Онлайн чтение книги Фольц, сосулька и всякие гоблины Volkswagen, icicle and all sorts of goblins
1 - 1

Часть 1

У меня под окнами стоит новенький фольц. Чистенький, блестящий, раздражающий одним своим видом. Каждый раз, затемно выдвигаясь на работу, перед тем, как загрузиться в общественный транспорт, я прохожу мимо этого чуда

немецкого автопрома и испытываю желание двинуть его по блестящему боку. Или колесо спустить. Или нацарапать на

капоте цвета «мокрый асфальт» неприличное слово из трех букв. Совершенно не типичные, более того – неприличные

для взрослого человека желания.

А мне, вот, хочется, и – хоть убей.

Однако я не иду на поводу у своих низменных потребностей. Нельзя портить такую красивую, пусть и чужую, машину. Потому что машина – она как женщина. Чем красивее – тем богаче владелец. А эти дядечки, как правило, -

злобные пузатые гоблины: или волкодавов своих натравят, или по судам затаскают. Потому – низзя! Смотрим, вздыхаем и идем дальше, в автобусную толчею.

Видимо, злой рок решил испытать всю полноту моего терпения, потому как ровно через неделю на фольц поставили

новую сигналку. Гадскую пиликалку, которая срабатывала даже на превысившего скорость воробья. Теперь каждую

ночь железный конь злобного гоблина устраивал под окном концерты.

Мои варварские желания снова напомнили о себе. Чудом удержавшись от того, чтобы скинуть на визжащее в третьем

часу чудовище тумбочку, начал лелеять план мести. Гоблин – это серьезно. Это нельзя просто прийти и по-

добрососедски набить морду. Чревато, знаете ли.

Начал с увещеваний. Каждое утро я оставлял под правым дворником записку (как барышня влюбленная, ей-богу).

Текст варьировался от вежливого, почти нежного: «Уберите, пожалуйста, машину. Ее сигнализация мешает спать» до

агрессивно-экспрессивного: «сука, нахуй убери свою гребанную тачку – к ебеням разнесу!»

Не помогло – меня попросту игнорировали. Я обозлился. Вечный недосып сказался, видимо, на инстинкте

самосохранения, потому как я всерьез засматривался на биты в спортивных магазинах. Я подумал, что разбитая

гоблинскими гамадрилами физиономия заживет, а шрамы, как пел Макаревич - украшенье. Я решил, что в «местах не

столь отдаленных» вовсе не плохо: есть койко-место, есть пропитание три раза в день. И на работу, опять же, не надо

трястись в переполненном автобусе – все рядышком, по месту жительства, так сказать.

Я купил биту и длинное сапожное шило. Я попрощался с друзьями и завещал сестренке ноутбук. Я вышел во двор с

твердыми намерениями сначала изуродовать машину, потом до последней капли крови отбиваться от гоблина и его

кабанов, и… Был перехвачен Мишаней.

Мишенька – это отдельная история. Не человек, а песня-сказка в трех частях. Полтора центнера нежности и ласки; 150

кэ-гэ любовно накачанных мышц. Дядька под два метра ростом, пудовые кулаки, косая сажень в плечах – есть

богатыри на земле русской! Рокочущий голос, льняные курчавые локоны, а глаза – васильковые-васильковые…

Гей, пассивчик. Причем убежденный. Сколько раз его ни пытались переманить в славные ряды верхних – ни в какую.

Мальчишки под него стелиться готовы были штабелями, а он глазки отводит, на парней покрепче засматривается. Не

покрепче него – таких амбалов у нас нет, - покрепче стелющихся. Как следствие, приглянулась ему моя не шибко

внушительная фигура, а я был вроде и не против. Мишаня больше тащится от самого понимания, что его – большого и

сильного – имеют. Психологический мазохист, можно сказать. Когда я понял это – у меня появился ручной мишка.

Большой, послушный; с мягкой блондинистой шевелюрой, в которую так приятно запускать пальцы – поглаживая, вычесывая, перебирая локоны. Миша беспрекословно усаживался у моих ног, клал голову на колени и разве что не

мурлыкал от удовольствия. Он вообще послушный… был.

Теперь мой ручной мишка взревел, сграбастал одной лапищей меня, второй – предметы несостоявшегося акта

вандализма, и в пару прыжков достиг подъезда. Там – семь пролетов, поворот ключа, пинок в дверь (как только косяк

выстоял?) и мой недолгий перелет на кровать. Мишаня грозно навис надо мной – прямо «восстание Спартака», м/м–

21+, БДСМ версия. Насчет последнего я не уверен, все зависит от того, чем закончится бунт.

Даже не пытаясь утихомирить колотящееся от страха сердце (а вы как думали; МС по боксу – не самый безопасный

партнер), я принял расслабленную позу и выгнул бровь, мол, «чего надобно, холоп». Дрожащие коленки быстро

прикрыл одеялом.

Мишаня стоял и яростно сопел сверху-вниз. Пауза затягивалась.

- Дурак ты, - выдавил мой медвежонок и смущенно переступил с ноги на ногу, - этот козел не стоит того, чтобы тебя

забрали в каталажку. Хош, я ему морду набью?

Я улыбнулся, весьма искренне, кстати. Восстание отменяется.

- Не надо. Мы что-нибудь придумаем. Приготовишь кофе?

- Ага! – Мишаня умчался на кухню.

Хороший он все-таки парень: добрый, неконфликтный. Вот невозможно с ним ругаться. И даже не потому, что

страшно. Милый он, наивный и мягкий. Язык не поворачивается на такого голос повышать, вычитывать, обидеть

словом. Разве что в пределах сексуальной игры, но в койке он от этого лишь сильнее возбуждается. Мысли начали

уходить не в то русло, и я вышел на балкон проветрить мозги. Сунул в рот сигарету, прикурил, глянул во двор…

Ненавистного фольца видно не было, весь обзор перекрывала большая сосулька. Она росла с карниза крыши прямо

перед моим балконом, и – я выглянул с другой стороны – бинго! Над гоблинской машиной цвета «мокрый асфальт».

Аккурат над крышей. Чудеснейшая, пятикилограммовая глыба льда. На мое лицо выползла нехорошая ухмылка.

- Лапочка моя, - погладил сосульку по гладкому боку, - сейчас мы тебя покормим.

Приоткрыл дверь и сдернул с подоконника пульверизатор, которым брызгал цветы. Перекинув сигарету в другой

уголок рта я, как заправский садовник, опрыскал ледышку. Она благодарно заблестела на солнце.

- Погоди, гоблин, и на тебя нашлась управа.

Бычок в пепельницу, балконную дверь – на замок; и – на кухню, вперед и с песней. Мишаня увлеченно колдовал над

туркой и чуть не расплескал кофе, когда я сунул холодные руки под его футболку, прижался к мощной спине и потерся

носом между лопаток. Мышцы живота под моими ладонями напряглись, короткие волосинки на руках стали дыбом.

Готов был поспорить, что соски съёжились и торчали. Так и есть. Миша громко выдохнул, когда мои холодные пальцы

начали теребить их; тихо застонал и прогнулся, когда руки медленно поползли к паху.

Кофе у нас все-таки сбежал.

Так и жили последующий месяц: мы с Мишаней бэдээсэмили потихоньку; сосулька росла и радовала глаз, как родная

дочь. Фольц под окнами все так же надрывался ночами, но спать уже не мешал. Достаточно было представить

смачнейшую вмятину на гладкой крыше, и сладкий сон возвращался.

Гром грянул в конце февраля. В замечательное воскресное утро ворвался грохот, скрежет металла; потом – отчаянный, полный боли и страдания вопль фольцвагеновской сигналки. Я глянул в сторону балкона и не обнаружил своей

сосульки. На лицо выплыла довольнейшая улыбка, я счастливо зажмурился и поблагодарил судьбу в лице

пульверизатора и своей светлой головушки. Месть свершилась. Ночной террор не остался безнаказанным. Никто не

ушел от возмездия.

Господи-и-и! Хорошо-то-как!

Раздавшиеся через пару минут семиэтажные маты вообще подняли планку моего блаженства до немыслимых высот. Я

удовлетворенно икнул и задумался: может ну его, этот секс? Буду громить сосульками дорогие тачки и таращиться по

этому поводу. А что? В мире много извращенцев, стану одним из них. Ведь есть люди, кончающие от вида какающей

пчелки, а мне нельзя придумать себе развлечение?

Мишаня на моем плече, будто подслушав мысли, заворочался.

Шучу я, конечно, насчет истребления иномарок. Развлечение это не сексуального характера, да и уголовно наказуемо.

Но все равно – приятно до чертиков.

Трель дверного звонка застала меня все в том же благоприятном расположении духа. Высвободившись из Мишкиных

объятий, натянул джинсы и отправился открывать.

- Мразь! – прямой в челюсть заставил меня отступить обратно вглубь квартиры. Удар не поставлен, но шандарахнул от

души. Я потрогал языком рассеченную губу – кровит, зараза.

- Тварь! – Неудачный удар по корпусу, едва черканул. – Сучара! У-у-у!!!

Агрессивно настроенный незнакомец попытался достать меня хуком справа, но промахнулся и впечатал кулак в стену.

Коротко взвыв и витиевато выматерившись, продолжил наступление.

Я в это время лихорадочно пытался вспомнить все свои прегрешения за последний год.

- Подожди, - я слегка присел, пропуская летящий в ухо кулак над головой, - объясни, в чем я виноват!

- Сука! Ты сосульку кормил?

- Что? – Я прифигел от бредовости обвинения, – какая, к чертям, сосулька?

Незнакомец задохнулся от возмущения, а я получил возможность его рассмотреть. Импозантный молодой мужчина, чуть выше меня ростом. Под темно-серым пальто проглядывает деловой костюм, волосы темные, а глаза…

- Ты, гондурас, уронил свою сосульку на мой автомобиль! – Меня толкнули к стене и прижали локтем горло. – И ты

оплатишь весь ремонт до копейки. Понял?!

…А глаза у него зеленые, с расширенным зрачком и очень злые. Вот он какой, гоблин фольцвагеновский. Красивый, зараза.

- Понял, - полузадушено просипел я, – не прижимайся.

Господи, какой у него одуряющий аромат. А еще у него узел галстука сбился, пуговица на рубашке расстегнута и

видна вся шея... Смуглая, с четко выраженным адамовым яблоком.

Стоп, не хватало еще возбуждаться на незнакомого, агрессивно настроенного мужика, при живом-то парне в соседней

комнате. Кстати, где он там. Пора бы и на выручку прийти. Придушат ведь.

Гоблин прекратил страстно прижиматься, отпустил мою шею и одернул пальто. Я потрогал пострадавшую часть тела, глянул на буравящего меня взглядом незнакомца; пошел ва-банк.

- Не знаю я никакой сосульки и ничего на вашу машину не ронял.

- Она росла у тебя на балконе.

- Там сейчас даже плесень не растет. А по поводу сосулек – в ЖЕК. Это их вина, что крыши вовремя не чистят.

- Я видел, - мама-миа, как он сексуально рычит, - что ты ее водой брызгал.

- Если ты видел, что я готовлю диверсию, почему тогда не остановил, а? – Я приблизил лицо к вновь звереющему

гоблину.

Его зрачки медленно расширились, стали четко виды скулы, а губы подобрались в одну линию – я понял, что меня

сейчас будут бить, и поспешил закончить:

- Впрочем, - отодвинул я лицо и равнодушно отвернулся, - можешь проверить. В моей комнате нет ничего для

сосульки.

Зато там есть Мишаня. Разбуженный, недовольный мастер спорта по боксу, рама два-на-два. И, что самое

восхитительное, – он полностью на моей стороне. Почувствовал себя коварным... кхем… изобретательным геем.

Фольцвагеновский гоблин молодым кабанчиком ломанулся в комнату; я – следом. Он уже успел добежать до окна, схватить злосчастный пульверизатор, развернутся и… тут его взгляд упал на Мишу. Это в повседневной жизни он

лапочка габаритная, а разбуженный и злой напоминает медведя-шатуна. Гоблин резко спал с лица, ощупал глазами

комнату со следами вчерашнего времяпровождения. Увидел и учел: скомканные бумажные салфетки, упаковку от

презерватива, тюбик лубриканта на тумбочке, непонятного происхождения пятно на полу. Остановил взгляд на моих

трусах около стула и, вместо того, чтобы в панике выпрыгнуть из окна, ухмыльнулся.

