплакивал кончину супруги, Марии Прокопьевны, с которой прожил недолго, но счастливо. Вышла за прадеда она по любви и без особого желания родных: прадед был небогат, жил своим умом да почти одним офицерским жалованием. 

Мария Прокопьевна умерла от инфлюэнцы вскорости после родов. Усугублялись душевные мучения моего прадеда тем, что сам он в то время находился ещё на службе,  и, как вспоминал он сам в дневнике, в тот самый вечер весело пил вино и играл в карты. После оба этих занятия наводили на него тоску, и он их избегал. 

После отпуска, связанного с похоронами, он на какое-то время вернулся на службу, но через год попросил отставку.  Случилось же это накануне обнародования ««Жалованной грамоты дворянству».  Офицерское начальство, видя полное расстройство нервов моего предка, отпустило его, посчитав негодным к дальнейшей службе. Так и жил он, тихо и сумрачно, в своей деревеньке, затворившись ото всех, осуждая себя, а также, видимо, и родню с обеих сторон, которая не взяла на себя заботы о роженице. Не имея к жизни воли, не имея и дерзости на самоубийство. И всё ждал от покойной жены знака – что же ему делать. 

 Рассказывают, что будущая мачеха моего деда сама вышла из леса к усадьбе. Говорят также, что её нашла на просёлочной дороге кухарка. Молодая женщина полностью потеряла память, была странно одета, речь её было трудно понять. 

Принятая в доме из жалости, а прадедом – ещё и из суеверия, она постепенно сделалась членом семьи. Какое-то время она, чтобы оправдать своё присутствие в доме, исполняла обязанности гувернантки. И дед мой говаривал, что своей живостью, деятельностью и непосредственностью она с самого начала поразила его отца, Гордея Михайловича. 

Другой её дар открылся позже, когда Ульяна Сергеевна (так она называла себя) начала видеть вещие сны, причём могла увидеть и будущего императора, и электрическую лампу, и какую-то формулу из неизданного учебника по математике. Последнее пригодилось моему деду, поскольку, по настоянию всё той же прабабки Ульяны, он пошёл не в гвардию,  а в инженерию. 

Она же предрекла войну с Наполеоном и велела опасаться нашей семье военной службы после двадцатого года.

Дед боготворил её и говорил, что всем – воспитанием, своим характером и свободомыслием, и самой жизнью обязан ей. Дело в том, что весной 1787 года он тяжко заболел, прабабка, тогда ещё гувернантка, не отходила от него не на шаг и за пару месяцев выходила. Семейное предание гласит, что, когда у маленького моего деда Павла спал жар, Ульяна и Гордей Михайлович бросились друг другу в объятия и разрыдались. 

Летом прадед получил вызов на службу в связи с приближавшейся войной с Турцией. Он спросил у Ульяны Сергеевны, сможет ли она принять на себя дом, сына и быть полной хозяйкой и хранительницей всего до его возвращения. Она обещала. Тогда же она увидела свой первый сон – о том, что кампания окончится победой. Неизвестно, видела ли она ранение прадеда в вещих снах, но его в Госпитальной слободе ей удалось сыскать и также прилежно выходить. 

Никому из сводных братьев и сестёр моего деда, а их было четверо, не достался её дар.  Она оставила что-то вроде завещания, в котором назвала несколько дат, которых следует опасаться. Пророчество её доходит до 2010 года. Также она попросила в 2012 году, 23 сентября отправить письмо по странному адресу, написанному на запечатанном конверте. Каков был её вещий сон о будущем, хотела ли она что-то передать нашим потомкам, мы не знаем. Однако письмо мы храним, в надежде, что кто-то из нашего рода непременно выполнит её волю. 


– Чижова, Ульяна Сергеевна, ДТП,  подозрение на ушиб мозга лёгкой степени. 

– Оформили? Молодцы! Везите на томографию, будем посмотреть…


Когда Ульяну провозили на каталке по больнице, она была в сознании, смотрела на проплывающих мимо пациентов, врачей и сестёр. Один из интернов – молодой человек с глазами такими же густо-синими, как его роба, показался ей очень знакомым. Он прижался к стене, когда каталка проезжала по узкому коридору, улыбнулся и почему-то сказал: «Ну, зачем было про Сомали писать! Мама же не поверит».


Читать далее

Часть вторая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть