Онлайн чтение книги Коготь один Talon one
Глава 1- Улыбка

Я плаваю меж сном и явью, наблюдая за тем, что

творится за стенами моего дома. Я вижу

сквозь прозрачную стенку буквы и цифры,

написанный поверх нее, поверх меня-

«Образец13». Их написали там не для моего

развлечения, так что я вижу их с другой

стороны, перевернутыми. Но времени у

меня хоть отбавляй и постепенно я понял,

что они обозначают. Это как номер дома

и фамилия владельца на почтовом ящике.

Но это не моя фамилия. У меня ее и не было

то никогда, если подумать хорошенько.

Если вспомнить...

А я помню. У меня всегда был только позывной.

Коготь1. Единственная истинно моя вещь,

но чаще всего использовал ее не я сам,

что было бы логично, справедливо, а те,

кто со мной говорил. Нет- разговор ведут

оба собеседника, а я же не произносил

ни слова, а только слушал тех, кто говорил

мне о том, куда мне следует идти и что

там следует сделать. Большей частью,

после этого я обретал тело вновь- начинал

чувствовать свои руки и ноги. Так что я

был благодарен, хоть почти всегда сразу

же после этого накатывала боль.

«Боль-это признак того, что ты все еще жив».

Откуда я взял эту цитату? Мне не давали

читать ничего, кроме инструкций к тем

вещам, что были моими помощниками во

время выполнения приказов от бесчисленных

майоров, полковников, генералов. Я не

помнил лиц этих людей, но помнил их

чистые, с иголочки формы, украшенные

блестящими стекляшками, и их новенькие

кобуры.

А вот всех моих помощников я помнил хорошо,

так, словно и их изображения и характеристики

выжжены в моем разуме раскаленным

докрасна клеймом- штурмовая винтовка,

калибр 7, 62, магазин на 40 патронов, вес

позволяет взять с собой еще 5 запасных

обойм; пистолет, калибр 9, магазин на 15

патронов, вес позволяет взять с собой

еще 5 запасных обойм; пистолет-пулемет,

калибр 9, магазин на 30 патронов, вес

позволяет взять с собой еще 3 запасные

обоймы; нож, длина лезвия 14 см, тыльная

сторона клинка заменяет пилу; нить с

алмазным напылением- хранить в футляре.

А иначе вновь придет боль.

Но она уходила со временем, или же после укола,

что мне делали люди с красными крестами

на плечах. И так, и так- мне становилось

лучше, и я мог впитывать окружающий

меня мир. Хоть и смотрел на него сквозь

прорезь прицела, я видел многое и многих.

Люди, такие разные, такие живые и громкие-

после встречи со мной становились очень

тихими. Я заставлял замолкнуть не только

тех, кто был жив, но и то, что таковым не

было. Машины, корабли- они были теплыми,

как люди, шумели, как люди, затихали, как

люди. Но они не были людьми.

«Парадокс»-я знаю это слово. Я читал его на губах

тех, кто стоял перед моей камерой- двое

в мундирах с погонами генералов, и трое

в белых халатах. Они махали руками и

озвучивали цифры- насколько я мог успеть

за их губами, Халаты хотели меня

утилизировать. Я не знал такого слова,

но звучало оно неприятно. Неприятно мне

было и от того, что Халаты, которых я

видел каждый день с момента рождения

моего «Я», говорили о том, что меня пора

«утилизировать».

Но Мундиры не хотели подобного исхода- на

их губах были только «превосходные

показатели» и «стабильный фронт». А они

явно были теми, кто отдает здесь приказы.

Так что Халаты оставили идею о моей

«утилизации». Но это не было моей победой,

так как с тех пор меня не выпускали.

Мундиры более не приказывали мне, вместо

этого они выпускали из клеток моих

братьев. Я знал, что те, кто занимал

клетки рядом, были мне родными- их лица

были похожи на мое отражение, а их рост

и мышечная масса были идентичны моим.

Мало того, мы были братьями не только

по крови и плоти, но и по оружию. Я и они

сражались плечом к плечу среди руин

городов, в холодных глубинах открытого

космоса и мертвых пустынях колоний.

Мои братья продолжали оставлять свои клетки,

чтобы бродить там, на свободе, чувствуя

ее сладкую боль. И не все из них

возвращались. Почему? Я часто задавал

себе вопрос и всегда в памяти всплывала

та боль, что я ощутил на той планете,

среди руин города, чей свет был виден

даже с орбиты. Меня с 99 моими братьями

десантировали на нее с орбиты. Подобно

метеорам, мы падали навстречу плотному

огню орбитальной обороны. Но противник

в основном целился в транспортники,

несущие в своих бронированных тушах

наши БТР-ы, так что большая часть снарядов

пролетала мимо нас. Но некоторые все же

находили свои цели, проделывая в броне

моих братьев огромные дыры. Я не ощущал

по этому поводу ничего, ведь по возвращении

они всегда были в своих капсулах,

выглядящие вполне исправными.

И сейчас я был вполне спокоен, ведя огонь из своей

винтовки по беспорядочно двигающимся

внизу людям, по мере сил прикрывая моих

братьев. И тут меня настигла боль, которой

я не чувствовал прежде- пуля, выпущенная

снайпером, пробила мою броню в районе

груди и вывела из строя маневровый

двигатель костюма. Я рухнул вниз и,

пролетев двадцать метров, упал среди

обломков одного из наших транспортов.

Рация вышла из строя, так что я мог только

ждать. Но в то время у меня был другой

приказ, и я не мог его ослушаться. Выпрямив

тело,я скатился вниз и едва не заснул

от боли, когда все нервные рецепторы

одновременно подали тревожные сигналы

в мозг. Я не мог подавить это, как всегда

делал ранее, и ощутил нечто новое- тревогу

за то, что я могу заснуть навечно.

Неизвестно почему, но это ощущение крепко засело

в моем мозгу. И всплывало с раздражающей

регулярностью, хоть я и пытался отогнать

и заблокировать его, подобно течи. А

если появляется течь, то вскоре появится

и еще одна, и еще. И все, что я мог сделать-

это сражаться с ними, чтобы продолжать

быть эффективным и нужным. Чтобы Мундиры

продолжали время от времени меня

выпускать. И долгое время мне удавалось

это- по-крайней мере, я выходил из клетки

гораздо чаще остальных. Но стрелки на

часах бежали вперед, и мое сражение с

моими ощущениями становилось все более

ожесточенным. Их было все больше и я,

как эффективный солдат, был вынужден

искать новую стратегию.

Ей стал компромисс. Когда Мундиры считали, что

я могу выполнить их приказ в одиночку,

я позволял своим ощущениями вести меня

в те моменты, когда был один. Как в тот

раз, когда осуществлял разведку

горнодобывающего комплекса «Астра3».

Я быстро вывел из строя транспорт

террористов, тем самым отрезав им путь

к отступлению. Они больше не могли сделать

то, за чем пришли- а именно взорвать

объект, без того, чтобы не навредить

самим себе, и были вынуждены

забаррикадироваться в центре управления

работами.

Они не могли сделать большей глупости, разве

что попытаться покинуть комплекс, что

было равноценно смертному приговору.

Впрочем, в обоих вариантах их ждала боль

и сон, но я бы сделал все куда быстрее,

чем температура. Определенно, быстрее.

Я отметил этот факт, пробежавшись до

шахты. Огромный корпус резчика ждал

меня неподалеку от входа, и, быстро

забравшись в кабину, я уставился на

картину, украшавшую потолок. На ней был

изображен человек, почти лишенный одежды

и прикрывающий гениталии своими руками.

Неизвестно почему, но я не мог отвести

от этого изображения глаз. И, как и

всегда, я начал анализировать изображение,

стараясь сделать это как можно быстрее,

одновременно заводя резчик.

Когда я развернул машину и медленно двинулся

к зданию, подробный анализ был уже готов.

Длинные темные волосы контрастировали

с голубыми глазами, а молочные железы

имели размер выше среднего. Подтянутый

живот и крепкие бедра, в целом, мышечная

масса свидетельствует о нахождении этого

человека в неплохой форме. Несомненно,

угроза присутствует. Но почему я ощущаю

не ее, а некое волнение и явные термальные

отклонения в области паха?

Вопросы исчезли сами собой, когда резчик вгрызся

в стену станции, моментально проделав

в ней широкий сферический проем. В моей

руке моментально появился пистолет, а

свободной я направил рычаг влево,

направляя машину к укрепленному корпусу

для того, чтобы проделать себе дорогу

сквозь щиты. Противник попытался

контратаковать, послав против меня

четверку закованных в экзоскелеты

класса «Самурай» солдат.

Я дождался их появления в укрытии, чтобы получить

побольше информации о противнике по их

движениям и скоординированности

действий. Мне хватило трех секунд, чтобы

увидеть неуверенность и неопытность,

и использовать их по-полной. Ударом

кулака активировав реле системы

пожаротушения, я снизил видимость в

зале почти до нуля, и, задержав дыхание,

спрыгнул вниз, на плечи одного из

противников.

«Самураи»печально известны из-за своего

недостаточного обзора. Недостаток, не

искупаемый их скоростью. Я успел закрепить

на затылке экзоскелета небольшой заряд

Н-текса, позаимствованный мной в кабине

резчика, и отпрыгнуть в сторону до того,

как он сдетонирует и проплавит металл

насквозь. Взрывная волна была недостаточной

для того, чтобы заставить остальных

потерять равновесие, но вполне достаточной,

чтобы отбросить меня в сторону. Я

использовал это, чтобы сократить

расстояние до одного из противников и

прилепить еще один заряд к его спине.

Он развернулся и едва не снес мне голову,

но я успел закончить и отскочить прочь.

Еще один взрыв- еще один выведенный из

строя противник.

Остальные открыли огонь и открыли его вслепую.

Глупо и опасно. Я дал одному из них

заметить себя и, когда он вновь начал

стрелять, вывел трассы пуль на его

приятеля. Ощущения, появившиеся у меня

в тот момент, когда тот ответил огнем

на огонь, были необычными. Мои мимические

мышцы, а именно та их группа, что я никогда

не использовал прежде, внезапно

активизировались, и мое лицо исказилось

в том выражении, что называлось «улыбка».

Я знал его из слов, написанных на плакате

в медчасти, где я был пару раз. «Широкая

белоснежная улыбка- признак здоровья».

Помню, я тогда еще задал себе вопрос о

том, почему я, несомненно здоровый, не

улыбаюсь никогда.

Но теперь, в тот момент, когда изрешеченные

огнем экзоскелеты рухнули на пол, этот

вопрос, время от времени терзавший меня,

исчез и я почувствовал облегчение. И

улыбнулся еще шире. Забравшись обратно

в резчик, я вновь посмотрел на изображение

того человека и улыбнулся ему перед

тем, как отправить машину вперед, к

стене, отделявшей бронированную и

изолированную коробку центра управления

от остальной станции. Перед моими глазами

мелькнул план здания и я смело вдавил

рычаг газа, заставив резчик прогрызть

мне путь сквозь металл.

Когда стена остается за спиной, я покидаю

машину и следую отработанному алгоритму,

бросая перед собой небольшие светошумовые

гранаты, чтобы дезориентрировать

противника и добраться до одной из

панелей управления. Очки тут не помогут,

так что мне приходится смириться с

необходимостью движения вслепую. Все

подобные станции сделаны по одному

образцу- производственная необходимость,

так что моя задача упрощена до предела.

И я без проблем добираюсь до панели,

ориентрируясь на ощупь и на звук.

Подключившись к системе безопасности, я изучаю

изображения с камер, а после, узнав то,

что мне нужно, отключаю их. Как и свет.

Теперь мне нужны мои глаза,так что я

снимаю глушилки и, вооружившись

пистолетом, двигаюсь вперед ровно до

тех пор, пока не достигаю лифта. Он

стопроцентно отключен террористами

заранее, но он и так мне не нужен. Что

мне нужно, так это шахта лифта- прямой

путь наверх. Там нет лестниц, так как

роботам- ремонтникам они не нужны. Равно

как и приказ из центра на ликвидацию

поломок. Так что я перерезаю кабели

неподалеку от дверей и жду, пока не

услышу равномерное гудение приближающегося

снизу робота. А потом седлаю его.

Он никак не отреагировал на мое поведение, только

слегка просел и его двигатели заурчали

сильнее, компенсируя увеличенную

нагрузку. Так же флегматично он отнесся

и к моему вмешательству в его системы.

Робот быстро стал набирать высоту, а

вместе с ним и я. И, когда двери лифта,

находящиеся на три уровня выше, поровнялись

с ними, я остановил своего металлического

скакуна и прислушался к происходящему

за металлом дверей. Крики самых

разнообразных эмоциональных окрасок-

от ярости, до боли.У террористов были

заложники.

Это не меняло моих целей, но слегка скорректировало

варианты моих действий. Что было странно-

обычно я относился к гражданским людям

нейтрально, но теперь что-то изменилось.

Я не хотел, чтобы они испытывали боль.

Я знал, что она не вызывает улыбки,а

улыбка- признак здоровья. Значит, то,

что ее не вызывает, вредит ему. Я еще раз

прислушался и вернулся к управлению

роботом. У него был небольшой контрольный

дисплей и я воспользовался им, чтобы

кое-что добавить к его алгоритмам.

Лезвием своего ледоруба я слегка приоткрыл

двери лифта, чтобы рассмотреть помещение

и не был особо удивлен увиденному. В

центре помещения, в окружении шести

«Самураев» стоял высокий человек, а у

его ног лежали несколько заложников,

освещаемые светом из прожекторов на

плечах экзоскелетов. Еще один “Самурай''стоял возле лифта, словно сам хотел

осмотреть его получше. Пару минут я

изучал обстановку, а после закрепил на

корпусе робота дымовую шашку и, выставив

интервал в три секунды, резко поднял

робота вверх и, открыв ледорубом двери

лифта, подцепил его лезвием часового у

лифта, вонзив острие прямо в его

приоткрытое забрало.

Противник с воплем полетел вниз, а я спрыгнул с

робота и отправил его в полет через

комнату. Террористы с воплями открыли

огонь по нему, а я смог беспрепятственно

добавить к дыму, разносимому по помещению

тушкой ремонтного робота, еще пару

шашек, а после вплотную заняться

ликвидацией противника. Высокий человек

без экзоскелета был явным лидером, так

что он был номером один среди моих целей.

И он благополучно покинул список ногами

вперед, когда мой ледоруб вошел глубоко

в его затылок.

Откатившись в сторону, я вытащил пистолет, одновременно

задаваясь вопросом, почему я использовал

против него именно ледоруб, когда мог

просто застрелить его? Это была бы

наиболее эффективная стратегия, но в

тот момент я думал о боли, что тот причинил

заложникам. И не мог действовать иначе.

Как не мог как-то иначе обезвредить и

тот «Самурай», что стоял ближе всего ко

мне. Его забрало было приоткрыто, и я в

прыжке сунул туда дуло пистолета и

сделал два выстрела, превратив лицо

противника в месиво.

Лучи прожекторов оставшихся «Самураев», до

того бродящие по углам, теперь

поворачивались ко мне, так что я аккуратно

ускользнул за спину одного из них и уже

было потянулся за очередной порцией

Н-текса, но тут вспомнил о заложниках и

той боли, что я ощутил при взрыве. Моя

рука сама вновь вытащила пистолет, а

тело устремилось вбок, мимо шахты лифта.

Я должен был обезвредить экзоскелеты

другим способом, и я уже знал как.

Пробегая мимо автомата с закусками, я ударом

рукоятки пистолета разбил стекло,

отделявшее голодного потребителя от

еды, и лучи прожекторов сразу-же

повернулись к коридорчику. Не дожидаясь

того момента, когда «Самураи» устремятся

за мной, я свернул за угол и, бросив за

спину пару светошумовых гранат, закрыл

глаза глушилкой. Вопли ослепленных

противников, донесшиеся из коридора,

заставили меня улыбнуться вновь и я

сохранил это выражение лица вплоть до

того момента, как добежал до них и

закрепил бомбочки на их шлемах.

Теперь в зале осталось лишь трое террористов

и они заметно нервничали, если судить

по дерганым движениям лучей их прожекторов.

Я по-опыту знал, что подобный оппонент

способен на спонтанные и весьма

неожиданные действия, так что теперь

мне придется вывести их из строя быстро

и одновременно, пока никто из заложников

не пострадал.

Добравшись до панели, я быстро понял, что мне следует

делать и, проверив затвор на плавность

и легкость хода, достал из кармана на

поясе обойму с бронебойными. Вставив

магазин в пистолет, я передернул затвор

и, положив оружие рядом с собой, осторожно

пометил небольшой кусок Н-текса на шлейф

кабелей связи, а после соединил его с

детонатором и выставил на десять секунд.

А сам,оставив бегущие по экрану секунды

позади, быстро, но бесшумно, прокрался

по коридорчику, мимо поверженных

«Самураев» и остановился на границе

света и тени, ожидая сигнала. И он не

заставил себя ждать- сдетонировав,

взрывчатка закоротила систему связи,

породив помехи. Все принимающие устройства

в помещении выдали резкий и высокий

звуковой сигнал, в том числе и рации

террористов. Они потеряли концентрацию

и я использовал их промах по максимуму,

тремя точными выстрелами продырявив

им шлемы.

Помехиутихли, и воцарилась мертвая тишина,

нарушаемая лишь воем ремонтного робота,

все еще летающего в дальних помещениях.

«Самураи», лишенные контроля своих

операторов, медленно осели на пол, а я,

держа оружие у бедра, вышел вперед и,

впервые за миссию, включил коммуникатор

и передал на базу- дрейфующий около

планеты крейсер Космофлота РФ, сообщение

о том, что ситуация находится под

контролем. А после развернулся и пошел

прямо к панели, чтобы вновь оживить

станцию, возобновив подачу электроэнергии

и работу камер и лифтов.

Заложники к тому времени уже слегка успокоились

и, догнав меня, попытались получить

ответы, которых я не знал. Слова,

произносимые ими, не имели для меня

смысла, и таяли во внезапно накатившем

на меня чувстве голода. Его я знал,

поскольку оно напрямую влияло на мою

эффективность. Но раньше я испытывал

его лишь в те моменты, когда только-только

покидал свою клетку и оно быстро уходило,

когда Халаты давали мне розовую пилюлю

и стакан теплой жидкости с приятным

вкусом.

Но на этой станции не было Халатов, ни одного-

тут я впервые внимательно осмотрел

окружавших меня людей и ни у одного из

них не было халата, только теплосберегающие

костюмы, идентичные моему. Но, насколько

я знал людей, им требовалась еда, так

что я спросил, не обращаясь ни к кому

конкретному- Еда. Пища. Есть на станции?

Мой вопрос заставил всех замолчать,

обмениваясь странными взглядами. Их

лица выражали эмоции, ранее мной не

виденные, и я, не вполне уверенный в том,

поняли ли они меня, задал свой вопрос

вновь, на этот раз на английском. И тут

один из людей покинул группу и,

остановившись у разбитого мной автомата,

взял оттуда пару ярко окрашенных пакетов

и, вернувшись к группе, протянул их мне.

Это не было таблеткой и я не знал, как

ее следует использовать, так что просто

посмотрел на того, кто ее мне дал, в

ожидании инструкций.

Мы смотрели друг на друга до тех пор, пока

другой человек, с длинными волосами

цвета снега, со словами «Да господи ты

боже мой!» не взял пакет из моих рук и

ловким движением вскрыл его, а после

достал оттуда какой-то желтый предмет

и поместил себе в рот, начав усиленно

двигать челюстями. Я следил за тем, как

он повторил этот жест, а после вернул

мне пакет.

Глядя на тот, как он ест, я почувствовал, как

мой рот наполняется жидкостью, и спешно

сглотнул. Это, без сомнения, была слюна,

выделяемая организмом для более успешного

перерабатывания питательных веществ

в пище, так что мое тело уже знало, что

мне можно без опасности для себя

употребить содержимое пакета.

Сунув тонкий желтый лепесток в рот, я осторожно

коснулся его языком. И мой разум испытал

то, что заставило мой рот растянуться

в улыбке- вкус этой пищи был хорош, очень

хорош. И я хотел еще, а после- ЕЩЕ. Мир

снаружи больше не имел значения, тут

был только я и эти желтые «чипсы». С

этого момента мои воспоминания стали

весьма запутанными, но то, что я наелся

этих «чипсов» до отвала, я помнил четко

и ясно. И не испытывал никаких сомнений

в правильности своих действий даже в

тот момент, когда, по окончании миссии,

стоял перед несколькими Мундирами и

парой Халатов, столпившихся вокруг

монитора, на котором воспроизводилось

видео с камер станции. Оно отображало

меня, утоляющим свой голод у автомата.

Я стоял на коленях у кучи пакетов с

чипсами, высыпая их содержимое себе в

рот, пакет за пакетом.

Мундиры и Халаты долго обсуждали меня и мои

действия, а потом в комнате появился

еще один Халат. Он сразу же встал между

мной и остальными собравшимися и развел

руки в стороны, привлекая внимание этим

жестом. Я слегка повернул к нему голову

и впервые узнал кого-то. Его лицо

моментально отозвалось в моем разуме,

выбросив на поверхность рой изображений-

туман, окрашенный красным, сквозь который

я вижу лицо этого человека. На нем

незнакомое мне выражение. Вторая картина-

белоснежный потолок. Рядом опять он и

на его лице улыбка. Он рад мне. На его

лацкане бэйдж со словами- О. Тец и его

миниатюрное фото. Я запоминаю их, потому

что тогда я впервые видел, как кто-то

улыбается мне, хоть тогда я и не понимал,

что это значит.

О.Тец разворачивается ко мне и, улыбнувшись,

начинает задавать мне вопросы о миссии.

Я отвечаю на них, а после улыбаюсь ему.

Халаты и Мундиры удивлены этим моим

выражением лица и начинают говорить

еще оживленнее. Пока их не прерывает

звонок телефона, стоящего на столе.

Красная коробочка издает дребезжащий

звук, но ни Мундиры, ни Халаты не спешат

отвечать на него. Их лица похожи на лица

тех людей на станции, но я не понимаю

причин подобного. Они окружены плотным

кольцом из охраны и флота, но тем не

менее, они боятся. В моей голове моментально

что-то щелкает и я бросаюсь вперед, чтобы

устранить угрозу. Красная коробочка

летит на пол и я с хрустом давлю ее

ботинком, а после оглядываюсь и докладываю,

что опасность устранена.

Их лица вытянуты еще сильнее, а рты раскрыты

так, словно они собираются есть «чипсы»,

но я нигде не вижу этих вкусных желтых

лепестков, хоть мои глаза и бегают по

всему помещению. И тут дверные створки

расходятся в стороны и в помещение

влетают два матроса в экзоскелетах

класса «Витязь». Их лица искажены и на

губах у них слово «Война»