Онлайн чтение книги Свет и тьма с подножья Хнокки Light and shadow from the foothills of Hnokka
часть 10

Мать Кироса умерла много лет назад. Он уже давно забыл, как выглядело ее лицо — знал только, что у нее были темного оттенка волосы и мягкие руки, которыми она обнимала сына и гладила по спине со словами «Я люблю тебя». Кирос обнимал ее тогда в ответ, крепко-крепко за талию, и тоже говорил, что любит.

По вечерам, сидя сбоку от кровати, она читала ему сказки или пела колыбельную — короткую и не слишком мелодичную песню, которую Кирос со временем выучил наизусть, однако теперь не мог вспомнить ни строчки. Кажется, в ней пелось о ночном небе и о звездах, о том, что когда-то эти звезды были монетами из серебра или золота — на этом его воспоминания кончались. После смерти матери с ним сидели другие люди и рассказывали другие сказки, но колыбельных они уже не пели. Иногда в спальню заходил отец и говорил с ним на разные темы до тех пор, пока Кирос не засыпал.

Еще он помнил, что мать умерла вскоре после неудачных родов. В памяти ярко отпечатался тот теплый летний день: с самого утра Кирос играл во дворе с щенками, пока один из них не пробрался внутрь дома. Громко лая, пес пронесся по залу из конца в конец, опрокинул горшки, стоявшие у стены, и едва не разодрал в клочья чей-то бурнус. Кирос весело смеялся и бегал за ним, но внезапно из соседней комнаты вышел отец. Оказалось, что матери снова стало хуже и что ей нужны были покой и тишина — а Кирос нарушил эту тишину, разбудил мать, доставил ей неприятности. Неужели он не хочет, чтобы она поскорее выздоровела? Сколько он потом ни всхлипывал и ни просил у отца прощения, тот смотрел на сына все так же, с бесконечным упреком и осуждением. Ночью, когда Кирос беззвучно подкрался к родительской спальне, он услышал из-за приоткрытой двери, как отец плачет. Человек, что всегда казался таким сильным и высоким, скорчился на скамейке у кровати и вздрагивал от рыданий, а Кирос стоял за стеной, затаив дыхание, и слушал. Щели и трещины на дощатом полу, освещенные тонким пламенем свечи, стали свидетелем его маленькой трагедии: Кирос не мог войти в комнату, не мог обнять отца и спросить, чем помочь, хотя ему очень хотелось это сделать. Он знал, что ничего не в силах изменить. Вести себя хорошо и никогда больше не играть с щенками? Навести порядок в доме? Подмести и вымыть пол, сложить аккуратно все свои вещи и игрушки? А может, продать игрушки и принести родителям деньги? Ничто из этого не излечит болезнь матери, не решит проблемы отца, не оживит погибшего во время родов ребенка.

К утру мать Кироса была мертва, а сам он крепко спал на подушке, ткань которой за ночь успела высохнуть от его бессильных горьких слез. Отец ни за что не сердился на него, конечно — однако в комнату, где лежало тело, не пустил. Вечером лорд Зендин устроил жене сына скромные похороны, но этого Кирос уже не запомнил, потому что не принимал участие в ритуале. Возможно, с ним в то время сидела служанка по имени Эрин, с медно-рыжими косами и кривыми зубами, или другая, Дорта, старая и почти слепая, от которой Кирос часто сбегал и прятался под лестницей на чердак. Через несколько дней, когда боль от утраты слегка притупилась, отец отстранил от него всех служанок и начал воспитывать сына сам. Он был добрым, умным и справедливым — и теперь Киросу казалось, что никого в своей жизни он не любил больше, чем отца.

Затем отец пошел в какой-то кабак, и там его зарезал бандит и убийца, которого звали Адиль. Киросу было восемь. Он помнил, как спрятал лицо в складках плаща одного из слуг и рыдал, пока слезы не закончились, а голос не охрип. Мокрый снег шел у него за спиной, укрывая землю в холодное белое кружево, и Кирос не хотел думать о мертвом теле отца, лежавшем где-то в темном и грязном переулке, на которое тоже наверняка падал снег — но у него не получалось прогнать эти мысли полностью.

— Прекрати плакать, — сказал ему дед, когда той ночью они вернулись домой с поляны.

Он устало снял с себя плащ, отряхнул его от снега и повесил возле камина. Огонь наполовину осветил его покрытое шрамами лицо, и Кирос невольно вздрогнул.

