Онлайн чтение книги Хлоя Ноар Chloe Noir
Воспоминание 5.

Воспоминание 5.
Как только я сдала рисунок с бабочками, мистер Тинсел поставил 5 безо всяких допросов. Учителя очень изумил мой рисунок, как передала все тонкости строения насекомого, его цвета.
Но в голове совсем не уроки были, а вопрос: что теперь делать с Леном Саммерсом? Я не хотела влюбляться, ведь тогда это все усложнит. Я не смогу жить, если причиню Лену боль. Мы, точнее такие, как я, не умеем контролировать в этих случаях себя и свои силы. Начинаем желать большего. Желать того, для чего созданы.
Я пыталась отогнать эти мысли. Теперь планом было – держаться подальше от Саммерса. Не давать ему поводов для усиления чувств. Ах, зачем я вообще с Леном тогда заговорила? Лучше бы меня считали ботаничкой или немой, больной или неудачницей, но тогда бы я сейчас не думала бы о человеческих чувствах. Точнее, не думала бы, как человек. Все, Хлоя Мари, забудь.
Последним уроком сегодня была музыка. Мы пели такие песни, как «Yesterday» (Битлз), «Oops! I did it again» (Бритни Спирс), «Poker Face» (Леди Гага). Учительница пения и истории мисс Шлитцен показалась мне очень милой, в отличие от тренерши.  Я осталась после урока. Мисс Шлитцен спросила, почему я такая грустная. Я рассказала про тетю Донну (только то, что тетя умерла от болезни). Мисс Шлитцен обняла меня и сказала нежно, что если захочу с кем–то поговорить, то она всегда готова выслушать и помочь. Я прониклась к учительнице. И каждый день потом к ней заходила. Еще просила называть ее Николь, а не мисс Шлитцен. Я обещала, что так и сделаю. А учительница в ответ лучезарно улыбнулась. Вообще, внешность уже показывала на то, что Николь не такая, как все. Что она лучезарная и веселая.
Николь была рыженькой девушкой с длинными кудряшками. Ее светло–зеленые глаза выдавали доброту и заботу. А постоянная улыбка на лице превращала любого серого человека в улыбчивого. И учительнице было всего 23 года.
После музыки я отправилась в столовую. Есть не хотела, ведь могу не есть 3 дня. Но вид приходилось делать, что такая же голодная, как и все. Но я осторожничала. Не хотела нарваться на капитана команды по футболу Лена Саммерса. Вместо того, чтобы пройти за столик к друзьям, я села в углу. Немного поклевав картошки, стала подниматься, но ощутила на себе взгляд. Это был опять тот странный парень. Я села от такого напора. Но затем быстро отвернулась.
– Хей, Грег! Покажи, как ты жонглируешь ножами, – послышался восторженный крик парня возле соседнего столика.
– Да, без проблем. Дай мне пять столовых ножей, – с вызывающим тоном ответил, видимо, Грег.
Я повернулась к Грегу. А он и правда здорово справляется. Правда, это очень рискованно. Но все равно, классно. Я на секунду отвлеклась.
– Ай, – послышалось ворчание Грега через полминуты.
Обернувшись, я увидела, как один из ножей впился в руку парня. Нож был тупым, поэтому рана была незначительной. Но из нее сочилась кровь.
Мое сердце вдруг бешено застучало. Все голоса затихли. Я слышала только звук сердца. Сердцебиение и пульс Грега. Перед глазами медленно смеркалось. Лишь красная и сладкая кровь стояла перед глазами. Горло судорожно застонало. Мое горло начало сохнуть. Руки стали наливаться свинцом. Я чувствовала, как на языке висит капелька слюны. Как на языке лежит что–то безумно вкусное. И я хочу этот деликатес. Хочу выпить сладкий сок.
По моему телу побежали мурашки. Я начала подниматься. Медленно шагая к источнику вечной жизни, я, никого не замечая, толкала прохожих.
– Хлоя! Хлоя! Ты чего? – вдруг послышался неприятный звук, который меня отвлек от добычи.
– Хлоя! – сказал другой противный звук.
Рассерженная тем, что отвлекают, повернулась к источнику звука и схватила его за ворот.
– Что?! – гневно произнесла я.
Послышался кашель. Потом частое дыхание.
– Хлоя, отпусти. Мне… нечем… дышать…, – послышался противный голос. Я готова была ударить о стену этот источник неприятного звука, но в глазах посветлело. И я увидела, как держу Трейси за воротник. Быстро отпустив руку, попросила прощения и понеслась в ванную комнату, чтобы убежать от запаха крови.
Что же я наделала? Что со мной? Я себя не контролировала! Почему? Зачем?
Я подошла к зеркалу и увидела на лбу, возле волос вздувшиеся вены. Тогда я заплакала.
– Все равно не скроешь свою истинную сущность, – послышался какой–то дерзкий голос рядом. Оглянувшись, я никого не увидела.
– Кто здесь? – плача, спросила я. Но никто не ответил. Тогда я подумала, что показалось.
– Ты не будешь правильной, как не старайся. Будешь, как и мы все, – опять настойчиво сказал наглый голос. Я опять обернулась, заглянула в туалетные кабинки, но никого не нашла.
– Кто здесь?! – надрывным голосом сказала я. Но опять никто не ответил. По–моему, я сходила с ума. Немного наревевшись, я увидела на своих ладонях следы от туши и решила умыться. Смыв тушь, посмотрела в зеркало. Как же я ужасно выглядела с размазанной тушью.
– Нет. Я смогу. Не хочу становиться, как все из рода Ноар, – решительно, глядя в зеркало, сказала я самой себе.
Мое отражение ухмыльнулось. Вот, нервный тик уже.
– Нет, Хлоя. Я этого не допущу, – сказало мое отражение, каким–то чужим голосом. Я отпрянула от зеркала.
– Да, ты не бойся меня. Плохого ничего не сделаю. А вот этим мерзким людишкам, мы с тобой покажем то, чего они заслуживают, – продолжило с наглой ухмылкой мое отражение.
Ком в горле застрял. Конечно, психиатр говорил, что у меня небольшое психическое расстройство, но чтобы так…
– Кто ты? – на всякий случай спросила я.
– Ах, ну да. Эта Донна не говорила об одном маленьком пустячке. Печально. Как можно не сказать девочке о том, что у нее когда–то была сестра–близнец? Но правда она жила не долго. Умерла, когда исполнился месяц, – наигранно сказало отражение.
Слов не было. Я не понимала, реальность это или галлюцинации.
– Звали эту девочку Стефани Торин. И судьба у нее была бы получше твоей никчемной, – зверски посмотрело отражение.
Меня начало колотить от страха. От этого взгляда.
– Да, это я. Твоя неживая сестричка. Почему не обнимешь? А! Ты ведь – жива!!! А я – нет!!! – грозно и сердито говорила Стефани.
Но я уже не смотрела в зеркало, а лежала на полу, свернувшись в калачик, и плакала. Теперь отражение смотрело на меня. И смеялось. Еще чуть–чуть и оно, казалось, могло вылезти из гладкой отражающей поверхности. А я вся билась в истерике. Последнее, что помнила – это смех.