- Так вот, почему ты мою машину крушишь. – Это он мне. – Разок подставил задницу, понял, что нахрен не нужен, и

решил отомстить. Еще и ёбаря нового завел. Или это старый, и ты от него ко мне бегал, как сучка? Мне вот

любопытно: все геи такие, или это исключительно личностный сволочизм? Ну, захотелось тебе разнообразия, ну

трахнулся со мной, так чего машину ломать? Влюбился что ли?

По мере его монолога лицо Миши вытягивалось, а мое сердце уходило в пятки. Вот сука, и сам выкрутился, и меня

крепко подставил, комерс проклятый. Гоблин он и есть гоблин, хоть и рожа смазливая. Пиздец мне, если Миша

поверит. Даже не важно, что лицо набьет. Главная хрень в том, что шлюхой я в его глазах буду, предателем. Гадство. Я

сплюнул на пол и твердо сказал:

- Врет он. Небыло такого.

Объяснять, оправдываться – только хуже будет. Если Миша подумает, проверит, станет ясно, что это ложь. Если нет –

то я навсегда потеряю этого человека. Не только как любовника, но и как друга, что самое паршивое.

Миша поверил.

Я ожидал чего угодно: обвинений, оскорблений, драки, хлопанья дверью (по морде обидчика), но этого я никак не мог

предвидеть. Миша облегченно выдохнул и радостно осклабился.

- Слава богу!

И я, и пиздящий небылицы гоблин потеряли дар речи.

- Серег, ты знаешь, - Мишаня сел на кровать и почесал небритую щеку, - я неделю назад встретил одного человека…

Он мне нравится. Очень. Я не знал, как тебе сказать, но раз у тебя тоже есть, - он оглянулся на ошарашенного гоблина,

- кхм… интерес, то так даже лучше. Я не в обиде, что ты с ним переспал, бывает. И, да – он очень красивый. Я

одобряю твой выбор, друг.

Он подхватил свои вещички и, напоследок, дружески – позвоночник звонко крякнул – хлопнув меня по плечу, удалился из комнаты.

Я с минуту осмысливал происходящее, потом обернулся к гоблину:

- Ремонт тебе оплатит страховка, моральный ущерб ты, считай, возместил. А теперь – пшёл нахуй из моей квартиры.

Я развернулся и ушел на кухню. Один раз хлопнул входная дверь, выпуская из квартиры Мишаню. Второй раз – ушел

гоблин. А я сидел на табуретке и, сцепив руки на затылке, смотрел в потолок. Ахуенно отомстил.

Впрочем, эта история имеет счастливый конец и фольцваген меня теперь не раздражает. Я называю эту машинку

ласточкой и она, благодарно урча мотором, довозит меня до работы. Не сама, конечно, а благодаря Григорию –

неправильному гоблину и моему нынешнему парню.

В то воскресенье Гришка ушел не насовсем, а до ближайшего магазина. По пути он успел вызвать аварийку, договориться насчет ремонта и поругаться с коммунальщиками. А потом вернулся в мою квартиру с бутылкой

арманьяка и продолжил наезжать, не забывая, впрочем, подливать и мне, и себе. Мы ругались долго и смачно. Я пенял

ему сигналку, записки и Мишкин уход, а он зверел от одного упоминания вмятины на своей любимой машине.

Несмотря на алкоголь, мы так и не пришли к общему мнению, но злости поубавилось.

Потом была еще бутылка, потом – то ли драка, то ли борьба, переросшая в подобие секса. Подобие потому, что каждый

пытался нагнуть другого, наотрез отказываясь от пассивной роли. Мы целовались, терлись телами, боролись и

пыхтели как два упрямых бегемота, упираясь лишь из принципа. Любой из нас мог уступить и ничего не потерял бы

при этом, но – нет. Мы почти до рассвета рычали и матерились; раскидывали постельное белье и шатали кровать.

Кончили от яростной дрочки, а потом он отвернулся и заснул, храпя так, что фольцвагеновская сигнализация

показалась мне колыбельной песней.

Чертов гоблин.

Document Outline

Часть 1