Лорд смотрел на внука почти с неприязнью. Он явно хотел сказать ему что-то еще — например, что теперь Кирос его единственный наследник и поэтому должен вести себя достойно; что слезы для мужчины — это позорно и стыдно; что его отец был таким же, слабохарактерным и глупым — но отвернулся, так и не проронив ни слова. Кирос чувствовал все невысказанное в его взгляде, в том, как дед с раздражением расстегнул на себе ремень и жилетку, размашистым шагом пересек комнату и скрылся за дверью во внутренние покои, оставив мальчика одного.

С верхней одежды Кироса капала вода и скапливалась в лужу на полу под стулом. Его трясло от холода, но почему-то он не мог заставить себя встать и подойти ближе к огню. Слезы снова душили его, и Кирос давил в себе всхлипы, опасаясь, что лорд вернется и увидит.

Он думал о том, что теперь, с этого момента, его жизнь изменится — и был совершенно прав.

Летом, когда Киросу исполнилось двенадцать, альты напали на две деревни рядом с границей и перерезали всех жителей. Ни один из торговцев, которые отправились из Лимвика на юг, не вернулся к своим семьям в условленное время, и два дня спустя лорд Зендин послал туда четырех конных воинов. Разведчики прискакали обратно с неприятными вестями: дома в деревнях были разграблены и сожжены, скот угнан, изувеченные трупы людей лежали на улицах под палящим июньским солнцем. Выживших найти не удалось. Обо всем этом Кирос узнал позже, от начальника городской стражи, жена которого ткала для господского дома гобелены и ковры — а пока он с удивлением смотрел, как люди собираются в большом зале, вокруг разложенного на столе свитка с картой, и как один из мужчин плотно закрывает изнутри оконные ставни. Кирос поднялся со стула, чтобы выйти, но тяжелый взгляд деда пригвоздил его к месту.

— Сядь, — сказал он негромко. — Ты поедешь с нами, так что слушай внимательно.

Приближенные лорда казались взволнованными. Худой человек с длинными волосами, собранными на затылке в неопрятный тугой узел, стучал кулаком по столу и кричал «Надо их проучить!», а люди вокруг него шумно соглашались. Аса стоял в тени, прислонившись к стене и сложив руки на груди — и хотя ничто в этой позе не выдавало беспокойства, его серые глаза напряженно следили за происходящим. Дверь со скрипом отворилась, и Расуна впустила внутрь еще троих воинов, в кольчугах и наплечниках, с грязными усталыми лицами. Они подошли к столу, и все голоса в зале смолкли.

— Вы нашли их? — спросил лорд Зендин, поднимаясь с кресла.

— Нет, господин. — Разведчик почтительно склонил голову. — Но мы полагаем, что их отряд направился обратно в Альтегу, когда не смог пересечь реку. На севере никто не видел альтов и не слышал о набегах, а Станка и другие деревни по ту сторону от нас не пострадали.

— Что если они ушли на запад? — испуганно спросил кто-то, и лорд насмешливо приподнял уголки губ.

— Это маловероятно, лорд Дагни, ведь там находятся твои земли. Мы все много слышали о твоей сокрушительной военной силе, так что и альты наверняка побоялись бы тебя тревожить.

Человек, задавший вопрос, злобно посмотрел на лорда Зендина, но ничего не ответил. Кирос увидел, как у него нервно задергался глаз и побагровели щеки.

— Сколько у них воинов? — спросил Аса, и разведчик обернулся к нему.

— Мы не знаем точно, — ответил он после короткой заминки. — Но мы сосчитали количество костров на покинутой ими стоянке. Их было восемь, господин.

Восемь костров, задумался Кирос, — это много или мало? Если на одном костре могут приготовить себе еду примерно пять человек, выходит, что в рейде было сорок альтов. Или больше? Кирос не знал, для чего нужны костры в середине лета, но заметил, как мужчины вокруг, услышав слова разведчика, вздохнули с облегчением — а дед, наоборот, помрачнел.

— Вместо того, чтобы считать костры, — процедил он, — надо было считать конский навоз.

— Навоз, господин? — удивился воин.

