Незаметная для прохожих тень скользнула между домов, ловко огибая лужи, которые казались зеркальцами и отражали свет только что зажжённых огней в фонарях. Дорога, усыпанная такими зеркальцами, медленно наполнялась идущими домой людьми, и тень начала метаться, желая всё также оставаться незамеченной. Людские разговоры смешались с хрустом бесчисленного количества листьев под ногами прохожих. Вот уже в окнах двухэтажных домиков начали зажигаться огни, освещая наполненные людьми улочки, их усталые лица и счастливые улыбки. Но тем самым всё больше ущемляя свободное перемещение тени...
...В одном из домиков, отражённых в тихой реке, всё никак не зажигался свет, упавший бы как раз на полукруглый с завитыми перильцами мостик. Но в комнате был какой-то очень слабый источник света — то ли свеча, то ли маленький камин. Его хватало только на освещение лиц и одежды сидящих рядом двух крепких парней, девушки и котёнка, которые окружили огонёк и что-то горячо обсуждали.
Один парнишка, у которого от света огня волосы казались ярко-розовыми, повернулся к окну и, блеснув всеми тридцатью двумя зубами и хитро прикрыв глаза, что-то сказал. Из-за этого девушка и другой парень-брюнет улыбнулись, но попытались это скрыть, когда на подоконнике подвинулся один из горшочков с цветами. Резко повернув голову, девушка, принятая бы в неподвижном положении за горшочек с длинными прямыми и бардовыми листьями, злобно взглянула на всё компанию. Теперь тусклый свет стал фоном для очертания её утончённого и прекрасного профиля, который выражал смущение, тщательно скрытое за раздражение. Её губы дрожали, но она смогла что-то промолвит. И, похоже, довольно чётко и требовательно, потому что парень, позвавший её, резко повернулся, заставив слабое пламя колыхаться, да и все вздрогнули и принялись снова что-то обсуждать.
Девушка снова улеглась на подоконник, прячась между настоящими цветочными горшками, и облегчённо вздохнула. От её дыхания стекло у её лица запотело, показывая тем самым, что на улице холодает, и размывая яркий свет фонарей и окон.
... Слишком много света... Она что-то отчаянно ищет, приподнимаясь, избегая запотевшего участка окна, но тут же запотевает другой от её неровного дыхания. Нашла! Её глаза загорелись, и губы слегка улыбнулись. Теперь она не сводит горящих глаз с тени, которая притаилась в одном из последних тёмных уголочков, переводя дух.
Девушка больше не может этого терпеть, и тут же лишь волосы сверкнули в окошке, не поспевая за девушкой, оставив лишь вид компании у огонька, боящейся её остановить. Алые волосы второй раз вспыхнули устрашающим огнём в полумраке холла, отбивая свет маленького, но всё равно уютного и домашнего огня. Всё дольше удаляясь от него, алая искорка вспыхнула у двери. Тоненькие дрожащие ножки в открытых босоножках разбрызгали лужу у ступенек в дом, кажущийся мрачны по сравнению с яркой обстановкой всё улицы, светящийся в тихой реке.
Лишь яркая волна кровавого цвета улеглась на плечах и спине такого же тёмного, как и домик, силуэта, как снова была поднята лихим порывом ветра. Он искривил ещё когда-то такое точное отражение в лужах, подхватил листву и, играя с ней, захлопнул ставни пары десятков окон почти одновременно. Джентльмены, держа свои шляпы одной рукой, нашли хороший повод ухватиться второй за дамские талии, чьи обладательницы путались в длинных подолах и волосах, растрёпанных пронизывающим ветром. К тому же, поднятые с земли кучи сухой листвы стремились везде побывать: умудрялись прилипнуть к одежде, а то и к лицу прохожих, застилали все лужи и отраженные в них фонари.
...Света становилось меньше... Но широко распахнутые глаза аловолосой не боятся ни ветра, ни пыли, ни листьев, ни срывающихся капель дождя — девушка опять должна найти его, потому что так, где она его видела из окна, его уже нет. Где же он?! Неужели растворился в долгожданных сумерках?!
Совсем открытые босоножки не спасают девичьи ножки от луж, листвы и всего, по чему они неслись к полукруглому с завитыми перильцами мостику. Девушка знала, что там света точно не будет — её компания ограничилась одной свечой. А тем временем ветер, похоже, только начинал игру и решил прогнать всех с улицы за то, что они посмели «навредить» тени. Начался настоящий ураган! Окна всё закрывали и закрывали, опасаясь холода и маленьких разрушений; прохожих прогоняла листва, гоняясь за ними, как надоедливая ворчливая собачонка, а под дождём не нашлось желающих прогуляться, кроме алой искорки. Ступая почти босыми ногами по мосту и пытаясь удержаться от резкого порыва ветра, которому понравилось играть с её волосами, девушка вдруг останавливается и падает на колени в промежуток между нарастающих и стекающих луж.
Ветер немного затих и, как бы прогуливаясь, осматривает проделанную работу: улица практически пуста, все лужи надёжно закрыты листвой — они больше не отражают свет и так слабо светящих фонарей. Огонь фонарей не боится дождя, нет. Он спрятан под стеклом. Огонь фонарей не стал бояться дождя даже тогда, когда последний сделал лёгкую занавесь из воды, закрыл небо чёрными тучами, опустошил улицы, заполнил землю водой, ... дал простор теням. Огонь фонарей просто не может пробиться через слои, потоки воды на стекле, в воздухе, везде
...Практически полная темнота... Девушка слилась с мостом — её не видно в сумерках, не слышно её всхлипов в шуме дождя, не видно её слёз, смешанных с небесной водой. Кажется, что сейчас она исчезнет, тоже растворится в темноте, пойдёт за ним, туда, куда исчезла её любимая тень...
— Джерар, где же ты? — шум дождя не дал пробиться и звуку, но вопрос так и повис в воздухе, пропитанном водой насквозь.— Совсем рядом, Эрза, — нет, не услышала, а почувствовала девушка. Она вздрогнула, распахнула глаза, пытаясь увидеть хоть что-то сквозь стену дождя, сквозь свои слёзы, сквозь свой страх, что её просто показалось.
В шуме ливня ничего не слышно: ни шагов, ни всхлипов. В сумерках ничего не видно: ни её, ни его. Но они чувствуют друг друга. Он чувствует, как она бессознательно протягивает руки в его направлении, пытаясь сократить настояние между ними. Он знает, куда ему надо идти даже в такой темноте. Она чувствует, как он тяжело идёт, то ли от промокшей одежды, то ли от ран. Она знает, что дождётся его.
Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем кончиками пальцев Эрза почувствовала мокрую ткань и мгновенно ухватилась за неё, выжимая из неё воду, сливающуюся с дождём на её руках. А Джерар падает на колени рядом с ней, не в силах приблизиться к своей запретной мечте ещё ближе. Но им понадобилось лишь одно мгновение, чтобы опомниться, развеять страх и разбить границы ... И вот они уже крепко обнимают друг друга, стоя на коленях на мостике с завитыми перильцами — единственном участке без луж на всей тёмной улице. Небесная вода не могла задержаться на овальной поверхности моста и ручьями стекала к краям, тем самым смывая Джерара и Эрзу друг от друга своим слабенькими потоками. Да что им те ручьи? Они их даже не чувствовали и не видели. Их не смогли надолго разлучить даже рабство, ненависть и смерть, тюрьма, Совет и они сами. Не нашлось такой силы...
...Стоило им обняться, как на несколько секунд улица была освещена молнией, ослепившей их привыкшие к мраку глаза. Сверкнули потяжелевшие от воды, но всё же развевавшиеся на ветру волосы синей и красной вспышкой. А сами они зажмурились и уткнулись лицами друг в друга, испугавшись, что всё это исчезнет вместе со светом. Но вот глаза уже не режет от яркого света, и Джерар, приподняв голову, убедился, что темнота, дождь и холод снова поглотили всю улицу. И тут же, как и полагается после молнии осмелившейся пробиться сквозь непрозрачный из-за воды воздух, грянули громовые раскаты, заглушая шум дождя. Джерар и Эрза совсем не ожидали такой «реакции» от природы на то, что они позволили себе роскошь просто обняться. И, всё же, только благодаря этой грозе они могут находиться так близко друг к другу.
Джерар кладёт свою голову на Эрзино плечо так, чтобы она могла слышать его через все это капризы природы, и что-то говорит в её мокрые волосы про то, что это гроза так радуется, что они снова вместе. Эрза, блаженно зажмурив глаза от его голоса, уткнулась в его грудь и улыбнулась. А он всё говорил-говорил. И тогда она засмеялась, спрятав попутно замёрзшие ручки под капюшоном парня на шее, которая вдруг оказалась тёплой. Все равно и её слёзы, и её смех может видеть и слышать только один Джерар. И всё равно его может слышать и слушала только одна Эрза. Только он один может найти в чём угодно что-то хорошее и жизнеутверждающее, найти желание и силы бороться за свободу и счастье... И всё это отдать Эрзе, ... а себе не оставить ничего...
...Эрза всё смеются прямо парню в ухо, не желая вылезать из-под его капюшона на дождь, и греет руки на его шее. Джерард всё веселит девушку, не желая, чтобы она плакала, хотя бы в его присутствии. Они вместе сейчас. Они рядом. Этого им достаточно. А ведь было время, когда Джерард и не мечтал просто поговорить с Эрзой. Было время, когда, они ненавидели друг друга, дрались, он играл ею, а она всё прощала; они прощались, но потом встречались, и снова прощались... Столько всего было, а будет ещё больше! Да ведь это только начало!
— Да, начало... — шепчет Эрза в полудрёме его слова. Какой нежный голос, какие ласковые слова, какой он оказался мокрый, но тёплый — как же всё убаюкивало девушку. Она не должна жмуриться от звука своего имени, произнесённого его голосом, не должна вообще закрывать глаза — ах, как же она боится, что он снова растворится в сумерках. Тогда аловолосая начинает долгую и активную борьбу со сном: просит Джерара снова насмешить её, рассказать, как он жил эти семь лет, что она пропадала на острове Терню; обнимает его ещё сильнее и сама рассказывает, как они с Нацу, Люси и Греем выполнили последнюю миссию. По расчётам Эрзы, всё это должно пробудить её, но, как всегда, при встрече с Джераром всё идёт наперекор её планам. От тяжёлой миссии её монолог переходит к тому, как она скучала и волновалась...
Эрза уже еле различает ту тонкую грань между сладким сном и не менее приятной реальностью, всё больше стирающуюся каждым новым движением руки Джерара по её мокрым волосам. Девушку всё больше затягивает в яркий сон про её счастливое детство в деревне Розмарин вместе с Джераром. Тогда она начинает шептать парню на ухо свой сон, но так тихо, что шум дождя должен заглушить её голосок, но он всё слышит. Джерар приоткрывает правый глаз и убеждается, что, хоть с его капюшона всё ещё капает, грозовая туча истратила свои запасы воды, и небо начинает проглядываться. Но это небо ещё темнее практически пустых туч, зато щедро усыпано звездами, освещающими последствия грозы.
Земля уже не может впитать то огромное количество воды, стекающей и с неба, и с мостовой, поэтому любая клумба или газон превратились в болотца. Что уж говорить о реке, поднявшейся до краёв своего каменного обрамления и вот-вот готовой хлынуть на тротуар волной. А вот ветер не истратил своей силы, не имея возможности вольно гулять из-за стены дождя, и сейчас начал проказничать с новой силой. Несмотря на то, что все его любимые листья-игрушки промокли и потяжелели, они снова были подняты во влажный и холодный воздух. Да и света становилось больше — всё стало пропитано водой, даже Джерар и Эрза, всё блестело, отбивая открывшийся свет фонарей и звезд.
Теперь парень и девушка были открыты для любопытных жителей Монголии. Но в закупоренных домишках в такое время никто не зажигал свет, никто не выходил на мокрую улицу. Значит, у них ещё есть немного времени до того, как встанет солнце и начнёт согревать Могнолию ещё горячими осенними лучами. А пока...
