Арунафельц был горной страной. Но в отличие от его северного соседа Шварцвальда, о котором иногда говорили, что он держит небо, и лежащего на юго-востоке Рун-Мидгарда, «царапающего» то же небо отдельными пиками, его территорию составляло относительно невысокое, иссеченное каньонами плато. Рельеф становился круче лишь на западе – и там же, на самой кромке скалистой цепи, находился единственный на континенте действующий вулкан.
Плодородие вулканической почвы когда-то и привлекло в эту местность предков нынешних арунафельцев – тех, кто заселил регион у подножия и возвел в нем пышные сады и величественные дворцы, архитектурно схожие с мавританскими. Вершина в ту пору «почивала» и лишь изредка «ворочалась» и «вздыхала» во сне, будоража людей непродолжительными и несильными подземными толчками. Последних поначалу даже не связывали с ней: считалось, что эта часть мира «нестабильна» просто по своей природе. Сменилось несколько поколений, прежде чем выяснилось, что от возвышающегося рядом исполина вообще может исходить угроза.
Но потом вулкан проснулся. Первое же крупное извержение уничтожило все поселения на его склонах, превратило цветущий край в пепелище и вынудило правящие круги перенести столицу государства на северо-восток – в центр куда менее живописной каменистой пустыни. Так как извержения после этого продолжились, вокруг горы возникла своеобразная «зона отторжения». И не только потому что жители опасались лавы и дыма.
По легенде в недрах вулкана проживало древнее чудище, алчущее человеческих страданий и постоянно озлобленное. В душе у этого чудища обитали демоны, подпитывавшие его гнев; порой ему не удавалось совладать с ними, и они вырывались наружу. Тогда земля содрогалась, небо становилось черным и вместе с полыхающими реками на поверхность выбирались огненные твари – от совсем маленьких, похожих на тлеющие угольки, до огромных, проворных и агрессивных ящериц из расплавленной породы. Но наибольшую опасность представляли гигантские пылающие птицы: их дыхание обжигало, каждый взмах крыльев разбрасывал языки пламени – и по воздуху они преодолевали значительные расстояния, неся смерть и разрушение.
Для защиты от них по периметру «зоны отторжения», в разных точках, были построены три крепости. Гарнизоны этих крепостей составляли обычные армейские подразделения. Однако, им пришлось срочно переобучаться и приспосабливаться – и вскоре они уже слыли самыми умелыми и опытными из воинов.
Отец Диххели был офицером в таком гарнизоне. Даже младшие чины в корпусе получали немалое жалование, и в какой-то момент он перевез семью из находившегося возле крепости (и потому небезопасного) района в нынешнюю столицу Арунафельца, Ракель. Но из-за службы он практически не бывал дома. Его жена быстро обзавелась знакомствами и вовсю наслаждалась прелестями светской жизни. Его дочь оказалась предоставлена сама себе.
Не желая сталкиваться с любовниками матери (да и самой матерью), она почти все свое время проводила на улицах города. Она не жаловала свое полное имя и требовала, чтобы ее звали «Дихой», с ранних лет дралась и влипала в неприятности, а чуть позже попала в подростковую банду. Жизнь виделась ей ужасно скучной, и она не гнушалась ничем, чтобы найти новые впечатления. А еще у нее был собственный «козел отпущения», Эннэё.
В этой девочке ее раздражало всё: ее вечно заплаканный вид, склонность мямлить и даже ее космы, которые, словно в противовес черным вихрам самой Дихи (жестким, непослушным и обрезанным совсем коротко), были мягкими, длинными и красивого золотистого цвета. Эннэё была чуть младше и вечно ходила с куклой – фактически, подушкой в форме розовой луковицы с наполнителем из соломы и нарисованной на одной стороне миловидной рожицей. И, похоже, единственной куклой, что у нее была, поскольку детей в ее семье было семеро и родители на всем экономили. Посему эта игрушка постоянно попадала в руки Дихи, которая не упускала случая поиздеваться над ее хозяйкой.
Доходило до жестокости. Как-то раз, будучи в особенно скверном настроении, Диха оттаскала Эннэё за волосы и даже вырвала ей клок. В другой раз она завела ее на крышу строящегося дома (коих в Ракеле было предостаточно) и велела прыгать; к счастью, вовремя появились рабочие и затея не была доведена до конца. Но больше всего ей нравилось запирать свою жертву в каких-нибудь глухих и мрачных местах. У нее даже имелось несколько «излюбленных» подвалов в городе, которые она использовала специально для этого.
Нельзя сказать, что она не ведала, что творила. Ей просто доставляло удовольствие делать то, что порицали другие. Это был ее странный способ ощутить свою значимость. И он исправно работал в том замкнутом, однообразном и представлявшемся обыденным мирке, где она существовала.
Однако, в тот сентябрьский день на двенадцатом году ее жизни произошла встреча, этот мирок изменившая. Диха шаталась по городу, выискивая, чем себя занять, и в конечном итоге попала на улицу, где стоял недавно возведенный дом – довольно большой, с собственным садом и двухметровой оградой. За ворота как раз проследовала вереница верблюдов: два несли всадников, а еще два – поклажу. Первые, поравнявшись со входом, опустились на землю, и наездники – мужчина и женщина, оба в привычных для этих мест туниках, шароварах и узорчатых халатах, – спешились.
Мужчина был худощав и высок – головы на полторы выше своей спутницы; обменявшись с ней парой фраз, он направился к погонщикам, которые уже начали разгружать вещи. Внешность женщины была довольно ординарной: круглое добродушное лицо, пухлые щеки и губы, струящиеся каштановые локоны. К ее поясу был приторочен колчан со стрелами, а за спиной крепился массивный лук. Но прежде чем идти в здание, она оглядела двор и видимую ей часть улицы – и улыбнулась. И в этот момент – когда она улыбнулась и когда ее веселые глаза стали уже и в их глубине замерцали хитрые искорки, – она показалась Дихе красавицей.
Юная прожигательница жизни ни разу ничем серьезно не увлекалась. Впервые появилось что-то, что заняло ее мысли. На следующее утро ноги сами принесли ее к тому же дому – в момент, когда незнакомка провожала своего спутника, который куда-то уезжал. Еще через двое суток Диха столкнулась с ней на базаре: женщина была наряжена в сине-салатовое платье и, похоже, просто прогуливалась с подругами, покупая, что понравится – по крайней мере, такой вывод сделала ее новоиспеченная фанатка, пройдя за ними хвостом пару кварталов.
В конце той же недели, осматривая ограду, окружавшую ее жилище, она наткнулась на место, где можно было забраться наверх. В саду отсутствовали деревья, но росли некоторые пустынные растения, которые, впрочем, уже отцвели. Переплетение дорожек смыкалось у небольшого фонтанчика, возле которого возвышалось что-то вроде беседки. («Что-то вроде» – потому что в Арунафельце не было моды строить беседки и человек, создававший ее, явно плохо представлял себе, что должно получиться. Дихе она показалась упавшей с неба и чудом не развалившейся каменной клеткой. Но она, впрочем, недолго ее разглядывала.)
Ближе к дому, у той стены, что с ее точки зрения располагалась справа, виднелось соломенное чучело, водруженное на подставку. В нем уже было воткнуто около десятка стрел; спустя мгновение к ним присоединилась еще одна – и еще две, с коротким промежутком, улетели куда-то в угол сада (наверное, там стояло еще одно чучело). Затем из-за беседки показалась прекрасная незнакомка: в левой руке она держала лук и, похоже, намеревалась забрать снаряды.
Теперь одежда на ней была необычной для Ракеля: высокие сапожки, обтягивающие брюки и короткий топ. Последний заканчивался под грудью и не имел рукавов, давая возможность полюбоваться рельефом не только тренированных плеч, но и мощного пресса. Диха с любопытством проследила, как женщина подходит к мишени, вытаскивает стрелы (с кажущейся легкостью – несмотря на то, что те явно глубоко вошли) и правой рукой формирует из них стопку. Далее она резко развернулась и слитным движением вскинула лук, наложила снаряд на тетиву и послала его в ту сторону, откуда пришла, после чего аналогичными движениями отправила еще два снаряда во вторую цель в углу сада. Она сделала это так быстро, что мозг ее случайной зрительницы «зафиксировал» манипуляции уже после того, как они были произведены. Четвертую стрелу она, однако, послала в полет «медленнее» – как будто растягивала момент, – а вот пятую, шестую и еще несколько после расстреляла с такой частотой, что за ними едва можно было уследить.
Как меняют изгибы ее упругие мускулы, как взметаются при поворотах ее волосы, как на мгновение становится острым ее взгляд – той ночью Дихе все это даже снилось. Правда, она не узнала, что было после: в конце концов незнакомка ее обнаружила, и осознав это, она испугалась и убежала. И потом еще несколько дней опасалась появляться у ее дома – сама не ведая причины.
Зато в те дни она впервые подержала в руках лук. На ракельском базаре имелась кузница, принадлежавшая здоровенному мужчине, славившемуся угрюмым нравом. В его лавке было, на что посмотреть, но шпану (охочую «позалипать» на товар) он оттуда всегда выгонял. В этот раз Диха прошмыгнула внутрь, когда он отвлекся на покупателя. И нашла у дальней стены большого дугообразного красавца, которого смогла изучить и потрогать; она даже попыталась его поднять, но он оказался слишком тяжелым. К тому же, в ту минуту хозяин засек ее и едва не дал тумака, но природное проворство позволило ей улизнуть.
С тех пор, однако, не только прекрасная лучница, но и ее оружие не шло у нее из головы. Ей так хотелось снова увидеть их в действии, что она в конце концов преодолела страх, вернулась к заветному зданию примерно в то же время и повторно взобралась на стену. Но судя по тому, что мишени на позициях отсутствовали, женщина в этот день не стреляла.
Диха расстроилась. Так как больше разглядывать там было нечего, она спустилась на землю и с тяжелым сердцем побрела восвояси. Но вывернув на участок возле ворот, столкнулась с незнакомкой нос к носу.
Последняя опять была одета в сине-салатовое платье и несла корзину. Рядом с ней шла какая-то женщина – похоже, они возвращались с базара. Узрев Диху, обе остановились; возникла неловкая пауза. Сама Диха чувствовала себя не в силах пошевелиться: вблизи лучница показалась ей еще прекраснее, и ее тело словно запамятовало, что может двигаться.
Незнакомка справилась с удивлением первой. Обращаясь к наперснице, она иронично заметила, что ее «маленькая тень», похоже, решила выйти на свет. Услышав ее голос – немного низкий, но мягкий, – Диха вздрогнула – и, конечно же, тотчас пришла в себя. Однако, ее визави, смекнув, что она готовится к отступлению, поспешила заверить, что не хотела ее напугать. После этого она спросила ее имя – и сопроводила вопрос такой радушной улыбкой, что Диха «растаяла».
Ее новую теперь уже знакомую звали Мортизель. Она тоже недолюбливала свое имя: оно казалось ей «слишком мужским» и, к тому же, служило превосходным материалом для образования специфических прозвищ. Ее родиной был Рун-Мидгард, но, однажды посетив Арунафельц, она навеки в него влюбилась – и в нем же потом встретила будущего супруга. И теперь, переехав в Ракель, подумывала открыть школу, чтобы тренировать детей в стрельбе.
Диха, естественно, не могла упустить такой шанс. Мортизель, обескураженная ее стремлением записаться к ней в подопечные, заметила, что школа еще только в проекте и потребуется время, чтобы все организовать. Тогда собеседница принялась клянчить у нее частные уроки – и не отставала, пока она не согласилась.
Отныне они встречались почти каждый день. Наставница подарила Дихе лук (естественно, ученический) и рассказала о множестве вещей. До того, как выйти замуж, она много путешествовала, побывала в различных переделках и повидала много занятного – и теперь Диха как ее пока единственная воспитанница жадно «впитывала» все это. До сих пор ее не слишком манили запретные территории и далекие страны, но Мортизель казалась ей супергероиней и то, что она посетила уголки, о которых она даже не слышала, и избежала опасностей, которые ей даже не снились, только множило ее восхищение.
Как-то раз они практиковались в саду. У Дихи неважно получалось, но хозяйка дома проявляла терпение. В разгар стрельбы земля неожиданно задрожала. Толчки были непродолжительными, но достаточно сильными, чтобы в здании задребезжала посуда и наставница поспешила отвести ученицу подальше от сооружений. Примечательно, что за последнее время такое происходило не впервые, хотя предыдущие колебания почвы едва ощущались. Когда все закончилось, Мортизель заметила, что вулкан, похоже, «информирует» их о своем пробуждении.
Вулкан она тоже когда-то посещала. У его подножия имелся проход – достаточно широкой, чтобы можно было проникнуть внутрь, но слишком узкий, чтобы по нему пролезли огненные твари. На вопрос, не попадалось ли ей там чудище из легенд, лучница отвечала, что так глубоко не спускалась, но зато наблюдала рождение пылающих птиц. Хотя у нее было чувство, что в том жарком полумраке было что-то еще, что-то огромное и враждебное – как будто то место, кроме птиц и ящериц, охранял еще кто-то. И теперь, когда она стояла рядом непривычно задумчивая, Дихе отчего-то подумалось, что она вспоминает об этом.
В банде ей потом сообщили, что гора действительно начала извергаться: якобы в столицу спешно прибыл гонец с вестью. Двое суток спустя об этом уже говорил весь город. Обстановка стала непривычно нервной: несмотря на то, что три крепости исправно выполняли свою задачу, всегда существовала вероятность, что опасные существа прорвутся дальше. До сих пор подобное случалось всего один раз, но последствия были по истине удручающими. Жители успокаивали друг друга тем, что Ракель выстроен далеко от вулкана и на пути к нему агрессорам неминуемо попадутся поселения поменьше. Оным цинично вверялось оттянуть на себя внимание и задержать их до прихода армии. Впрочем, были среди обывателей и те, кто заранее паковал вещи на случай вынужденного бегства. Даже некоторые хулиганы всюду таскались с мешками и рассказывали страшилки о том, что могло приключиться.
Тренировок в эти дни не было: Мортизель проводила время с мужем. Дихе не нравились подобные «перерывы», но она была вынуждена с ними мириться. Тем не менее, последние новости наводили на мысль, что если что-то и впрямь произойдет «вот сейчас», она рискует потерять с наставницей связь. Это все же побудило ее отправиться к ее дому – поделиться услышанным и спросить, какой план у них с супругом на крайний случай. Однако, вывернув на нужную улицу, она внезапно увидела Эннэё.
Та только что вышла из-за ворот – вместе с Мортизель. Когда они остановились, лучница потрепала девочку по щеке и сказала ей несколько слов. На ее лице при этом расцвела теплая улыбка, и маленькая, хрупкая Эннэё, прижимающая к груди свою куклу-подушку, улыбнулась в ответ – улыбнулась искренне, восторженно, почти с обожанием.
Чувства злобы и ненависти были для Дихи не новы, но в этот момент она испытала их в десятикратном размере. Что эта мерзавка делает рядом с Ней?! Как она посмела к Ней подойти? Как посмела осквернить своим присутствием Ее жилище? Как посмела глядеть на Нее и кривить свой рот?.. И зачем Мортизель к ней прикасается, зачем смотрит на нее, зачем говорит с ней? Все эти нежности существуют для Дихи. Только для Дихи – для нее одной!.. Как дерзнула эта убогая пигалица все это украсть?!
Лучница дождалась, когда ее гостья скроется в ближайшем переулке, и вернулась в дом. Впрочем, Диха этого не застала: ее целью уже была Эннэё. Она рванула в обход, известными ей тропами срезала угол и перехватила свою жертву на соседней улице.
Непродолжительное разбирательство показало, что Мортизель приходилась Эннэё родственницей: та называла ее «тетей». Но такой поворот Диху, конечно же, не успокоил – в ней наоборот поднялась буря. Выйдя из себя, она вцепилась девочке в волосы. Эннэё принялась отбиваться и кричать; в конце концов, несмотря на то, что Диха была ощутимо сильнее, она вырвалась и бросилась бежать. Впрочем, преследовательница поймала ее уже в конце квартала, после чего, несмотря на сопротивление, дотащила до ближайшего подвала, втолкнула внутрь и загородила вход стоявшей тут же пустой бочкой.