— Да, навоз. Сколько, по-твоему, человек могли пользоваться одним костром? Три? Шесть? Десять? Лучше всего, разумеется, если бы ты сосчитал дерьмо, но люди срут где придется — и только лошади делают это там, где их привязали, так что тебе не пришлось бы долго искать. — Лорд прошелся вдоль стола, бросил быстрый взгляд на карту, развернулся и сделал несколько шагов обратно. — С ними пленные, так что вряд ли они способны передвигаться быстро. После того, как они пересекут границу, альты потеряют бдительность и пойдут еще медленнее. Я возьму семьдесят человек и отправлюсь им вслед завтра утром.

— А если это уловка? — спросил Аса.

Лорд пожал плечами, словно подобная мысль уже приходила ему в голову.

— Тогда ты с оставшейся сотней сможешь продержаться здесь до тех пор, пока мы не вернемся. Удвой количество часовых, перевези зерно в кладовые за стенами — и смотри в оба.

Всем понравился этот план, и ночью, при свете ярко пылающих факелов, отряд воинов выехал из Лимвика, вооружившись до зубов и опустошив почти все городские конюшни. Кирос взял с собой большой тесак и прикрепил его к перевязи. Тяжесть металла ощущалась непривычно, и он сильно сомневался в том, что при необходимости сможет пустить оружие в ход — однако нож давал Киросу чувство значимости, смешанное с тревогой и безотчетным страхом. Рассвет рождался где-то далеко впереди, на востоке, и облака начинали светлеть, наливались бирюзовым у горизонта, вытесняя с небес смолянисто-черную ночную темноту. Мимо пастбищ и заброшенной мельницы ехали молча; кто-то зевал, пытаясь прогнать сонливость, и было слышно, как в высокой влажной траве стрекочут сверчки.

В полдень отряд остановился у ручья, чтобы напоить лошадей журчащей пенистой водой — а затем направился дальше. Становилось тепло, и мужчины смахивали со лба пот, не осмеливаясь снять с себя снаряжение. Кирос смотрел на спину лорда Зендина, облаченную в кольчугу, и размышлял о том, что однажды ему придется занять место деда и самому вести людей в военные походы. В своих мечтах он иногда воображал, что к тому времени, как это случится, благодаря его успешной политике, необходимость в таких рейдах отпадет. Мужскому населению Лимвика не придется больше носить оружие, альты перестанут совершать набеги на риктанские поселения, а риктанцы не будут грабить альтов в ответ.

Отец, несомненно, хотел бы этого, думал Кирос. А дед?

Вечером лорд распорядился разбить лагерь на предгорье невысокой сопки, покрытой густой щетиной хвойного леса. Он окликнул Кироса и показал рукой на вершину.

— Видишь этот холм? — Кирос кивнул, и лорд со скупой улыбкой подошел к нему ближе. — За ним находится долина, а в долине расположился сейчас вражеский отряд. Завтра мы обогнем этот холм, чтобы атаковать альтов, а ты поднимешься на возвышенность и подождешь там, пока битва не закончится.

— Хорошо.

— Я отправлю с тобой двух воинов и слугу.

Кирос снова кивнул и с нетерпением прикусил губу. Он разрывался между любопытством и опасением, что вопрос окажется неуместным. Наконец он все же спросил:

— Откуда ты знаешь, что враги там?

— От разведчиков, разумеется. — Лорд посмотрел на внука с досадой и устало уселся на камень. — Я весь день общался с ними условными сигналами на расстоянии, а двое из них даже возвращались и говорили со мной. Хорошие разведчики — это первое, что обеспечит тебе победу в сражении.

— Ты уверен, что завтра победишь?

— Я надеюсь на это. Людей у них больше, чем у нас, но они не ожидают нападения. Мы атакуем неожиданно.

Кирос невольно съежился, и лорд, конечно, заметил это. Он отвернулся, и тягостное молчание повисло между ними, как тело разбойника в висельной петле — дергаясь и содрогаясь в конвульсиях, неспособное выбраться самостоятельно, отчаявшееся. Пробормотав что-то, лорд поднялся с места и уже хотел было уйти, но Кирос сделал жалкую попытку его удержать.

— Что будет... что будет, если альты победят?

Эта мысль не давала ему покоя с того самого момента, как он узнал о походе, но он пытался не паниковать. Дед участвовал во многих сражениях, убеждал себя Кирос, его военный опыт огромен — и вряд ли он взял бы с собой внука, если бы не знал точно, что одержит победу. Однако теперь он просил Кироса остаться позади и спрятаться. Теперь он смотрел на холмы вдалеке, укрывшиеся низкими серыми тучами, и в его взгляде не было той твердой уверенности, с которой он раздавал приказы своим людям и слугам.

