Онлайн чтение книги Над Тихим в сиренево-алых тонах Over the Pacific in lilac-scarlet tones
По Владивостоку прошёл слух. Глава 2.

 —Цин-эр, что произошло? — поинтересовалась Чжоу У Ян, одновременно рукой указывая, чтобы Су И Цин шёл за ней в покои для гостей.



—Я не знаю, Госпожа. Я был занят погрузкой лекарств в карету, когда услышал позади странный звук. Обернулся, а молодой господин уже без сознания лежит. Я пытался привести молодого господина в чувства, но он что-то невнятно пробормотал, придя в себя на пару мгновений, и снова потерял сознание. Я не знал, что делать, поэтому решил привести его к Вам.

—Правильно сделал, — кивнула Чжоу У Ян и присела на подставленный к кровати стул. — Я-эр, займись моим поручением для извозчика, потом подогрей воды и принеси сюда, а ты, Цин-эр, принеси мою шкатулку с инструментами.

Кивнув, слуги разбежались исполнять поручения, а Чжоу У Ян аккуратно забралась пальчиками под кромку рукава и пощупала пульс.

«Пульс неровный. Пот холодный и липкий и с горьковато-кислым запахом, — госпожа Чжоу смахнула пару капель и поднесла пальцы к своему носу, после чего наклонилась и аккуратно приподняла веки, рассматривая глаза. — Взгляд затуманен, нос, скулы и лоб холодны. Он определённо упал в обморок и, кажется, что-то довело его до шокового состояния. Вероятно, это уже своеобразные приступы. Судя по состоянию, сейчас он спит. Что же, лечебный сон ещё никому не мешал, однако следует успокоить его дух».

Первым в гостевые покои вернулся Су И Цин. Поставив на прикроватный столик внушительных размеров сундучок-шкатулку, он раскрыл его и протянул своей хозяйке ступку с пестом, а вслед за ними несколько ингредиентов, на которые указали белые пальчики.

Сухие травы, корешочки и цветы под быстрыми отточенными движениями превращались в порошок, который потом был залит тёплой водой, принесённой Су Янь Я. Сняв с мужчины верхнюю одежду и обувь, слуга расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке молодого человека, и Чжоу У Ян положила на грудь тому смоченную в отваре ткань, точно такую же она положила и на лоб бессознательному мужчине.

Как и планировалась, чуть позже Су Янь Я уехала на рынок со списком продуктов, а Су И Цин остался в поместье дальше разбираться с багажом и помогать своей Госпоже. Смотря на мужчину, раскинувшегося на перинах, и на Чжоу У Ян, смешивающую лекарства, Су И Цин чувствовал себя странно, но переживал за неизвестного он искренне. Каким бы не таким не был этот мужчина, он несколько раз помог им.

Когда они отъехали от поместья графа Петрова, серое промозглое утро расцветилось ярко-нежной тушью. Из серебристой дымки, расшитой жемчугом тумана, в сиренево-розовом ореоле подымалось солнце. Его пронзительная оранжево-жёлтая корона и шлейф из воздушных волнообразных облаков взирали на землю с теплотой, наполняя округу живостью. Солнечные лучи пробирались сквозь занавеси окна повозки, прыгая по сидениям и лицам. Су И Цин аккуратно выглянул в окно, слегка сдвигая шторку: осенняя роса, умывшая деревья с начавшей желтеть листвой и напоившая ещё по-летнему свежую траву, будто бы сверкала и от этого казалось, что весь воздух искрится. Пахло мокрой землёй и камнями, влажными тополями, просыпающимися клёнами и морской горечью. Юноша глубоко вдохнул, и улыбка невольно коснулась его губ. Владивосток отличался от Сучжоу, но, если прикрыть глаза и представить шорох страниц, на пару мгновений могло представиться, что они дома. Вспомнив, что он в повозке не один, Су И Цин взял себя в руки. Слуги — зеркала своих хозяев, поэтому ему нельзя было опозорить Госпожу своим недостойным поведением. Смирив эмоции, юноша коротко взглянул на мужчину, сидевшего напротив, надеясь, что тот ничего не успел увидеть. К удивлению Су И Цина, тот, кажется, пребывал мыслями и вовсе где-то очень далеко от экипажа и, возможно, от самого города. Пробивавшиеся внутрь лучи очерчивали профиль человека, золотились в его тёмных волосах, словно и не человек-то вовсе тут сидел.

Положив ногу на ногу и сложив руки под грудью, граф Строцкий смотрел в окно, но, вместо улиц и сентябрьского утра, видел угол комнаты, забившись в который стояла девушка, точнее, молодая женщина. Она была невысокой и худенькой с медной рыжинкой в волосах и с той невыразимо-притягательной глубиной морской пучины в глазах, что в тот момент были охвачены ужасом и неверием, страхом и паникой. Его сестра, вышедшая за человека, сумевшего обмануть всю их семью своей, как оказалось, напускной порядочностью. Это были не самые приятные воспоминания, поэтому мужчина и рад бы отвлечься от них, да только они были подобны омуту: затянут — не вылезешь сам. Только резко затормозившая из-за выскочившей на дорогу кошки повозка, нехило так качнувшаяся, вернула его в реальность.

Здание почты оказалось небольшим домиком в центре города с прибитым у двери ящиком. Правда, чтобы добраться до сего места требовалось немного подняться по сопке. Домик был невеликих размеров с аккуратными окнами и хорошенькой дверкой. Су И Цин оглядел здание взглядом, моргнув, и повернулся к мужчине. Граф мысленно улыбнулся реакции юноши и открыл двери, Су И Цин заглянул внутрь из-под его руки и чудом удержал себя в руках. Почти в дверях стоял высокий худой мужчина с впавшими щеками и завивающимися усами. Почтмейстер что-то поправлял у одной из стен и сразу обернулся, когда открылась дверь, лучи солнца блеснули в его монокле. Николя зашёл в домик, за ним буквально впорхнул Су И Цин. Почтмейстер сразу поинтересовался, чем он мог им помочь, так как приём писем был уже закончен.

—Здравствуйте, мы к вам по поводу аптекарского вопроса. Видите ли, уважаемый, нам нужен... — Николя посмотрел на стоявшего рядом парнишку, тот намёк понял и достал из подвешенной к его поясу тканевой сумочки какие-то сложенные бумаги.

—Груз из Сучжоу. — заговорил парнишка на русском, протягивая почтмейстеру бумаги. — На имя Госпожи Чжоу У Ян. Лекарства. Я её личный слуга.

Почтмейстер поправил монокль на глазу и вгляделся в бумаги, рассматривая их с невероятной дотошностью, после чего шустро скрылся за дверкой, вёдшей в соседнюю комнату, так же скоро из-за неё появился с ещё одной стопочкой бумаг, которую отдал Су И Цину, и попросил следовать за ним, причитая себе под нос, что, люди добрые, также не делается. Мол, в один хорошенький денёк нагрянули к нему несколько людей в заморской одежде с видом таким важным, будто посланники от самого Царя-батюшки, а посмотрели-то как — солнце спряталось, тьфу. Притащили из порта гору ящиков, бумаги к ним приложили, да таким тоном хранить наказали, пока госпожа Чжоу их не заберёт, что почтмейстера икота ещё дня два мучила. Услышав, что груз прибыл не сегодня, а почти неделю назад, Су И Цин воззрился на бедного мужчину ничего не понимающим взглядом, столкнувшись с коим почтмейстер отвернулся и перекрестился. Увидев ящики с лекарствами, юноша принялся их осматривать, а граф Строцкий привалился плечом к стене, чувствуя небольшое головокружение и посматривая в сторону парнишки, реакция китайского слуги и почтмейстера друг на друга его немного позабавила.

Удостоверившись, что груз в полном порядке хотя бы внешне, Су И Цин занялся погрузкой ящиков в карету, те были разных размера и веса, но все небольшие, поэтому иногда ему удавалось перетаскивать по четыре или пять ящиков за раз. Шустро носясь от почтового домика до повозки и обратно, юноша всеми силами старался не смотреть на вытирающего со лба пот почтмейстера. Закинув последние два ящика, Су И Цин отряхнул руки и вздрогнул, сзади раздался какой-то непонятный звук, будто упало что-то. Обернувшись, юноша ахнул — у входа в почтовый домик лежал помогший им молодой господин, над которым с бледным лицом склонился почтмейстер, повторяя шёпотом: «Только этого не хватало!». Вряд ли ему часто приходилось сталкиваться с подобным, раз побледнел да сам за сердце схватился. Помня слова своей Госпожи, Су И Цин подбежал к мужчине и сразу проверил его пульс. К сожалению, он плохо понимал данную премудрость, поэтому не ведал, что именно послужило причиной обморока. Несколько раз ударив мужчину по щекам, юноша склонился над ним и — о чудо! — неизвестный открыл глаза. Глядя затуманенным взглядом на парнишку, он не то что-то сказал, не то кого-то позвал и снова потерял сознание. Выход в сложившийся ситуации был один — везти к Хозяйке, так как они не знали ни имени мужчины, ни где тот живёт, ни где вообще здесь ближайшие госпиталь, больница или лекарская, а господин почтмейстер в своём состоянии не особо мог им помочь. Вздохнув, Су И Цин взвалил на свою спину мужчину, про себя отмечая, что весил тот не меньше, чем их Шифу, и побрёл к повозке, крикнув кучеру поторопиться обратно в поместье графа Петрова. И очень поторопиться. Лишь увидев Госпожу и сестру, Су И Цин снова обрёл надежду. Всё ж, господин им помог, причём по доброй воли, поэтому, выслушав указания, юноша выполнял их с особой тщательностью, присматривая за состоянием мужчины.

Чжоу У Ян оставила их попутчика, превратившегося в невольного гостя, лишь с возвращением девчушки, наказав Су И Цину следить за молодым господином. К вечеру рынок уже почти опустел, поэтому Су Янь Я смогла раздобыть немного продуктов, но все они были свежими и хорошего качества, к тому же некоторые продукты, рис, они привезли с собой.

Переодевшись в более «домашние» одежды, Чжоу У Ян спустилась в кухню, где Су Янь Я уже подготовила продукты, помыв их и почистив. Взяв нож, госпожа Чжоу нарезала небольшой кусок мяса на мелкие кусочки, обваляла их в муке с приправами и отложила в сторону, нужно было дождаться, пока масло раскалится. Она нарезала зелень и морковь, смешивала достанное из погребов вино с травами, после чего взбрызгивала им мясо, следила за готовящимся рисом, поддавала огня. Ароматы специй, мяса, салатов и готового риса заполнили, наверное, весь первый этаж. Су Янь Я покорно раскладывала еду по мискам, салатницам и тарелкам. Для человека наверху Чжоу У Ян тоже приготовила порцию, выложив еду на европейскую посуду и накрыв ту, чтобы тепло не ушло. Однако мужчина не пришёл в себя к ночи, не очнулся он и на следующее утро.

Вечером следующего дня Чжоу У Ян заменила благовония в комнате молодого господина на сандаловые и села у его кровати. Су И Цин был занят складом для чая, подготавливая его под аптеку, а Су Янь Я только должна была вернуться из города, поэтому все заботы о мужчине дева Чжоу взяла на себя. Для неё это было привычным делом, к тому же этот человек столько раз их выручал, он, сам того не ведая, открыл ей двери в новый мир, в котором она оставалась собой, а ещё этот человек вернул ей кольцо матушки, он вернул ей частичку души и сердца. Сев на край кровати, Чжоу У Ян аккуратно приподняла всё ещё спящего молодого мужчину и облокотила его на себя, уложив голову того себе на плечо около шеи, чтобы было удобно. Стараясь не уронить их гостя и не упасть самой, она взяла с прикроватного столика миску с отваром, поставила ту на стул и зачерпнула немного содержимого керамической ложечкой, поднося ту к губам мужчины. Почувствовав влагу, мужчина сглотнул и выпил всё, что дала ему благородная госпожа. Раздался стук в двери.

—Входи, Цин-эр, — в комнаты вошёл Су И Цин с чистой водой и полотенцами. Притворив за собой двери, юноша обернулся и застыл. Ему было не впервой видеть подобное.

В прошлом им часто приходилось вытаскивать шифу из питейных после его стычек с Великим Князем 4-го ранга или ещё по каким причинам. Он всегда укладывал шифу себе на спину, а потом тащил до повозки, в которой Госпожа и младшая сестра помогали усадить шифу. Невероятно, но в такие моменты шифу всегда приходил в себя и устраивался рядом с их Госпожой. Он либо укладывался головой ей на колени, либо облокачивался на её плечо, либо утыкался носом в шею почти так же, как этот мужчина сейчас. Су И Цин хорошо помнил, как однажды шифу уткнулся носом в шею их хозяйки и сразу же заснул. Госпожа ничего не сказала, но время от времени Чу И Цину казалось, что их шифу водил носом по белой коже, а потом и вовсе прикоснулся к той губами, так они в тот раз и доехали до дома. Шифу сопел, словно ребёнок, и, разумеется, потом ничего не помнил.

—Госпожа, мы с сестрой закончили письма для шифу утром.

—Моё письмо на столике, отправь их завтра. — Чжоу У Ян кивнула на небольшой столик у окна, который она облюбовала, пока присматривала за спящим. Кивнув, юноша поставил тазик с водой и помог уложить молодого человека обратно в кровать. На улице сгустились сумерки, на подъездной дорожке показалась повозка, из которой выскочила Су Янь Я.

Закончив с лёгким обмыванием тела, Су И Цин поклонился и вышел, а Чжоу У Ян пересела за столик и склонилась над документами, касающимися аптеки. На ней больше не было тяжёлых тканей, причёска была простой, но элегантной с нефритовыми и серебряными шпильками, с которых свисали изумрудные бабочки — подарок шифу. По покоям стелился лёгкий аромат сандала. Тихо стукали счёты и шуршала по бумаге кисть. Неожиданно человек на кровати зашевелился. Чжоу У Ян отложила кисть, оставив пометку на месте, где остановилась, и подошла к постели, склонившись над мужчиной. Тот открыл глаза.

—Ну, приплыли мы по вашему озеру Тай.

Выдал он со странным выражением лица, на которое вернулся пока ещё слабый, но румянец.

—И правда, приплыли, — улыбнулась Чжоу У Ян, забирая со лба мужчины ткань, смачивая её в отваре и возвращая на место. — Цин-эр сказал, что вы потеряли сознание, поэтому он привёз Вас в поместье. Вы проспали больше дня.

Госпожа Чжоу говорила негромко, чтобы не вызывать неприятных ощущений. Присев на стул, она налила в фарфоровую чашечку травяной чай и поднесла ту к губам мужчины.

—Выпейте. Этот чай поможет восстановить силы, а позже Мы принесём ужин. Вы сильно вспотели, поэтому примите потом ванну. Если у вас нет с собой сменной одежды, мы дадим свою, коли вы не посчитаете недостойным это, — Чжоу У Ян сложила руки на коленях, ожидая решения. — И вы... Так до сих пор и не назвали своего имени. Как же Нам обращаться к вам, молодой господин? — она склонила голову к плечу, чуть оголив тоненькую шею. Уголки губ слегка приподнялись в улыбке, а глаза изогнулись подобно украшениям в Короне Феникса. Даже голос стал тише и теперь напоминал глас из призрачных пещер. Свет лампы танцевал на нескольких кольцах, а изумрудные бабочки, свисавшие со шпильки, вожделенно целовали уши и заднюю часть шеи.

Невольно граф Строцкий залюбовался этой картиной. Слышал он о четырёх красавицах, известных и восхваляемых в стране Госпожи Чжоу, которая сейчас могла посоперничать с любой из них. Не то что бы она была прямо неописуемой красоты... Своей внешностью Чжоу У Ян не могла затмить луну и посрамить цветы, не могла она и заставить рыбу утонуть, а летящего гуся упасть, как говорилась в легендах о тех красавицах, однако взгляд каким-то чудесным образом всё равно следовал за ней, стоило Чжоу У Ян лишь на мгновенье мелькнуть в поле зрения. Было в ней что-то такое, что заставляло графа вновь и вновь обращать на неё внимание. Её горящие обсидиановой тьмой фениксовы глаза становились особенно притягательны, изгибаясь полумесяцами под идеальными чернильными мазками бровей. Как-то к нему в руки попала книга из Великой Цин, в которой автор описывал веера ресниц одной юной девы. Прекрасное описание, но у Чжоу У Ян ресницы походили, скорее, на лепестки пышной хризантемы, оторванные от цветка и высыпанные на человечьи глаза. Николя опустил взгляд на запястья молодой госпожи, отнюдь не тонкие, зато в серебряных и аметистовых браслетах, делавших их визуально утончёнными и хрупкими. Маленькая госпожа из Великой Цин, она не вызывала у него никаких задних мыслей, а вот свойственное ему любопытство — да.

—Как невежливо с моей стороны..! — ухмыльнулся Николя Александрович и самостоятельно приподнялся на подушках. — Граф Строцкий Николя Александрович к вашим услугам. — с некой шутливостью склонил он голову, а потом снова стал серьёзным. — Вряд ли вы обо мне слышали. Надо полагать, я оказался у вас благодаря находчивости вашего слуги. Мне стоит поблагодарить вас.

—Цин-эр доставил вас без сознания, Мы сделали немногое, но, ради вашего же здоровья, с некоторыми делами стоит прекратить «отношения».

Николя коротко улыбнулся. А госпожа эта была поразительно умна и догадлива, а как завуалировать-то умела: сказала прямо, но иными словами, дабы и понятно было и по чувству собственного достоинства не било. Чжоу У Ян определённо была из высшей знати, среди них подобные «вуали» были сплошь и рядом. Оба понимали о чём речь, и оба тактично не развивали эту тему дальше, за что граф был благодарен аристократке из Цинской империи. Они были едва знакомы, и Чжоу У Ян это прекрасно понимала, как понимала и то, что не стоит лезть носом туда, куда не следует. Прикрыв ненадолго глаза и собравшись с мыслями, она поднялась и забрала со стола документы.

—Уже почти ночь, отдохните. Вы можете оставаться в Нашем поместье столько, сколько потребуется. Это Наша благодарность за вашу помощь. Ели что-то понадобится, позвоните в колокольчик — Цин-эр поможет. Мы придём завтра утром.

Слегка поклонившись, дева Чжоу покинула комнату и спустилась на первый этаж, пройдя в кухню. Су Янь Я хлопотала над ужином и, увидев Хозяйку, сразу ей заулыбалась. Получив приказ накормить гостя, девчушка живенько собрала лёгкий ужин, не напрягавший организм, поставила его на поднос и ушла с надутыми щеками. Нет, она была благодарна этому мужчине, но своей Госпоже ей хотелось прислуживать куда больше, чем этому человеку, смотревшему на неё, словно на дитя трёхлетнее. Вдобавок его отношение к её Госпоже..! Уму просто не постижимо. Как можно столь вольно вести себя с благородной девой? Чем больше Су Янь Я об этом думала, тем сильнее злилась. Памятуя слова Господи Чжоу, что их гость является графом, девушка старалась держать негодование в себе, ибо проблемы с местной знатью им точно были ни к чему.

 Сидя в своих покоях над документами, Чжоу У Ян делала одну пометку за другой. Работы в ближайшие дни предстояло много. Су Янь Я уже дала объявление в местную газету о найме слуг и заказала вывеску для будущей аптеки, Су И Цин продолжал подготавливать склад чая. Каждый раз, отправляясь в город по поручениям, брат с сестрой по наставлению Госпожи приглядывались к местным лавкам, потому что в будущем дева Чжоу планировала открыть во Владивостоке ещё одну аптеку, но ближе к центру для удобства местных жителей, ведь куда удобнее ходить в центральную часть города, чем к поместью графа Петрова. А ещё вскоре должен был прибыть повар, которого специально наняла тётушка. Корпеть над бумагами и разбираться с огромной кучей дел было для Чжоу У Ян привычно, однако здесь, вдали от родных, было непросто. Благородная госпожа привыкла быть сильной, привыкла молчать о своих переживаниях. В их обществе нельзя было показывать свои чувства и эмоции, иначе можно было потерять «лицо». В их обществе каждый привык бороться за самого себя, и она не исключение. Всего недавно она ощущала себя такой свободной, а теперь снова билась птицей в клетке.

В обществе о молодой госпоже Чжоу ходило множество слухов, жаль, ни один из них даже близко не описывал её истинное лицо. Девушка казалась спокойной и рассудительной личностью, воспитанной по всем канонам конфуцианства. Как же глубоко заблуждались те, кто так думал. Нет, Чжоу У Ян действительно была довольно рассудительным человеком, говоря честно: рассудительнее ряда учёных мужей, да и конфуцианство ей не было чуждо, просто она умела менять маски так быстро, как в опере никто не умел. Ей было под силу выразить своё восхищение аль презрение одним-единственным взглядом, при этом совершенно не задействовать остальные мышцы лица для этого. Чжоу У Ян могла плыть подобно длинной лодке по озеру Тай, да так, что ни кусочек ткани одежд не двинется, ни цепочка на шпильке не звякнет. Перемещаясь по поместью словно призрак или тень, сколько раз она бесшумно возникала за спинами людей – не сосчитать. А ещё она могла пронестись подобно неукротимому вихрю, а людям доставался лишь её остаточный образ. В такие мгновения полы её верхних одеяний разлетались крыльями ядовитой птицы, несущей смерти. Разгон от милой нежной улыбки до выражения лица жестокого убийцы был крайне короток у девы Чжоу, а её резкие развороты на месте стали поистине предвестниками бед. Немногие за пределами поместья Чжоу знали, как этой хрупкой, на первый взгляд, девушке удавалось одним взглядом заставить кровь в телах людей течь в обратном направлении. Чжоу У Ян прекрасно разбиралась в человеческой психологии, поэтому хорошо знала, на что способен человеческий голос. Она говорила спокойно, не повышая голоса, но слышали её все и всегда. Иногда речь её становилась плавной, словно песнь, а иногда появлялись игривые нотки. Какой же ужас охватывал её собеседников, когда госпожа Чжоу резко и без предупреждений понижала голос до шелеста сухой листвы и травы на забытых могилах или, наоборот, повышала до грохота шторма в открытом море. Естественно большинство людей недолюбливало её, боялось, считало бесчувственной, а она не стремилась разрушить подобные мысли, не тратила чувств и эмоций на ненужных.

В силу положения своей семьи, крови и некоторых событий благородной деве Чжоу пришлось выучить русский и английский языки, а также овладеть фармакологией и акупунктурой. Однако не стоило забывать и о традиционных ценностях и конфуцианских устоях: ведение дома, вышивание, музицирование, каллиграфия, литература. Здесь таить было нечего, шкатулки с замочками начинались со слов «старший дядя», «шифу» и «младший дядя». Многих удивлял тот факт, что Чжоу У Ян всегда сопровождали только два её верных слуги, двойняшки Су И Цин и Су Янь Я. Куда бы сильнее они удивились, узнай, что на поясе и в причёске девы Чжоу хранилось оружие, которое спасало ей, холодной и суровой молодой Госпоже Чжоу, жизнь не единожды. Лишь трое в этом мире знали её другую — не ледяную статую, а живого человека. И именно эти "трое" были её самой большой и охраняемой тайной. Живя в мире, где всё подчиняется строгой иерархии, а чтобы выжить, приходится выгрызать себе место под солнцем, Чжоу У Ян научилась скрывать чувства, эмоции, страхи, а последних у нее было очень много. Больше, чем могла бы иметь любая другая аристократка. Она умела бороться с ужасами, умела брать под контроль любой страх, кроме одного. Одиночества. Девушка не боялась месяцами жить одной в большом доме или переехать в совершенно незнакомое место, не боялась громкой тишины, но лишь одна крохотная мысль о потере самых дорогих на свете людей вгоняла её в предистеричное состояние, когда сердце бьётся в глотке, в груди холодеет, а ноги не держат на земле. Она любила дядюшек и тетушек, но после смерти матери семьёй для нее стали шифу, Су И Цин и Су Янь Я. Если этих троих не станет, не станет и Чжоу У Ян.

Несмотря на всю свою знатность и положение в обществе жизнь девушки никогда не была лёгкой. Государство, в котором главенствует конфуцианство, ставит женскую часть подданных в весьма паршивое положение: то нельзя, это нельзя, за это наказание, а это опорочит семью. Род отца, Чжоу, имел древнюю историю. Опора Императора и государства, верный подданный, само собой, господин Чжоу снискал себе благосклонность Императора, вдобавок ещё и в молодом возрасте. Желая отблагодарить верного слугу за его службу, Император выдал за мин гуна* Чжоу одну из своих многочисленных дочерей, Принцессу первого ранга, и с тех пор та стала первой и главной супругой, многоуважаемой госпожой Чжоу.

Господин Чжоу глубоко уважал свою жену и ценил её, но ни о каких романтических чувствах речи идти не могло. И вот, через три года их брака, на свет появилась маленькая Чжоу У Ян. Роды оказались тяжёлыми, а женщина не умерла лишь чудом, поэтому рожать во второй раз ей запретили, соответственно произвести на свет наследника она уже не могла, поэтому посвятила всю себя воспитанию дочери, ставшей отрадой её дней. Женщина давно знала, что её муж влюблён в одну благородную деву из низкой аристократии, поэтому для неё не стало чем-то невероятным, что в итоге господин Чжоу привёл ту в качестве наложницы в свой дом. Пусть он любил другую, главное, что уважал первую жену и любил старшую дочь. Первые тревожные звоночки стали поступать, когда наложница родила дочку и ничуть не раздосадовалась, хотя безмерно стремилась зачать сына, потому что, одаренная всей любовью супруга, наследника она произвела уже через год после дочери. И тут госпожа Чжоу поняла — дни маленькой а-Ян превратятся в Ад.

После родов здоровье женщины резко упало, и она понимала, что жить ей осталось несколько лет, после чего амбициозная наложница возьмёт всё в свои руки и избавится от ненужной старшей дочери, чтобы её дочурке досталось больше. Со слезами на глазах и крохой У Ян под руку женщина пришла к своим старшему брату и младшей сестре и взмолилась, чтобы те защитили племянницу. Видя состояние некогда самой улыбчивой принцессы, брат с сестрой согласились приглядеть за девочкой и дать ей достойное воспитание. Через три года, когда малышке а-Ян было пять, госпожа Чжоу скончалась, а наложница Юань начала своё восхождение. С пеленок прививая сыну мысли, что он наследник и однажды встанет во главе поместья и рода Чжоу, после чего должен будет позаботиться о своих матери и сестре, наложница Юань настраивала детей против старшей дочери, которая была бельмом на глазу. Наверное, у враждующих государств не было такого огромного желания избавиться от соперника, как у наложницы Юань от Чжоу У Ян. Вся проблема заключалась в том, что сделать это не представлялось возможным: отец любил дочь и при нём вредить той было себе дороже, пока же господин Чжоу отсутствовал воспитание девочки брали на себя её старший дядя, являвшийся Великим князем 4-го ранга, и тётя в лице Принцессы 1-го ранга, а, как назло, венцом всего этого был младший господин Чжоу, младший брат нынешнего главы поместья. Ещё в далёком прошлом он отказался от претензий на первенство в роду и стал изучать медицину, результатом чего явился ряд аптек, открытых в четырёх странах, по которым он путешествовал в течение своей жизни, иногда возвращаясь в родовое гнездо.

Младший господин Чжоу не одобрял поведение наложницы Юань и её детей, но открыть глаза на это старшему брату было, пожалуй, труднее, чем отличить в темноте фарфор от фаянса. К тому же, хоть госпожа Чжоу и умерла, но её верная служанка не покинула дом Чжоу, а стала служить Чжоу У Ян. Именно тогда будущая благородная дева познакомилась с Су И Цином и Су Янь Я, что были детьми служанки Су, и сразу прониклась к ним симпатией, отмечая пухлые детские щёчки братика с сестричкой.

Вместе с семейными проблемами накалялась и обстановка внутри государства, а также за его пределами. Отец и старший дядя всё больше и больше были заняты своими прямыми обязанностями, поэтому воспитание девочки легло на плечи тёти, служанки Су и редко возвращающегося домой младшего дяди Чжоу. Борясь между конфуцианством и беспокойством за племянницу, Великий князь прислушался к голосу сердца и в возрасте семи лет отдал У Ян на обучение своему другу, так у девочки и двух её будущих слуг появился шифу, который, видимо, сам того не ведая повлиял на их характеры куда больше, чем стоило бы. С этого момента жизнь Чжоу У Ян стала относительно спокойной, и следующие семь лет она провела за своим обучением и избеганием проблем с наложницей Юань и её детьми, неприязнь к которым с каждым годом только росла. В конце концов всё это вылилось в неприязнь ко всем наложницам, что не входили в императорский гарем или гарем принцев, а так же в неприязнь к некоторым благородным молодым особам женского пола ниже самой Чжоу У Ян по статусу и тем, кто выбился «из грязи в князи».

Очередная беда нагрянула спустя семь лет вместе со смертью служанки Су и попытками наложницы Юань выгнать из поместья её детей. Ни Су И Цин, ни Су Янь Я никогда не смогут забыть тот день. День, когда они поклялись в вечной верности и преданности своей Хозяйке. Маленькая спина Чжоу У Ян, что была лишь на три года старше их самих, отделила осиротевших детей от наложницы Юань и её слуг, не смевших приближаться к старшей дочери семейства Чжоу. Звук хлопка, исходивший от пощёчины, был громче любого гонга, а горящая ладонь юной госпожи горячее тысячи огней. Если бы тогда девушка знала, что спустя ещё восемь лет её «горячо любимый» младший братец «припомнит» ей её же слова: «Пусть ты родила наследника, ты продолжаешь оставаться всего лишь жалкой наложницей. Таким, как ты, не позволено решать что-то за Нас», — она бы сказала слова и похлеще, а может быть, и сделала бы что-нибудь. Во всяком случае, справедливость восторжествовала. Точнее, так считали её младшие сестричка с братишкой.

Незадолго до своей смерти отец договорился о её свадьбе с дальним родственником императора на шесть лет старше самой Чжоу У Ян. Жаль, скончался господин Чжоу задолго до свадьбы. Смотря на табличку с именем отца в храме предков, молодая госпожа Чжоу уже знала, что наложница со своими детьми подставили её, распустив слух о её якобы прелюбодеянии. Ну и шумиха поднялась в городе, даже до столицы дошла. Разумеется, старший дядя и тётя доказали ложь этих слухов, но предстоящий брак было уже не спасти. Наложница Юань сумела выкрутиться, найдя подставное лицо, на которого свалили вину, однако она не могла оставить в поместье дочь, что и не по своей воле, да нанесла урон репутации. Вот таким способом Чжоу У Ян и выставили из дома, отправив к самим гуям* за тысячи ли* от дома в портовый город Российской империи, Владивосток. И даже объяснение нашли этому приличное: во Владивостоке у младшего господина Чжоу находилась одна из самых крупных аптек, над которой нужно взять главенство, так как сам младший господин Чжоу вот уже четыре с половиной года как отошёл в мир иной, а в самом поместье Чжоу о его делах аптечных ведает только Чжоу У Ян. И их совершенно не волновало, как на это посмотрит общественность, всё же коррупцию никто не отменял. Все думали, что девушка воспротивится, но та удивила их, согласившись и отбыв в чужую страну с двумя личными слугами. Она даже дала согласие на то, чтобы младший брат сам приобрёл для неё поместье во Владивостоке, в кое ей предстояло заехать. Тогда наложница Юань со своими детьми ликовали, совершенно не догадываясь: какую весёлую игру для них готовит Чжоу У Ян. Недаром говорят: богомол ловит цикаду, не замечая позади себя воробья.

Отложив кисть, дева Чжоу вздохнула, чуть склонив голову. Изумрудные бабочки, свисавшие со шпильки, пощекотали шею. Чжоу У Ян коснулась их пальцами и посмотрела в окно. Там, на улице, глубокая ночь. Обычно в подобные ночи благородная госпожа напоминала своему шифу, что пора ложиться спать, а теперь сама засиживалась допоздна.

«Шифу уже должен был давно вернуться из Сянъяна. Надеюсь он не поругался со старшим дядей», — девушка закусила нижнюю губу и вытащила из причёски серебряную шпильку с изумрудными бабочками, прижав её к груди. Подарок шифу всегда помогал ей собраться с мыслями.

                 ***

          Твой, словно облако, наряд, а лик твой — как пион,

           Что на весеннем ветерке росою окроплён.

          Коль на вершине Цзюньюйшань не встретился с тобой,

           —Увижусь у дворца Яотай под светлою луной.*

Брови, словно разлёт вороньих крыльев, прямой нос с лёгкой горбинкой, пронзительно-удушающий взгляд глубоких темнее первородной тьмы глаз с ярко выраженными острыми внутренними уголками, высокие очерченные скулы, налитые в меру пухлые губы с выделяющейся надгубной ямочкой, привлекающей внимание к уголкам, притягательный подбородок. Цзинь Инь Цзи отворил врата в свою «обитель» на краю поместья Цзинь, всё ещё ощущая вкус стихотворения Ли Бо на своих губах. Он только что вернулся из Сяньяна, в который ездил по поручению Великого князя 4-го ранга, чтобы окончательно избавиться от всех приспешников министра Вана. Теперь же, покончив с работой, он планировал насладиться долгожданным отдыхом в обществе его прекрасной а-Ян, вкусить приготовленные её руками блюда, услышать тонкий аромат сандала, хайтана, османтуса, иланг-иланга и... бергамота. А-Ян никогда не пользовалась бергамотом, однако многие замечали от неё легчайший шлейф этого аромата, будто бы окутывающий девушку с головы до пят, и дивились диву: как так получалось? Ответ крылся в самом Цзинь Инь Цзи, потому что ароматическое масло бергамота использовал он, а так как а-Ян находилась рядом с ним довольно часто и довольно близко, нотки бергамота перекинулись и на неё, да так и не отпустили. От одной только этой мысли на сердце становилось тепло. Ещё немного и он увидит её, потому что А-Ян всегда встречала его после поездок, ждала у ворот или на крыльце. Однако в этот раз кое-что было не так — Чжоу У Ян и двух мандаринов, Цин-эра и Я-эр, нигде не было, зато в кабинете Цзинь Инь Цзи лежало письмо. Письмо от А-Ян. А вот это действительно было из ряда вон.

 Нахмурившись, Цзинь Инь Цзи схватил со стола письмо и раскрыл его, внимательно вчитываясь в каждый иероглиф. С каждой строчкой лицо его становилось мрачнее, а во взгляде поднимала голову первородная тьма. Ну, конечно! Наложница Юань со своими выродками не стала сидеть сложа руки и воспользовалась тем, что Великий князь 4-го ранга в столице, Принцесса 1-го ранга занята проблемами в императорском гареме, а он сам занят в Сяньяне. От резкого разворота дорогие, даже на вид, многослойные одежды, расшитые растительными узорами, тяжёлая выбитая серебряными узорами накидка, отделанная мехом чёрной лисы, кожаный пояс с серебряными элементами и подвеской из белого нефрита с шёлковой кисточкой — всё взметнулось в воздух, будто комнату заполонили неупокоенные души, от тёмной энергии которых, согласно легендам, шевелилось даже нешевелимое.

—Господин, с возвраще... А-а-а! — служанка, единственная работавшая в этой части дома, вскрикнула от ужаса и шарахнулась в сторону от входа, когда в мизинце от её лица от стенку разбилась чашечка из цзиндэчжэньского фарфора. Сглотнув, она подняла голову и ощутила, как подкашиваются ноги. Женщина потеряла последние силы и упала, где стояла, сталкиваясь с горящими тьмой самой Бездны глазами.

—Вон. — Цзинь Инь Цзи не повышал голос, не орал, не рявкал, но его тон и интонации не оставляли сомнений, что если служанка сейчас не уберётся с глаз долой, она уже никогда не выйдет из этого дома живой, тем более, что Цзинь Инь Цзи было что ей припомнить.

—Как и всегда, сама доброта и любезность, — в покои вошёл Великий Князь 4-го ранга, стряхивая на пороге с тёплой накидки морось. Несмотря на сезон Чушу*, в округе царили сырость и холод, совершенно не свойственные Сучжоу в этот период времени, видимо, зима в этом году будет ранней. Вздохнув, мужчина посмотрел на письмо в руках друга и поднял взгляд. — Значит, ты уже в курсе отъезда а-Ян.

Мужчина сел у окна и взглянул столик для игры в вэйци*, на котором стояли две коробочки с камнями. Отставив коробочки в сторону, Великий князь 4-го ранга открыл их. Первый чёрный камень занял свою позицию, за ним последовал первый белый. Длинные тонкие пальцы со следами шрамов и мозолей из-за постоянных тренировок в юношестве выстраивали каменную паутину, ведя игру с самим собой. Фениксовы глаза, такие же как и у его племянницы, казалось, внимательно смотрели за устроенной на доске битвой, но, на самом деле, следили за Цзинь Инь Цзи, заставлявшим прямые брови Князя хмуриться. Тонкие, однако выделяющиеся губы изогнулись в победоносной ухмылке. Многие могли сказать, что выигрывать у самого себя не имело смысла, но такие люди ничего не смыслили — не обыграв себя, не сможешь переиграть врага, и игра в вэйци с самим собой была просто идеальной для этого, а ещё для построения хитроумных планов. Завершив игру, Великий князь начал неторопливо убирать камешки.

Изначально Великий князь собирался коротко рассказать о том, что здесь произошло, пока его друг отсутствовал по его поручению, но, заметив выражение лица Цзинь Инь Цзи, решил промолчать. Всё-таки даже Великий Князь 4-го ранга предпочитал лишний раз не связываться с Цзинь Инь Цзи в подобном состоянии. Кажется, только Чжоу У Ян было под силу как-то контактировать с этим человеком в его наисквернейшем расположении духа.

—Я еду во Владивосток. И это. Не. Обсуждается. — прошипел Цзинь Инь Цзи, глядя в глаза своему побратиму.

—Цзи-ди, это...Хотя, думаю, ты прав, — вздохнув, Великий Князь подпер голову рукой. — Только тебе я и могу доверить а-Ян. В государстве сейчас неспокойно, да и в Российской империи тоже, а она там совершенно одна... — под глубокими чайными глазами пролегла тень усталости и волнения. —На самом деле, я задумываюсь о том, чтобы снова обручить а-Ян и на этот раз точно выдать замуж.

—Что? — на лице Цзинь Инь Цзи заходили желваки. Сначала покойный господин Чжоу пытался женить дочь, а теперь и её старший дядюшка. — И кто же...кандидат? — скрестив руки за спиной, мужчина встал полубоком, искоса глядя на сидевшего Князя. Неожиданно тот едко ухмыльнулся и посмотрел ему прямо в глаза.

—Тот, кому я могу доверять.

—Да неужели? — слегка склонил голову Цзинь Инь Цзи.

—Когда ты отправляешься?

—Завтра.

—Хм, — кивнул Великий Князь 4-го ранга. — У тебя под рукой была простая фарфоровая чашечка с корявыми пионами, но ты предпочёл разбить дорогую с изысканной росписью. Если бы а-Ян узнала, что ты так лелеешь её работу, она была бы счастлива.

Цзинь Инь Цзи бросил на своего друга, чувствовавшего себя в его доме как в своём, короткий, но многообещающий взгляд. Короткие ногти впились в кожу ладоней. Сжав челюсти, мужчина отвернулся к окну и сложил руки за спиной. Ему даже не требовалось спрашивать, и без этого знал, что с отъездом его ученикам помог его же друг, Великий князь 4-го ранга, и, без этой особы просто ничто, касающееся Чжоу У Ян, не могло обойтись, Принцесса 1-го ранга. Организовывай всё исключительно нынешний глава рода Чжоу, являвшийся младшим братом а-Ян, его старшая сестрица и чёртова мамаша... Даже думать не хотелось, что могло бы случиться. Выдохнув, мужчина опустил взгляд на валявшиеся осколки фарфора.

Цзинь Инь Цзи никогда не был хорошим человеком. Он даже не пытался казаться таковым. «Хороших» людей и без него в этом мире хватало с лихвой. Пожалуй, их было даже в избытке, как он далеко не раз замечал. Да и зачем стараться быть хорошим, если какая-нибудь свинья всё равно устроит себе загон на вашей репутации? К своему великому сожалению думал Цзинь Инь Цзи так не всегда. В его жизни был период, когда он каждые день и ночь лез из кожи вон, старался во всём быть лучшим, хорошим, желал получить одобрение и хотя бы немножко любви — детство. Он был самым младшим из трёх детей в семье и самым ненавидимым. Его отец, глава рода Цзинь, ценил и уважал узы брака, как и его предки, поэтому в их семье мужья всегда имели одну-единственную жену. Согласно простой логике, когда все дети в семье от одной женщины, между ними не должно быть вражды и ненависти, так как в любом случае в их обществе всё получает именно старший сын, младший никогда не претендует. Невероятно глубокое заблуждение, потому что одна мать это ещё не гарант нормальных отношений в семействе.

С пренебрежением в свою сторону Цзинь Инь Цзи столкнулся, как бы банально не звучало, с первых дней своей жизни. Хотя, нет. Ещё в утробе, а в дальнейшем это просто развивалось до невероятных масштабов: в возрасте четырёх лет его отправили жить на отшиб поместья в старый холодный и почти необитаемый павильон, в котором, помимо него, жила всего лишь одна служанка, которой было совершенно наплевать на то, что будет с маленьким мальчиком. Порой эта женщина забывала его покормить, а если он умудрялся подхватить простуду, то мог надеяться только на себя. Спустя непродолжительное время подобного «житья» в доме появился ещё один обитатель — Наставник, коему поручили обучение мальчика. Этот человек особо от служанки не отличался, но хотя бы преподавал нормально, не забивая на это дело кол. В то время Цзинь Инь Цзи старался так, что порой сваливался с истощением или изнеможением, искренне не понимая: чем он не угодил родителям, старшим брату и сестре, почему они его не любят и считают бельмом на глазу.

Правда вскрылась, когда ему стукнуло 13 лет. Задержавшись на занятиях по боевым искусствам, он возвращался в свои покои позже обычного и стал невольным свидетелем разговора служанок. Тут-то всё и встало на свои места. Цзинь Инь Цзи всегда знал, что между его родителями нет любви и что брак их был заключен по договоренности родителей, но даже подумать не мог, что отец подозревал матушку в измене с другим мужчиной и считал, что его второй сын был рождён от этого мужчины. Упрекаемая мужем в отсутствии верности и уважения, госпожа Цзинь возненавидела дитя, превратившее её жизнь, по её же собственному мнению, в сплошные страдания. О ней ходили слухи по поместью и в городе, родители мужа упрекали на чём свет стоит, собственные родители также не вставали на сторону дочери, а, в конце концов, муж и вовсе ограничил передвижения своей жены, запрещая ей покидать дом. Вот матушка и вылила свой гнев на него, а вместе с ней и вся семья. К тому моменту его сердце и душа напоминали разодранное решето, поэтому открывшаяся правда стала последней порвавшейся струной. Цзинь Инь Цзи решил, что с него хватит. Он не будет больше стараться добиться любви, которой ему не ведать никогда. Сколько себя помнил, он мог положиться только на себя, добиться чего-то только собственной силой. Вот и добивался. Если его считали бельмом, он станет этим бельмом, спасибо, в деньгах он был не стеснён, потому что такая семья, как Цзинь, не могла выставить себя в настолько дурном свете и потерять лицо.

Вот так он и начал прожигать свою жизнь: гулять дни напролёт, не ночевать дома, посещать «весенние» заведения и питейные, только про учёбу не забывал, даже умудрился завершить обучение раньше, чем другие молодые люди, а оставшееся время жил так, как получалось. До одного момента. Когда ему было 15 лет, на пороге их дома появился Великий князь 4-го ранга собственной персоной. К тому времени его старший брат уже был занят делами, касающимися Императорского дворца, а именно военной подготовкой армии Великого князя. На ужин собралось всё семейство Цзинь, и Цзинь Инь Цзи в том числе, правда, ушёл он с него демонстративно рано. Каково же было его удивление, когда Великий князь ушёл вслед за ним и дошёл до самого павильона Цзинь Инь Цзи, в котором тот решил на ночь глядя немного попрактиковаться. И практику его увидел Великий князь 4-го ранга, да непросто увидел, а весьма и весьма высоко оценил, предложив сразиться. Разумеется, Цзинь Инь Цзи проиграл. Куда ему, пятнадцатилетнему мальцу, до прославленного двадцатитрёхлетнего воина с огромным опытом за плечами? Только вот выиграл он от этого намного больше, ведь у них с Великим князем оказалось довольно много общего. Похожие взгляды на жизнь, политику, экономику, стратегию, военное дело, страсть к боевым искусствам — всё это сплачивало их, постепенно делая верными и единственными друзьями друг для друга, а потом и вовсе побратимами. В итоге, к своим восемнадцати Цзинь Инь Цзи работал под началом Великого князя 4-го ранга, часто отправляясь на задания как по их государству, так и за его пределы.

В Цзинь Инь Цзи Великий князь увидел того, кому он мог доверить свои печали и радости, а и одно, и другое было связано с его семьёй, конкретнее с племянницей, семилетней Чжоу У Ян. Отчасти Цзинь Инь Цзи понимал, как нелегко приходилось девочке после смерти матери, но сочувствия себе не позволял, не желая унижать столь сильного для своих годов человека жалостью. Знал бы он тогда, чем это для него обернётся...

Свою работу Цзинь Инь Цзи ценил и выполнял всегда исправно, Великий князь 4-го ранга ни в чём не мог придраться к нему, однако время от времени Цзинь Инь Цзи желал послать своего августейшего друга в пешее эротическое и чего-нибудь острого в дорожку покидать, ибо тот такие задания иногда подкидывал, что без алкоголя о них думать не хотелось, а браться стоило только после того, как первый пар выйдет. А ещё Княже умел шутить... Хорошо, гад, шутить. Поэтому его слова о том, что он хочет, чтобы Цзинь Инь Цзи занялся обучением его племянницы и двух её личных слуг, он тоже воспринял за шутку, пока все перечисленные не появились на его пороге. Впервые за долгое время он позволил себе выражаться от всей души, не стесняясь в словах, только бы донести свой отказ до одной Великокняжеской головы. Не получилось, тот стоял на своём. Однако за это Цзинь Инь Цзи был благодарен другу, потому что с приходом в его жизнь Чжоу У Ян, Су И Цина и Су Янь Я в ней появился смысл. И год от года этот смысл продолжал расти, пока не превратился в нечто большее и прекрасное, а вместе с тем и ужасное. Но не для самого Цзинь Инь Цзи. Нет, он не чувствовал ни капельки вины ни за свои чувства, ни за свои желания. Он не был хорошим человеком. Он был жаден до счастья. Он больше не был несмышленым юнцом, которого Великий князь 4-го ранга мог уложить на лопатки. Сейчас у него были сила, власть, деньги. Он мог защитить ту, которую любил нежно и страстно, любил глубоко искренне и преданно. Ту, которую желал всем своим существом, видел во снах. Ту, которую ценил и уважал.

Он шёл по головам, не боялся замарать руки в крови, не видел ничего ужасного в угрозах, шантаже и манипуляторстве. Он мог подставить ради своей выгоды и совершенно этого не скрывал. Он ненавидел лицемеров, улыбающихся ему в лицо и держащих в это же время нож за спиной. С подобными отбросами он разбирался с особым наслаждением, смакуя их крах, словно вкуснейшее вино. Он был змеёй, научившейся перекидываться в тигра. Он наслаждался мучениями и бедами своих врагов, медленно, капля по капле, подливая масла в огонь их несчастий. Он был эгоистом. Чудовищем. Монстром. Многоликой тварью. Он был Цзинь Инь Цзи. Пусть в глазах других он негодяй, урод, мразь и что там ещё причитается — ему всё равно. Плевать на этих жалких людишек. Главное, что самая желанная пара глаз в этом мире всегда смотрит на него с сиянием и верой, а любовь... Любовь он в этих глазах взрастит медленно, шаг за шагом. Взрастит шёпотом, нежностью, трепетом, ропотом, страстью, уважением, искренностью. Он умел ждать, всё-таки ждал же шесть лет, а ожидание, как говорится, вознаграждается.

Вот так Цзинь Инь Цзи и оказался ранним утром на Адмиральской пристани, среди владивостокской сырости сентября. Выловив мальчишку-носильщика — иногда таких, решивших подзаработать немного денег детей, можно было встретить на пристанях или вокзалах — и заплатив ему чуть больше, чем полагалось, мужчина указал на свой багаж, часть которого он нёс сам. Мальчик шмыгнул носом, поправил выбившуюся пшеничную прядь и шустренько занялся багажом. Найти экипаж также не составило проблем, правда, кучер смотрел на него так, словно увидел всадника с саблей наголо. Цзинь Инь Цзи приподнял бровь, в остальном не поменявшись в лице, и кучер быстро сменил выражение своей физиономии, пока мальчик-носильщик продолжал исподлобья во все глаза разглядывать заморского господина, говорившего на их языке практически без акцента.

—Куда, сударь, изволите? — улыбнулся кучер, пытаясь скрыть свой шок, пока парнишечка устраивал багаж.

—В поместье Винаровских.

Дав все необходимые кучеру указания для дороги, Цзинь Инь Цзи легко вошёл в карету и устроился на сидении. В Российской империи он был не впервые. За свои тридцать три года он успел побывать в этой огромной стране четыре раза, а если считать и его нынешний приезд, то получается пять, но вот Владивосток он на продолжительный срок посещал впервые. В городе он был пару раз, не задерживаясь дольше, чем на неделю. Правда, при всём этом на его имя было куплено поместье Винаровских, причём за приличную сумму, так, на всякий случай. После смерти мужа маркиза Винаровская не могла самостоятельно справляться с поместьем, а единственный ребёнок, дочь, давным-давно вышла замуж и перебралась в имение мужа в Дербишире, обосновалась там и не горела желанием возвращаться во Владивосток, предложив матери переехать. Недолго думая, маркиза выставила поместье на продажу, и Цзинь Инь Цзи его приобрёл, планируя в дальнейшем несколько его перестроить и перепродать за более высокую цену. Однако после покупки у него не доходили ни руки, ни ноги остановиться в этом месте. И вот теперь ему представился случай не просто немного пожить в приобретённом поместье, а обосноваться в нём на неопределённое, но явно продолжительное время. Стоило заметить, что дороги в городе оставляли желать лучшего, а ему по ним придётся часто кататься, так как, само собой, Великий Князь не мог отпустить его в Российскую империю и не дать задания государственной важности. Благо, к центральным улицам ситуация с дорогами нормализовалась.

За окном кареты город постепенно оживал, улицы наполнялись людьми, открывались магазины и лавки, начинали работу другие заведения, только Цзинь Инь Цзи было на всё это плевать. Как только карета остановилась, он вышел из неё так, что беднягу кучера чуть сердечный приступ на месте не хватил.

—Надеюсь, вы подождёте меня, — приторно улыбнулся мужчина, доставая на свет дополнительную «плату». — А ещё я буду вам очень признателен, если вы поможете мне занести багаж в мой дом. Видите ли, я очень спешу. Сам быстро не управлюсь.

Деньги воистину творили чудеса. Хрюкнув от смеха, кучер изъявил рьяное желание помочь, пуская слюни на деньги. Взяв пару чемоданов, Цзинь Инь Цзи зашагал по подъездной дорожке, снова не обращая внимания на обстановку, в отличии от разглядывавшего всё подряд кучера. Поместье Винаровских находилось недалеко от центра города и не имело ворот, зато своими каменными лестницами и обнимавшими дом деревьями выделялось издалека. Буквально взлетев по лестнице с грацию райской птицы, Цзинь Инь Цзи достал ключи и отворил двери. Стоило остаткам багажа коснуться пола, он сразу же выпроводил возницу за порог и захлопнул перед его носом двери, предварительно всучив деньги. Несмотря на отсутствие хозяина поместье выглядело ухоженным, а самое главное подготовленным к его прибытию. Хорошо, что после его приобретения Цзинь Инь Цзи предложил нескольким слугам продолжить свою работу, чтобы в поместье всегда поддерживались чистота и порядок, а перед своим отбытием он отправил им письмо. Он покидал Сучжоу столь поспешно... Хорошо, что письмо прибыло вперёд него.

Цзинь Инь Цзи предпочёл бы смыть с себя дорожную пыль, но время слишком поджимало, поэтому, проследовав за выбежавшим в холл слугой, который увидел нового хозяина, когда тот поднимался по лестнице, оказался в хозяйских покоях. Рассматривать по пути он ничего не стал, даже сами покои не привлекали внимание, ибо этим он мог заняться позже — поместье никуда от него не убежит. Раскрыв один из чемоданов и извлеча из него чистую, свежую одежду, мужчина налил в специальный тазик воды из принесённого слугой кувшина, скинул с себя одеяния, ощущая небывалую лёгкость, когда последний слой ткани, упав с его плеч, оголил острые лопатки и точёные ключицы. Окунув в прохладную воду полотенце и отжав его, Цзинь Инь Цзи обтёр своё тело, стараясь не пропустить ни единого участка. Закончив с лёгким омовением, он повесил полотенце на бортик тазика и переоделся. Сейчас он был просто Цзинь Инь Цзи, только что приехавшим новым хозяином поместья Винаровских, поэтому предпочёл более свободные от официальности одежды, чем-то напоминавшие одеяния давно ушедшей династии. Он не стал использовать пояс на верхнем пао*, а просто завязал тесёмки на груди и накинул на плечи кроличий меховой воротник.

Когда он покинул дом, повозка исправно ждала его всё на том же месте.

— В поместье графа Петрова.

—Э..! — невольно вылетело у кучера от услышанного. Ответив улыбкой на улыбку, возница кивнул и стегнул лошадь, стоило его клиенту занять место. — Что-то популярно это поместье в последнее время стало, как раз-с с тех пор, как владелица новой китайской аптеки туда въехала. Слышал, вот-вот открыться должна. Сударь, а чего ж вы едите сюда? Чем наш Владивосток так привлекает вас?

—Не одежда красит человека, так чем же меня может привлечь этот город...сударь? — усмехнулся Цзинь Инь Цзи, возвращая кучеру его же обращение с долей яда в голосе. Мужчина вздрогнул и понял, что пусть аристократ этот и улыбается да выглядит приветливо, но вот разговоры с ним водить не стоит. Поэтому, решив не повторять своих ошибок, дальше он поехал тихо во всех смыслах, молча и объезжая каждую ямку, а получив остатки своих честно заработанных у ворот поместья, и вовсе дал дёру.

Вздохнув, Цзинь Инь Цзи окинул видимую часть поместья оценивающим взглядом, отмечая, что сады здесь весьма и весьма хороши. Он уже собрался дать о себе знать, как на главной дороге, ведущей к центральному входу, появился нежно-розовый вихрь с голубеньким поясочком и задорной улыбкой. Су Янь Я. Девчушка неслась к нему так быстро, что в пору было начинать волноваться, как бы носом не запахала. За мгновенья отворив ворота, она поклонилась ему и крепко обняла.

—Шифу!

Цзинь Инь Цзи погладил Су Янь Я по голове.

—Мы так по вам скучали! Каждый день вспоминали Вас! Но, — служанка отлепилась от любимого Наставника и посмотрела на него. — Что Вы тут делаете?

—Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответ? И вообще, долго своего Наставника у ворот собралась держать? — по-доброму ухмыльнулся мужчина. — Я-эр, где а-Ян?

—Госпожа? На втором этаже в этой...как её...Гостиной. — неожиданно девчушка осеклась и надула щёки, напоминая грозовую тучу. — Шифу, на самом деле, в этой гостиной есть одна большая и наглая проблема. Скорее идёмте.

Схватив мужчину под руку, Су Янь Я буквально потащила его за собой, пока сам Цзинь Инь Цзи пытался понять о какой проблеме шла речь. Эта «проблема» ему уже не нравилась, поэтому он сосредоточил всё своё внимание на предстоящей встрече с Чжоу У Ян.

—Госпожа! Госпожа! Шифу приехал! — Су Янь Я отворила двери в гостиную, и сердце Цзинь Инь Цзи словно снова забилось в груди. Его а-Ян... В синих и голубых шёлковых одеждах, с простой причёской и шпильками, подаренными им. Раскрытые губы, неверящий взгляд и... какой-то черноволосый петух в халате в соседнем кресле.

—А-Ян, а что это за попытка природы женить обезьяну на еже? И почему он в твоем доме?

_______________________________________________________________________________

Мин гун — Гун или мин гун , неимперский герцог. Герцог, не принадлежавший к Императорскому роду.

Гуй — Призрак/чёрт/демон

Ли — Единица измерения расстояния, в указанные года равнялась, примерно, 500 м.

Сезон Чушу — Один из 24 сельскохозяйственных сезонов в Китае. "处暑" (Чушу) или «Окончание жары» — это переходный сезон от летнего зноя к осенней прохладе. Начинается процесс перехода природы от зрелости к увяданию. Наступает период жатвы, поспевания фруктов. Полным ходом идет сбор винограда. Начинается, примерно, 23 августа и длится до 8 сентября.

Вэйци — Логическая настольная игра с глубоким стратегическим содержанием, возникшая в Древнем Китае, по разным оценкам, от 2 до 5 тысяч лет назад. Первыми в ней ходят чёрные камни.

Пао — Длинная рубаха/майка-халат. Он очень богато расписывался для знати. Легкая версия могла не иметь воротника.