Она знала, что жертва слишком слаба, чтобы отодвинуть даже пустую бочку, но ее ярость требовала выхода хотя бы в каком-то импульсе, и она подперла первую бочку второй. Причем, чтобы сдвинуть вторую бочку, пришлось попотеть: в ней что-то хранилось и она была ощутимо тяжелее. Далее она заметила, что Эннэё обронила свою куклу – и разорвала эту куклу на куски.
Уже смеркалось. К Мортизель Дихе идти расхотелось: она считала, что имеет право на нее злиться, хотя эта злость была несравнима со злостью на Эннэё и лишь подтачивала ее желание что-либо делать и с кем-либо общаться. Домой, однако, ее не тянуло тем более, так что выбор пал на другое место. На юго-востоке, за городом, был участок, где строился второй пояс оборонительных укреплений – неподалеку от него возводилась некая башня, и возведение то и дело «замораживали». В такие моменты она привлекала шпану, поскольку практически не охранялась, позволяла влезть очень высоко и насладиться видом, открывавшимся за недостроенной стеной.
Тем вечером на ее верхнем ярусе как раз собралась компания. Диха рассчитывала на это, пока направлялась туда, но, уже перешагнув порог комнаты, поняла, что развлекаться совершенно не хочет. Посему от компании она вскоре «откололась» и уселась у окна созерцать черноту.
Время тянулось медленно. Чуть погодя к ней подсел знакомый мальчишка; Диха попыталась его спровадить, но он не «спровадился» и еще какое-то время рассказывал, как они с отчимом травили крыс. В процессе к ним присоединился еще один паренек – и этот паренек через какое-то время обратил внимание на «точки в небе».
Его друзья тоже их узрели – желто-оранжевые огни у самой кромки, которые постепенно приближались и от которых при каждом движении разлетались красные вспышки. И несмотря на то, что легенду о чудище под горой Диха слышала с детства, она далеко не сразу сообразила, что именно видит.
К реальности ее вернул тревожный звон набата. По крепостной стене напротив забегали солдаты; поднялся сильный шум. Через короткое время улицы внизу начали заполняться обеспокоенными горожанами. Но птицы все равно добрались быстрее, чем люди успели подготовиться.
Надо сказать, что пернатых они напоминали весьма отдаленно и скорее походили на пылающих птерозавров: в их очертаниях при желании (и должном везении) можно было вычленить многометровые крылья, маленькие тела с поджатыми задними лапами и без хвостов, а также вытянутую голову, которая спереди оканчивалась чем-то средним между клювом и пастью. Первое же подобное существо, спикировав к стене, исторгло из такого клюва-пасти струю расплавленной породы; участок, ею задетый, моментально занялся – вместе со всем, что на нем находилось.
Диха к тому моменту на всех парах мчалась к дому Мортизель.
Обернулась она, только поворачивая на нужную улицу. Правда, разглядела одни только клубы дыма над крышами: окружающие здания, зловеще подсвеченные расползающимся по небу заревом, закрывали обзор. Ее наставница была на ногах: они с супругом собрали у ворот соседей и решали, что делать. Появление Дихи, прибывшей с места событий, пришлось очень кстати. Правда, обнаружилось, что та не смогла толком сосчитать тварей.
Мимо, по направлению к горящим районам, пробежал отряд стражников. Потом появилась группа горожан, которая двигалась в обратную сторону; она сообщила, что все, что примыкало к юго-западному участку внешней стены, охвачено огнем – и что солдаты гарнизона и искатели приключений вступили в бой с противником. Однако, это же означало, что они не занимались тушением пожаров, и те распространялись с бешеной скоростью. Первой мыслью присутствующих посему было приготовиться к битве за имущество. Но потом какой-то человек прокричал, что совсем рядом птица – и среди людей началась паника.