Пыльный ветер налетел с востока, протяжно зашелестела трава, и короткие седые волосы лорда взметнулись вверх, но лицо не пошевелилось, словно было вырезано из камня.

— Если победят альты, — ответил он, — то те два человека, которых я оставлю с тобой, сопроводят тебя обратно в Лимвик. Там о тебе позаботится Аса. Когда ты вырастешь, ты возьмешь на себя ответственность за эти земли, заведешь семью, нарожаешь детей — и те будут точно так же задавать тебе глупые вопросы, как ты сейчас задаешь мне.

Кирос почувствовал, как в нем закипает обида.

— То есть ты не уверен в победе, — произнес он спокойно, — но внушаешь своим подчиненным, что беспокоиться не о чем? Это не очень-то честно с твоей стороны.

— Честность — самое последнее качество, которое необходимо военачальнику. Ты думаешь, будет лучше, если я честно скажу своим людям, что половина из них завтра умрет? Те, кто уже был на войне, и так осведомлены об этом, а всем остальным это знание на пользу не пойдет.

— Ты лишаешь их возможности сделать выбор! Ты ведешь их на смерть, и если бы они знали правду, кто-то из них наверняка повернул бы назад, к своей семье, остался бы в живых...

Черные радужки в глазах деда недобро блеснули; он расправил плечи и посмотрел на Кироса сверху вниз, как на пустое место.

— Вот поэтому я им ничего и не говорю.

Заснуть, лежа на сырой земле, у Кироса не получалось, и он долго ворочался, глядя то на затылки спящих рядом людей, то на свои колени, такие же черные в ночном мраке, как и все вокруг, пахнущие пылью и конским потом. В небе, за клочьями почти невидимых облаков, сияли далекие и бесчисленные звезды. Правда ли они когда-то были монетами, думал Кирос, или это просто красивая сказка, переложенная на песню? Не так давно он осознал, что слова песен вовсе не обязательно должны содержать в себе внятный смысл — важнее, чтобы они удачно рифмовались друг с другом. Все песни, которые были ему известны, оказались бестолковыми и бессвязными, предназначенными лишь для того, чтобы пьяные люди в обшарпанных кабаках им подпевали и от ритмичных движений в такт мелодии монеты позвякивали в их карманах. Трактирщик, вслушиваясь этот звон, мог определить, кому из гостей еще стоит предлагать вино, а кому — уже нет.

Конечно, колыбельная его матери не принадлежала к числу подобных песен. Может быть, мать вообще придумала ее сама.

Едва он перевернулся на другой бок и твердо собрался спать, как со стороны коновязи раздался странный звук: приглушенный лязг металла и шорох, словно кто-то торопливо копался в седельной сумке. Через некоторое время шум повторился. Кирос сел и всмотрелся туда, где были привязаны лошади, но ничего не увидел. Мягко шуршала трава, стрекотали ночные насекомые, кто-то храпел во сне — в остальном снова было тихо, но Кирос знал, что ему не послышалось. Он посидел в нерешительности, озираясь вокруг, а затем осторожно поднялся и зашагал к предполагаемому источнику звука. Вспомнил о своем тесаке, который остался рядом с походной кроватью, но возвращаться за ним было уже поздно.

Когда Кирос подошел к коновязи, кто-то внезапно схватил его за плечо. Прежде, чем он успел закричать, чья-то рука плотно сдавила ему рот и ноздри.

— Пообещай не орать, — сказал знакомый мальчишеский голос, — и тогда я не выколю тебе глаза вот этой штукой.

В темноте блеснул короткий железный штырь с искривленным концом, похожий на отмычку, и Кирос невнятно промычал, что согласен. Рука исчезла, а ее обладатель вышел из тени, но оружие не убрал.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Кирос, с раздражением вытирая лицо рукавом. — Пытаешься обокрасть моего деда?

— Очень надо! — Янне усмехнулся. — Если бы я хотел это сделать, я бы остался в Лимвике и воспользовался тем, что его нет дома.

— Тогда как ты объяснишь это? — Кирос показал рукой вниз, туда, где немного дальше от них лежала берестяная сумка, а ее содержимое было разбросано по земле: фляга с водой, кресало, куски мыла, свертки с едой и мешки. Слабый лунный свет не позволял рассмотреть их как следует, но Кирос и без этого знал, что именно так выглядит неудачная попытка воровства.

Янне сердито втянул носом воздух и нагнулся к сумке.

— Старик сказал, что завтра я буду сопровождать тебя на вершину холма, когда все остальные поедут сражаться. Но я тебе не нянька и не горничная! Я искал свои ножи и меч, которые он отобрал у меня днем, так что это не кража. Это мои вещи, и они мне нужны.

Он запихал почти все предметы обратно в сумку, сунул один из ножей себе за пояс, а другой — в ботинок, вытряхнул крошки мусора из пустого мешка и разрезал его на куски. Кирос с отвращением смотрел, как Янне плотно заворачивает в ткань каждую из отмычек — вероятно, чтобы они не бренчали, — и пытается приделать к поясу ножны с мечом, слишком длинным и тяжелым для его роста.

— Утром я буду вынужден сообщить об этом лорду, — заявил Кирос. — И он уже пусть разбирается с тем, что ты вернул, а что стащил.

— Утром ему будет немного не до этого.

— Но рано или поздно тебя все равно призовут к ответственности! Ты понимаешь, как глупо пытаться украсть что-то в походе?

— Это ты ничего не понимаешь. — Янне покрепче затянул ремень на штанах. — Если я не уйду сейчас, завтра у меня снова отберут оружие и заставят тащиться с тобой на этот сраный холм.

— Я тоже не в восторге от этого, но...

— Я не для того сюда приехал, — перебил Янне, — чтобы следить за детьми и таскать за лордом его барахло — но старик не верит, что я могу убивать альтов.

— А ты можешь? — насмешливо спросил Кирос. — Серьезно? Проберешься в их лагерь и зарежешь там всех во сне?

— Пошли со мной вместе, и ты все увидишь сам. — Янне на мгновение повернулся к нему, вероятно, для того, чтобы бросить на Кироса надменный взгляд, но в темноте различить выражение его лица было невозможно. — Нет? Не хочешь? Так я и думал.

Влажный ночной холод проник под рубашку, и Кирос обхватил себя за локти, пытаясь согреться. Резко всхрапнул конь, где-то в лесу глухо завопила птица, и невольно бросив взгляд на вершину холма, который возвышался над ними, он подумал, что никто в своем уме не сунется туда ночью. Кирос собирался выдать что-то презрительное в ответ Янне и даже придумал удачную реплику, но слова застряли в горле, и вместо этого он с глупым видом стоял, наблюдая за сборами.

— Тебя поймают и убьют, — наконец сказал он с уверенностью. — Не то чтобы мне было до этого дело...

— Вот именно. — Янне завязал на себе шнуровку плаща и поправил на плечах капюшон. — Тебя это не касается.

— Но как наследник лорда я обязан заботиться о тех, кто ему служит. — Кирос повысил голос, уже не опасаясь, что кто-нибудь из спящих его услышит.

Он преградил Янне дорогу, но тот даже не попытался его обойти, а толкнул изо всех сил и повалил на спину. Затылок Кироса стукнулся обо что-то твердое, капли росы посыпались за шиворот. Внезапно он понял, что упал почти под копыта лошади, а его голова упирается в подкову. Он вскочил со сдавленным воплем и руганью, но поблизости уже никого не было.

Дозорный, что сидел на краю лагеря, прислонившись к мешкам с фуражом, заметно клевал носом, и Киросу пришлось дважды повторить ему свой вопрос.

— Янне? Этого мелкого говнюка? Нет, я его не видел. — Дозорный подавил зевок. — Шел бы ты спать, все равно в темноте мы его теперь не найдем.

— Но он пошел к врагу, — не сдавался Кирос. — Один!

— Вот и хорошо, что один, — снова зевнул воин. — Если его схватят, никто не поверит, что он пришел вместе с армией. А этому мальчишке хватит ума выдумать какую-нибудь историю, он хоть и говнюк, но с мозгами.

— Он взял с собой меч, — сказал Кирос, но дозорный его уже не слушал.

— Иди спать, господин. Тебе все приснилось. Давай, иди.

Лежа под одеялом и обдумывая, как он объяснит все деду, Кирос не заметил, как наступило утро. Лагерь зашевелился и зашумел: кто-то отряхивал щиты от налипшей грязи, другие точили оружие или запрягали лошадей. Небольшая группа мечников мазала свои лица черной краской, рисуя на лбу и на скулах узкие вертикальные полосы, и мужчины вполголоса бормотали что-то с закрытыми глазами. Кирос догадался, что это делалось с целью снискать благосклонность богов, но не знал, каких именно. Лорд Зендин уже сидел на коне в окружении нескольких воинов и казался настолько поглощенным делами, что Кирос не осмелился подойти. Он неуклюже взобрался в седло своей лошади. Два всадника, которым было поручено сопроводить его на холм, предложили ему не терять времени. Солнце осветило их отполированные до блеска шлемы и щиты, и Кирос невольно зажмурился. Он хотел в последний раз перед сражением взглянуть на деда, но не смог найти его среди толпы.

Решение сохранить в тайне то, что произошло сегодня ночью, далось Киросу легко, но он уже начинал жалеть об этом. Он ненавидел Янне за многое — прежде всего за то, что тот обманул его четыре года назад, во время казни — и в то же время понимал, что лишь благодаря этой лжи он смог убить слугу своего отца. Мысль о том, что в итоге Янне поспособствовал тому, чего от внука ожидал лорд Зендин, злила Кироса еще сильнее. Иногда он со снисхождением думал о том, что Янне сирота, жертва жестоких обстоятельств, и должно быть, именно детство, проведенное в тяжелых условиях, сделало его таким — однако стоило им встретиться лицом к лицу, как Кирос тут же забывал обо всех этих доводах и ненавидел его с новой силой. Янне продолжал воровать, даже не испытывая в этом нужды, издевался над теми, кого считал слабыми, не выказывал уважения к старшим, сквернословил, дерзил, отлынивал от работы — и тем не менее лорд Зендин не выгонял его.

— Почему? — спросил однажды Кирос у наложницы лорда, и та с удивлением повернула к нему свое красивое тонкое лицо. — Почему мой дед сделал его своим слугой?

— Ты знаешь, почему, — ответила Расуна. — Потому что он заключил сделку и дал слово.

Стояло холодное зимнее утро. Расуна завязывала на себе платок и надевала шубу с воротником из лисьего меха, чтобы пойти к плотнику, что жил в восточной части города. У плотника тяжело заболела жена, которую Янне три дня назад почти до смерти напугал и оскорбил, и Расуна шла, чтобы извиниться за него. Она собиралась подарить женщине платье, украшенное вышивкой, а ее мужу — каштаны и вино, и корзина со всеми этими вещами уже стояла около двери. Расуна обняла Кироса, и тот зарылся носом в ткань ее одежды, пригладил сзади ее толстую и приятную на ощупь  косу.

— Но почему он оставил его на службе, даже несмотря на...

Острое ощущение несправедливости не дало Киросу закончить, и он со вздохом отстранился. Расуна, напротив, развеселилась.

— Ты бы предпочел, чтобы лорд его выгнал?

— Наказывать его бесполезно, так что да! Янне даже работу выполняет отвратительно.  От него одни неприятности.

— Тогда как бы ты поступил с его друзьями, со всеми детьми  из приюта? Им бы не понравилось это решение. Кто-то из них наверняка ушел бы вместе с Янне.

— Ну и пусть уходят. — Кирос пожал плечами. — Их здесь никто не держит.

Расуна села на скамью рядом с ним и вытянула перед собой ноги в грубых зимних башмаках. Было заметно, что ей не хотелось покидать дом в такую холодную погоду, и она воспользовалась предлогом потянуть время. Кирос бы с радостью сходил к плотнику вместо нее, если бы знал дорогу.

— Это был бы самый легкий для тебя выбор, Кир, — произнесла Расуна. — Самый заманчивый и для тебя, и для лорда. Однако положение, которое занимает твой дед, вынуждает его иногда принимать тяжелые решения. Делать то, что другой человек на его месте бы делать не стал.

— Я понимаю, — ответил Кирос. — Нужно думать о будущем нашего рода и заботиться о людях в Лимвике. Именно поэтому я не хочу, чтобы такие, как Янне, состояли у нас на службе!

— Сильно же ты его не любишь! — Расуна рассмеялась. — А ведь у Янне есть не только плохие качества.

— Это ты о чем?

Она помолчала. Полоска света, проникавшего в комнату через щель в окне, косо ложилась на ее переплетенные пальцы. Расуна поменяла положение скрещенных ног и поправила на себе юбку. 

— Придет время, — сказала она, — когда тебе понадобятся союзники. Люди, которым ты бы доверял безоговорочно.

— Я доверяю тебе! — пылко заявил Кирос, и Расуна с нежностью ему улыбнулась.

— Я ведь даже не жена лорда, от меня тебе никакого толку. А вот Янне и остальные могут тебе пригодиться, если дать им возможность. Но для этого... — Она задумалась, подбирая слова. — Для этого тебе нужно стать таким человеком, которого они смогут уважать, за которого бы они отдали свою жизнь, понимаешь?

Кирос понимал.

Летом он ездил в поля, и от работы с плугом его ладони покрывались мозолями, а мышцы ныли и болели; зимой — в лес, где мужчины учили его работать с пилой и со скобелем. По вечерам он сидел со свечой в библиотеке отца и пытался вникнуть в смысл слов, которые не получалось понять с первого раза. Это были книги о дальних странах, о хороших правителях и о плохих, о том, как следует вершить правосудие и кому должна принадлежать земля. Иногда он ходил к старухе, что жила в ветхой хижине у излучины реки, и выспрашивал у нее слова языка энси — народа, что обитал далеко на севере, за грядой высоких снежных гор. Когда-нибудь, робко признавался ей Кирос, он бы хотел наладить с энси торговлю зерном и пушниной. Старуха восхищенно ахала, хвалила его за прилежание и ум, угощала пирогами с рыбой и дарила сплетенные из ивняка корзинки. Волосы у нее были странного цвета: седые, местами со светло-розовым оттенком, глаза — слишком узкие в разрезе, но сердце было добрым.

В свободное время Кирос наведывался к знахарю, в комнату, переполненную больными, и спрашивал у его беременной жены, не нужно ли, чтобы он пошел и купил что-то для нее на рынке. Больные оживлялись при его появлении, и знахарь провозглашал, что хорошее настроение и приятная беседа — лучшее лекарство от любых недугов. Кирос краснел от этих слов и улыбался. Иногда казалось, что люди в городе действительно любят его.

Но еще Кирос понимал, что любви недостаточно.

Он стоял на склоне холма и пытался разглядеть оттуда отряд альтов, наполовину спрятавшийся под высокими соснами, как вдруг осознал, что человек, которым он так отчаянно пытается стать, не находился бы сейчас здесь, вдали от сражения, где никак не смог бы повлиять на его исход. Что с того, что ему всего двенадцать? Он должен был больше внимания уделять тренировкам, как, к примеру, Янне, и тогда... Продолжать эту мысль ему не хотелось. Кирос оглянулся на воинов, сопроводивших его сюда, беспечно гулявших по узкой пологой тропинке, и направил свою лошадь к ним.

— Разве вам не хотелось бы сейчас быть вместе с лордом и сражаться вместо того, чтобы охранять меня здесь? — спросил он.

Мужчины озадаченно переглянулись.

— Конечно, хотелось бы, — ответил один из них, коренастый и крепкий юноша с большим квадратным подбородком. — Но господин приказал отвести тебя сюда и ждать. Если сражение будет проиграно...

— Но оно не будет проиграно, — прервал его Кирос. — Мы победим. С нами благосклонность богов, военный опыт моего деда и эффект неожиданности.

Он почувствовал, что должен добавить к этим трем доводам какой-то еще, но ничего не приходило на ум. Кирос постарался придать своему лицу выражение непоколебимого спокойствия.

— Что ты имеешь в виду, господин? — спросил мужчина.

— Что мы должны спуститься в долину и принять участие в битве.

Он убедил спутников, что опасаться нечего: что лорд Зендин, конечно же, хотел бы показать внуку свою военную тактику не издалека, а вблизи. Более того, продолжил Кирос, его присутствие на поле боя воодушевит риктанцев и настроит их на победу — а это очень важно, когда численное преимущество на стороне противника. Солнце поднялось высоко, когда они выехали из леса с обратной стороны холма. С трудом найдя нужную тропу, они достигли наконец небольшой поляны. Сражение к тому времени уже почти завершилось. С поля доносились вопли и крики. На траве, между брошенными щитами и взрытой стрелами землей лежали трупы. Спешившись, Кирос повел лошадь в поводу, и его пальцы нервно обхватили рукоять ножа. Он видел, что впереди, примерно в полусотне метров от него группа мечников теснит альтов к палаткам, и неуверенно шагнул в их сторону. Внезапно кто-то схватил его за ногу, и вскрикнув, Кирос упал.

Человек в кожаных доспехах, которые носили альтские воины, полз к нему, медленно передвигая коленями. Глаза у него были запавшие, обезумевшие от боли, из огромного пореза под ключицей хлестала кровь. Он замахнулся на Кироса топором, но тот успел отползти на безопасное расстояние прежде, чем оружие в руке альта опустилось.

— Мрази, — прорычал раненый. — Уроды!

Один из сопровождавших Кироса мужчин обрушил на альта удар мечом, и с хлюпающим звуком лезвие вошло в плоть. Чтобы достать меч, ему пришлось упереться в тело ногой.

— Ты в порядке, господин? — воин протянул Киросу руку. — Не стоило тебе уходить вперед: здесь все еще остались недобитые враги. Будь осторожен.

Пронзительно ржала лошадь, трещали от ударов щиты, звенели от столкновения стальные клинки. Воин с окровавленной головой остервенело бил кулаками кого-то, лежавшего на земле, а затем, нащупав рядом с собой сломанное древко копья, с силой ударил им. Кирос услышал громкий хруст проломленного черепа, и его едва не стошнило. Опустив глаза, он заметил, что наступил в лужу крови.

Отряд лорда Зендина одержал победу, хотя потери оказались значительными. После полудня, укрывшись ото всех в одной из палаток брошенного лагеря, Кирос подслушал, как его дед считал убитых и раненых, а другой голос, сиплый и бесцветный, помогал ему в этом. Разговор звучал глухо, и Кирос осторожно приблизился к краю палатки, чтобы слышать лучше.

— Почему лорд Дагни и его люди не атаковали одновременно с нами? — недовольно спросил лорд.

— Он говорит, что не увидел сигнала, господин.

— Какого, черт возьми, сигнала он ожидал? С его позиций все было видно, все как на ладони! Где он сейчас?

— В палатке для раненых, господин. Он повредил ногу, когда его лошадь упала, и заставил одного из своих слуг нести его на руках.

Пару мгновений лорд молчал, и неясный силуэт его фигуры, просвечивающий сквозь ткань палатки, в напряжении застыл. Кирос знал, хоть и не мог видеть его лица, что дед яростно стиснул челюсть и что морщины на его переносице стали глубже.

— Мерзкий ублюдок, — выплюнул лорд. — Даже мой слуга, в три раза младше его, вел себя достойнее.

Кирос догадался, что речь идет о Янне. Позже он выспросил все подробности у мрачного собеседника лорда, и тот рассказал ему о событиях, которые предшествовали битве. Ночью Янне незаметно проник в лагерь противника и освободил всех пленных, которых альты захватили в рейдах. По прибытии в Альтегу эти люди превратились бы в рабов, но если бы не Янне, альты убили бы их сразу же, как только всадники лорда Зендина показались бы в поле зрения. С ужасом Кирос подумал о том, что лорд наверняка хорошо осознавал это — и все равно повел людей в атаку.

Вечером он обнаружил Янне бесцельно бредущим по полу боя, пинающим неподвижные тела. Вероятно, он уже обшарил их карманы, присвоил добычу себе и теперь не знал, чем заняться. Кирос хотел поблагодарить его за спасение пленных, но встретившись с ним взглядом, потрясенно замер на месте. Вся нижняя половина лица у Янне была в крови, подсохшей и коричневато-красной, словно в бою он зубами перегрыз кому-то горло. Глаза из-за этого казались дикими, звериными. Кирос инстинктивно вздрогнул и сделал шаг назад.

Спустя три дня отряд вернулся в Лимвик. Раненые были возвращены своим родным и близким, а павшие в бою — оплаканы. Лорд Дагни, которого за глаза высмеивали люди лорда Зендина, вернулся в свои владения, и через какое-то время все как будто напрочь забыли об этой битве, словно о страшном сне, который никогда не воплотится в реальность. Кирос тоже старался забыть, но одна мысль, простая и навязчивая, никак не желала выходить у него из головы.

Возможно, кого-то похожего на Янне лорд хотел бы видеть своим внуком, а вовсе не такого, как Кирос. Осознавать это было обидно и горько.