Эрза всё борется со сладким сном, вдыхая чистый после грозы воздух, и заглушает своим шепотом шорох листвы. А Джерар и сам начал видеть это счастливое и свободное детство с Эрзой, теряя остатки жизненно необходимой ему бдительности. А это уже опасно! Нужно срочно их разбудить, вернуть в жестокую и холодную реальность, заставить снова расстаться... Но кто же посмеет так бесчеловечно поступить?
Только легкомысленный ветер взвалил на свои хрупкие плечи такую ответственность. Ледяной порыв подхватил листву и метнулся к мосту, искривляя отражение в лужах и реке. Ах, как же холодно в одежде, промокшей насквозь, на ветру! А он, разгильдяй, ещё и играется с их мокрыми волосами и одеждой. Джерар и Эрза одновременно вздрогнули, нарушив ритм своего дыхания, и с практически слышимым треском вернулись из Розмарина в Монголию.Но Эрза обрадовалась, что не уснула, и улыбается, закусив губу, чтобы не стучать зубами. Джерар медленно поднимает голову с её плеча, разливая остатки дождя с капюшона, и смотрит на звёздное небо.
—Скоро утро... — по привычке парень сказал это так же громко, как и веселил Эрзу сквозь шум ливня. Слова эхом оттолкнулись от двухэтажных домиков, их тут же подхватил проворный ветер и разнёс по всей улице. В послегрозовой тишине ранним утром слова звучали не хуже крика. Двое снова вздрогнули, всё ещё обнимая друг друга. Пора расставаться... Но как же не хочется! Надо переодеться и согреться, уйти с открытого моста и спрятаться у камина или костра. Слишком много надо. И всё-таки ... эх, надо.
Медленно, шумно вдыхая обогащённый азотом воздух и так же шумно выдыхая, Джерар и Эрза разъединяют свои крепкие объятья и немного отодвигаются друг от друга. Тяжёлый капюшон парня сползает по мокрым синим волосам, открывая поцарапанное лицо с интересными завитками под правым глазом. Его синие волосы не достают плеч — они прилипли к голове, закрыв часть рисунка над глазом, противясь шальным порывам ветра. А у Эрзы алые искорки снова зажглись в развевающихся волосах — похоже, не одному Джерару нравятся кровавые волны девушки, и, если бы ветер имел возможность, то забрал бы волосы Эрзы с собой. Сквозь закрывающие лицо пряди аловолосая внимательно рассматривала царапины Джерара, а он - её искрящиеся волосы. Всего несколько мгновений. Ну, вот и всё.
Сквозь расстояние между закупоренными домиками начали прокрадываться первые солнечные лучи, сразу засверкавшие в водах реки и глазах парня и девушки. Наконец, оторвав взгляд друг от друга, они повернулись к восходу, пытаясь убедиться, что им показалось. Джерар немного не рассчитал — уже утро. Поднимаясь с колен, Джерар протягивает руку Эрзе и улыбается. И где только он находит силы улыбаться так тепло? Эрза, размышляя над этим вопросом, принимает его руку и мгновение ока оказывается поднятой с колен.
—Смотри, Эрза, как красиво! — шепчет синеволосый, всё ещё держа девушку за руку, и поворачивает голову в восходу солнца. Аловолосая ещё какое-то время смотрит на его лицо, уже освещенное солнцем, потом - мгновенье - на их дрожащие руки. Она больше не хочет терпеть эти холодные порывы ветра, да и давно пора переодеться. Миг — и Эрза, освещённая своей магией, стоит в сухих и тёплых кофте, юбке и сапогах, а не в тех босоножках и платьице, в которых она вернулась с задания.
Но Джерар всё смотрел на восход, словно там можно найти что-то важнее для него, чем Эрза. Девушка тогда тоже поворачивает к солнцу и восторженно ахает. Солнечные лучи пробрались между домишками и осветили мокрую мостовую, отбивающую весь свет на дома, а от них - на погасшие фонари, полуголые деревья, на пару, стоящую на мостике с завитыми перильцами и держащихся за руки.
...Как много света. Улица буквально утопала в отражённых в реке и лужах солнечном свете...
Джерару уже давно пора уходить, расстаться для их же безопасности. Ему желательно не оставаться в одном месте так долго. Целая ночь... Как быстро она пролетела. А они даже не наговорились. Джерар, тяжело вздохнув, пытается освободить свою руку, вздрагивает от порыва ветра — на нём же всё та же промокшая насквозь одежда. — Может... — синеволосый поднял на Эрзу глаза, и она не могла не запнуться, заглянув в них, — ...может, зайдёшь к... — нет, к Люси его лучше не вести, хоть её дом и находится в паре шагов отсюда, не стоит подставлять подругу. — ...ко мне! Переоденешься.
Джерар улыбнулся так ласково, что Эрза допустила мысль, что он согласится, но... —Не стоит, — обескураженная девушка ослабила хватку, и парень освободил до сих пор мокрую руку. — Мне уже пора уходить. До встречи, Эрза.
Синеволосый одел свой капюшон, скрывая тенью сожаление, отображенное даже на его лице. Если его увидят и узнают — то хорошо, если обойдётся скандалом. Эта мысль гнала его как можно дальше от Эрзы. Для её же безопасности. Мокрый плащ не развевается на ветру, даже когда Джерар отворачивается от Эрзы. И, всё-таки, какие же у него тяжёлые шаги. Эрза нахмурилась, не шелохнувшись. Ему надо уходить ради неё же.
—Джерар, до встречи, — её губы дрожали, но слова получились слишком уверенные, даже прозвучали, как приказ. Парень обернулся, спустившись с мостика, и кивнул, улыбаясь. Девушка только и смогла, что, закусив губу и сжав кулаки, проводить его, исчезающего за домами, хмурым взглядом. А потом немного постоять на блестящей улице в гордом одиночестве, вспыхивая иногда кроваво-красным огоньком развевающихся волос.
И вот уже чёрные сапожки застучали каблучками по мокрым плитам мостовой, по сухим и тёмным ступенькам в доме и переступили порог квартиры, освещаемой вчера только одной свечой. Ещё не глядя в гостиную, можно определить, что Эрзины товарищи уснули, не дождавшись её, по громкому храпу. Эрза глянула на источник звука, а именно — на развалившегося на диване то ли рыжего, то ли розоволосого парня в одной чёрной жилетке с оранжевым обрамление.
Девушка не стала больше рассматривать комнату, а в полусонном состоянии тихо крадётся к окну, из которого в комнату льются потоки солнечного света. Скоро комната тоже будет утопать в свете, как и вся только просыпающаяся Могнолия. По улице уже шли первые прохожие, щурящиеся от света, отражающегося отовсюду, и сонно зевали. Взгляд Эрзы скользнул мимо полукруглого с завитыми перильцами мостика, но вернулся к нему, как примагниченный.
Аловолосая улыбнулась, как будто увидела кого-то хорошо знакомого, но, тяжело вздохнув, снова улеглась на тот же самый подоконник, заставленный цветочными горшками. Как будто ничего и не было. Она никуда не уходила, и там, на мосту, никого не встречала. Вот только как объяснить, что целую ночь провела на том мосту? Наверняка её компания её не поверит, да ещё не то подумает... К тому же, Эрза была готова даже поспорить, что в этой грозе обвинят её гильдию «Fairy Tail» — ведь её могли заметить под дождём, когда она осталась одна на улице, или тогда, когда блеснула молния. Заставят чинить сломанные ветром предметы на улице или как-то осушать газоны. Ну и пусть! Сейчас всё это не волновало девушку.
— Как там сказал Джерар? Ах, да, это только начало! — Эрза снова шепчет в полудрёме его слова. — Столько интересного впереди, некогда скучать и грустить!
Р. де Кампоамор. wrote:«Страсть растёт вместе с расстоянием, подобно тому, как тени — по мере захода солнца.»