Мортизель хотела пойти проверить, но ее муж заявил, что сделает это сам, а ей лучше сопроводить жителей к северным воротам. Диха, у которой при мысли об огромном, плюющемся лавой создании душа уходила в пятки, всячески поддержала его предложение.
Пока они, вместе с остальными, торопливо петляли по улицам, она спросила, как наставница думает стрелять, если снаряды сгорают на подлете к цели. Лучница ответила, что с той поры, как она посещала вулкан, у нее остались «особые стрелы». Ситуация менялась довольно быстро, но она точно знала, что делать. И Диха даже устыдилась того, что струсила из-за опасности, которую только представила.
У северных ворот уже собралась приличная толпа. Люди все прибывали; многие выбирались на пустынную равнину за стенами. Здесь Мортизель и ее подопечную догнала взволнованная горожанка. Похоже, она целенаправленно искала лучницу – и, найдя, принялась причитать, что нигде не может найти дочь.
Наблюдая, как она, бледная, растрепанная, ломает руки в мольбах сделать хоть что-нибудь, Диха вдруг поняла, что это мать Эннэё. Осознание потрясло ее: о своей жертве во всей этой кутерьме она совершенно забыла. Впрочем, к тому, чтобы немедленно во всем сознаться, это ее не подтолкнуло – напротив она тут же пристала к Мортизель, пытаясь отвадить ее от просительницы.
Мортизель в ответ поручила ей найти какого-то человека и побыть с ним, пока она не вернется. Она явно была встревожена, но оставалась собранной и старалась говорить как всегда мягко. Но Диха уперлась: ей было страшно ее отпускать – и даже не столько из-за птиц, сколько из-за того, что могла рассказать Эннэё, если бы ее нашли. В конце концов, в порыве отчаяния, она заявила, что последняя – не та, ради кого стоит так рисковать и «лучше бы ей сдохнуть».
В этот момент обычно добродушный взгляд Мортизель вдруг стал строгим. Выдержав паузу, она осведомилась, не Диха ли издевалась над Эннэё все это время. И пусть ее подопечная, вновь «потерявшая» тело в пространстве, не смогла вымолвить ни слова, похоже, прочитала ответ в ее глазах.
Лучница слышала от племянницы, что над ней глумятся, но и представить не могла, что речь шла о Дихе. Пока она это озвучивала, ее взор продолжал меняться: он еще не стал отстраненным или холодным, но Диха заподозрила, что вот-вот станет. Она бросилась к ней, но Мортизель остановила ее вопросом, где Эннэё.
Ее воспитанница не хотела отвечать, но не ответить уже не представлялось возможным. Мать жертвы, шокированная тем, что она рассказала, влепила ей оплеуху, после чего принялась трясти, бранить и в конце концов толкнула на землю. Но даже упав на землю, Диха продолжала искать глазами наставницу.
Наставница сказала, что ужасно в ней разочарована. Теперь она уже не смотрела в ее сторону – а потом и вовсе развернулась и ушла. И Диха могла только следить, как она удаляется, не в силах ни окликнуть ее, ни пошевелиться, ни заплакать.
О дальнейших событиях потом ходило много слухов. Поговаривали, что когда Мортизель и ее бедная родственница добрались до места, квартал еще не был охвачен пламенем, но был окутан плотной завесой дыма – и что когда нужный подвал, наконец, отыскался, было уже поздно: девочка просто задохнулась. Поговаривали, что в те минуты тот район пересекали искатели приключений, сражавшиеся с одной из птиц – и что, увидев эту птицу, лучница вытерла слезы, вышла ей навстречу и добила буквально парой выстрелов. Однако, погибая, создание рассыпалось на части и породило настоящий огненный ливень, накрывший и саму Мортизель, и мать Эннэё, и тех свидетелей происходящего, что не успели убежать. Все вокруг вспыхнуло и полыхало так, что даже прибывшие к утру армейские маги потушили пожар не сразу. Впоследствии на том участке построили больницу.
А что же Диха?
А Диха через пару месяцев после смерти наставницы сбежала из дома – и с той поры о ней никто и ничего не слышал.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления