Дом Матушки Рамуш

Онлайн чтение книги Свитки Scrolls
Дом Матушки Рамуш

Матушка Рамуш была пятидесятилетняя вдовушка – очень живая, очень деятельная и очень предприимчивая. В молодости она кружила головы мужчинам, теперь же, по прошествии лет, ее красота и добродетельность заметно подувяли, – годы, ах, годы брали своё, - но Матушка Рамуш сохранила былую напористость и вкус к жизни.

Она появилась в городе восемь лет назад с двумя сундуками и ларчиком, который заботливо прижимала к груди. С тех пор немало воды утекло. Вдова Рамуш приобрела дом в квартале Кривых улочек и открыла в нем увеселительное заведение. В ее цепких руках стали собираться тонкие ниточки нужных связей, за которые она умело дёргала, и скоро её заведение сделалось самым процветающим из всех весёлых домов в городе. Кто еще мог похвастать такими вышколенными девушками, такой роскошью обхождения, такими занавесками, наконец? 

А занавески были действительно великолепны: пунцового шёлка, с золотыми кистями, привезенные с края света в столицу, где их купили для дома в Утерехте за баснословные деньги! Нечего и говорить, что весь квартал преисполнился к занавескам, к самому дому и к его хозяйке большого уважения.


 Матушка Рамуш сама осмотрела новенькую, – в этом занятии она могла бы преподать урок любому конезаводчику, – с таким пристальным вниманием относилась хозяйка к своим девочкам. Выйдя в другую комнату к многолетней управительнице своего дома Тагате, она сказала, что новенькая недурна, но  старовата для учёбы, в её возрасте уже принимают гостей, безвкусно одевается да и танцует совершенно как дикарка, – хотя это, впрочем, понятно, поскольку она дикарка и есть,  – и что ей, Тагате, придётся приложить немало трудов, чтобы восполнить все недостающие качества и знания. И что надо торопиться: скоро в их доме будет много посетителей. Велела приставить какую-нибудь из толковых девушек, которая бы быстро вошла в доверие к новенькой –  хозяйке должно быть известно, что в голове и в сердце у каждой.

– И пусть учит её... А то, глядя на её мужа, можно предположить, что девчонка не так уж и виновата в своём проступке.

К вечеру, а, пожалуй, и раньше, все обитательницы заведения от хоа до служанок на кухне знали историю девушки по имени Лаилин: как она несколько месяцев обманывала мужа, притворяясь беременной, и когда подлог случайно открылся, свекровь настояла, чтобы муж  продал обманщицу в весёлый дом. При этом знали даже цену сделки и с удовольствием передавали слова хозяйки: «Дорогой мой, я должна буду понести расходы на то, чтобы это озлобленное и гордое существо превратить в женщину – необыкновенную женщину, которая сможет приносить блаженство мужчине, при этом, не желая вонзить ему в горло отточенные заколку или булавку. Это очень большие расходы, могу вас уверить, расходы, которых вы не знали со дня свадьбы!»


В доме Матушки Рамуш долго спали и долго ухаживали за лицом и телом. Здесь часто мылись, а если приходили гости, девушки, которые их ожидали, купались в молоке, цветочных и травяных настоях, умащивали себя маслами и духами. Лаилин узнала, что есть специально обученные служанки, заботой которых являются красота и здоровье девушек, и они подчиняются удивительному иноземцу Тессаду,  волшебнику, похожему на холеную женщину. И если гладкий, смуглокожий и приторный Тессад говорит что-то, его слово столь твердо и веско, как слова самой хозяйки, что даже властная Тагата предпочитает не вступать с ним в прения. 

Ей пришлось заново учиться: танцам, пению, манерам, заучивать наизусть любовные стихи – нет, не такого она ждала от своей судьбы. После разоблачения, когда разъярённая Старуха таскала её за волосы и пинала в неплодный живот ногой, Лаилин казалось, что участь её – портовая таверна: побои, голод, бесконечная смена мужчин у ложа, страшные болезни, от которых гниет тело... А в этом доме чистота, роскошь, уроки, свой доктор, вышколенная прислуга. Здесь все боятся утратить расположение хозяйки настолько, что готовы целовать подошвы её парчовых туфель, терпеть Тагату и лебезить перед Тессадом. Почему Бента привёл её именно сюда? Ненавидеть его или благодарить? Жаль, что Пиа нет рядом. Лаилин не было известно, что сделали с её служанкой муж и свекровь, но предполагала, что Пиа повезло меньше, чем ей.

С первых дней Матушка Рамуш поняла, что новенькая будет пользоваться успехом у мужчин, и, значит, не избежать ей зависти и мести со стороны других девушек. Несмотря на кажущуюся почти сестринскую любовь, в доме плелись почти столичные интриги и строились самые безжалостные козни; стоило хозяйке на минуту ослабить бдительность, как струйка пара прорывалась из этого туго закрытого котла и обжигала неуспевшего отдернуть руку. Каждая из девушек знала: если хозяйка потеряет к ней доверие, то позволит другим безнаказанно свести с нею счеты, и для многих это было страшнее, чем оказаться на улице или в портовом притоне. Вот почему они так дорожили благоволением Матушки Рамуш. 

Пока Лаилин была неотесанна и довольно безграмотна, по представлениям хозяйки ей не грозили серьезные неприятности. Матушка Рамуш, чтобы сохранить подольше худой мир,  выказывала новенькой одну удрученную озабоченность,  не проявляя презрения, но и не приближая её к себе. Она прочитала на лице своего приобретения стремление к власти, умение скрывать подлинные чувства, мстительность и внутреннюю решимость отчаявшегося человека, от которой был один шаг до убийства. Придет день, –  о, не так уж он и далёк, – и эта Лаилин возьмет в свои руки то, что пожелает: власть над мужчинами, власть над женщинами в этом доме, и, кто знает, возможно, придется хозяйке не её защищать, а  оберегать от неё других. «Сейчас она растеряна и не знает, что предпринять – то ли укусить ласкающую руку, то ли принять ласку с благодарностью. Пусть же её нерешительность продлится как можно дольше, – размышляла вдова Рамуш, – а там мы подыщем ей покровителя».



Къен Тореа был женат давно: к удивлению родителей, он принял это решение вполне самостоятельно и выбор его пал на девушку из клана Саакедов, из того же клана, что была и его мать. Невеста доводилась ему дальней родственницей, приданое за ней было небогатое, она не была ни особенно красива, ни привлекательна, и что нашел в ней Къен, оставалось загадкой. Однако он настоял на своём и женился. А чтобы молодая жена не возбуждала пересудов родни и неприязни свекрови, увёз ее в небольшой дом на границе владений Тореа и Саакедов. 

С тех пор неудачи наполняли его семейную жизнь: дети, не дожив до трех лет, умирали. Жена от частого горя подурнела и вовсе перестала следить за собой, превратившись в отёкшую неопрятную, неряшливую женщину. Единственным занятием для себя она оставила беседы с проходящими богомольцами и, особенно, тощими и вкрадчиво сюсюкавшими богомолками, которые, направляясь через их имение в Священный Чертог Вечного Благоденствия*,  задерживались в доме благодаря гостеприимству супруги Къена и беззастенчиво жили там за его счёт. Когда Къен, сменивший место жительства на дом своего дяди, старшего Саакеда, отца Юджии, время от времени всё же наезжал проведать жену, ему приходилось чуть не силой разгонять эту колченогую воронью стаю, пробираясь в свои покои.

Родственники осторожно  высказывали своё сожаление, Цайше и Мейдо несколько раз обмолвились, что-де по закону, он имеет право развестись, но Къен предпочёл оставить всё, как есть. Он лишь старался реже посещать супружеское гнездо.

Находясь в Утерехте, Къен в один из вечеров отправился не куда-нибудь, а в Квартал Кривых улочек, в знаменитый Дом Матушки Рамуш.  В этом заведении он не бывал ни разу и шёл по приглашению. Человека, который пригласил его, звали Арсидий. 

От своего друга-сановника, занимавшего один из высоких постов в Ранг-Нагаре, Арсидий давно знал о состоянии здоровья Царственнородного. Правитель был болен, лёгочная болезнь, проявившаяся у него с юности и обострившаяся в прошлую зиму, давала  много поводов полагать, что новая зима нанесёт последний, сокрушительный удар. Разумеется, сведения эти были столь же дороги, сколь и секретны. По полгода бывая в Ро и в Утерехте Арсидий с толком использовал свое отсутствие как возможность незаметно готовиться к надвигающимся событиям. 

Для осуществления замыслов, которые он терпеливо вынашивал, ему были нужны определенные люди. Один из таких людей, Къен Тореа, стремившийся вернуть власть клана над приморским Утерехте, перешедшим в управление городского совета, а проще говоря – утерехтских богачей, оказался рядом весьма кстати.  Арсидий остановил на нем свое внимание давно, когда, занимаясь торговыми делами, перезнакомился со всеми землевладельцами по обе стороны Скиаса. У Къена был дерзкий ум, вместе с тем он был достаточно расчётлив и осторожен. Арсидий запомнил его. 


Матушка Рамуш с полувзгляда понимала гостей. Её не удивила просьба Арсидия накрыть стол в отдельном помещении и какое-то время не беспокоить посетителей. Служанки внесли пищу и удалились, затворив двери. Некоторое время оба молчали. Потом Арсидий стал рассказывать Къену о положении вещей в Золотом Доме и среди верхушки знати, входящей в Совет кланов, называл имена людей, которых следует опасаться и тех, с кем нужно заключить союз. То, что Къен услышал, он частично знал и сам, но подивился осведомленности Арсидия, который, как казалось со стороны, был обычным купцом, по незнатности своей не входившим в Совет кланов.

– Что, если мои слова покажутся неубедительными и я не соберу сторонников? – спросил он Арсидия.

– Ничего. Кланы выберут младшего из братьев, Дъернкорна, гниль ещё более оплетет Золотой Дом, а ты не получишь Утерехте. Да, возможно, ты потеряешь и то, что  имеешь: всё, что происходит в Ранг-Нагаре сейчас, рано или поздно станет известно. О твоих доверительных беседах, конечно, сообщат...

– А твоя голова? Ты не боишься?

– Мне в равной степени приходится опасаться каждого нового Правителя: я для нашей страны – просто кошель с деньгами, в такой кошель каждый норовит засунуть руку.

–Надеешься, что Берисарге сделает тебя придворным казначеем?

– Надеюсь, что, когда я войду в Совет кланов, мы с тобой примем немало хороших и полезных решений, Къен Тореа.  

 Купец, улыбаясь, приподнял свою чашу с вином; оба выпили.

– Мои люди, которых я отправил в столицу, всё это время ходят по городу, выслушивая сплетни и пересуды, – сказал Къен, – и, как я понимаю, людям любопытно, чем закончится возня между сановниками, но они ни в ком из братьев не видят своего благодетеля. Они слушают, что им внушают жрецы и чиновники, то есть, что Дъернкорн должен взойти на трон, и согласны с этим, лишь бы не увеличивали налоги. А от Берисарге, кстати, этого ожидают, потому что он военный и захочет укреплять армию.

– Значит, должно случиться то, что привлечет народ к армии и заставит его искать защиты у военных.

– Например? Война?

– Ну, нет, конечно, сначала не война. А слухи. Возможно, какие-то случаи на границе. Какая-то очень жестокая вылазка неприятеля. Сожжённая деревня... Или даже две...

– Чтобы собрать толпу на площади и заставить кричать «Берисарге»?.. А когда всё прояснится?

– Что прояснится?  Если ты будешь направлен в ту деревню для выяснения причин, всё будет зависеть от твоего отчета. И, кто же знает, может быть, ты найдешь там следы заговора... Кроме того, маленькая война, знаешь ли, многим  здесь окажется на руку...

– Мой астролог Мейдо может рассчитать для тебя, как скоро следует начинать войну. Он отлично умеет предсказывать, лучше жрецов и бесноватых пророчиц.

– Пришли его завтра ко мне. Я заплачу ему, – Арсидий многозначительно поглядел на Къена и тот понимающе кивнул.

 – Ну, теперь, можно и позвать здешних сладкоголосых пташек. Ты прежде не бывал здесь, Къен? Прелестные создания! Уверен, твоя жена не даст тебе столько блаженства, сколько любая из этих девушек, при всём моём уважении к твоей супруге. Сегодня празднуем на мои деньги, выбирай любую.

С этими словами он позвонил в серебряный колокольчик, и невидимые руки распахнули двери. В комнату, окруженные облачком цветочного аромата, волнующе шелестя одеждами, вошли шесть девушек. Две держали украшенные лентами кайты, они сели чуть поодаль, остальные расположились по обеим сторонам от Къена и Арсидия. Служанки принесли еще посуды, вина и легких закусок. 

Девушки мелодично пересмеивались и кокетничали, грациозно прислуживая мужчинам и норовя коснуться надушенным рукавом. 

Къену нравились все, но он приметил для себя черноглазую в красном: лицо её было красиво необычной, дикой красотой, и в посадке маленькой головы на длинной шее,  и в точеных крыльях носа, и в упругих губах чувствовалась та же порода, та же неукротимая страсть, какую он встречал у  необъезженных лошадей.  Он старался поймать взгляд, но девушка, едва встретившись глазами, опускала ресницы. Она вела себя менее свободно, чем другие, стараясь не выделяться. Когда стали петь, она едва открывала рот, подтягивая в припеве, когда начали танцевать – осталась сидеть.

– Отчего ты не танцуешь? – спросил ее Къен.

– Ещё вина, господин?  

– Прячешь под платьем хромую ногу? 

Она промолчала.

– Сегодня ты не пела, не танцевала, может, ты больна?

– Я здорова, господин, – чуть слышно ответила девушка, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом.

– Она недавно здесь и очень стесняется Вас, господин, – со смехом отозвалась одна из танцовщиц. – Но мы не такие застенчивые!  

– Откуда ты?

– Из Ро. 

Эти слова вызвали интерес у обоих.

– Из киюмов или из нукчи? –   уточнил Арсидий, и Къену показалось, что у девушки проступил румянец, но щеки у неё и у других были   накрашены, а в комнате было не слишком светло.

– Из киюмов.

– А, – удовлетворенно произнес Арсидий и, обращаясь к Къену, пояснил  – это варвары, что кочуют близ Ро, мы торгуем с ними, у них хорошие кони. И женщины красивы и не столь дики, как эти бестии с Запада, у которых кривые ноги, оттого, что они не слезают с седла даже чтобы покормить своих младенцев.      

– А что ты умеешь? Скакать на лошади?

– Лаилин умеет доить овец, коз и кобылиц, и прясть, – засмеялись девушки.

– Ну, прясть и моя жена умеет, в том нет ничего дурного! 


Он выбрал её, хотя она так и не стала ни петь, ни танцевать для него в тот вечер. Когда они остались одни, и маленькая лампа бросала золотые искры на её темные волосы, и одежды её волной соскользнули на пол, Къен спросил о том, о чём не хотел говорить в присутствии Арсидия:

– В Ро ты не встречала ли человека по имени Юджии Саакед? Он врач...

– Нет. Я немногих знала в городе, господин.

– Ты вправду так застенчива? Но ведь, говорят, у тебя был муж.

– Пчела собирает сладость с цветка и не заботится, приятно ли это цветку. 

– Разве цветок раскрывается не для того, чтобы привлечь своими яркими лепестками и сладким запахом пчёл? Зачем же тогда он цветёт?

– Цветок скоро умрёт, но если пчёлы успеют к нему, завяжется плод. Цветок спешит, потому что знает, время весны коротко.

Къен замолчал. Он вспомнил о своей жене. Трое детей умерло у неё и последнего она выносить не смогла.


* Священный Чертог Вечного Благоденствия - древний храмовый комплекс на территории Южного царства. 


Читать далее

Нити судьбы
Read me, или От автора 01.03.20
Господин доктор 06.06.17
Мана 06.06.17
Ро 07.06.17
Кочевник из города 07.06.17
Арсидий и караванщик 07.06.17
Чёрные скалы 08.06.17
Частная жизнь одной семьи 08.06.17
Кормщик Барсилай 08.06.17
Господин доктор остаётся без ужина 09.06.17
Невеста 09.06.17
Страна лягушек 09.06.17
Горнило года
Змея в шкатулке 10.06.17
Предзнаменования 10.06.17
Бурая язва 10.06.17
Святилище Бицехам 11.06.17
В осаде 11.06.17
Тысяча шагов 11.06.17
Бегство 12.06.17
Приключения Сюрикена 12.06.17
Рыба и виноград 12.06.17
Рождение Шаздааддина 12.06.17
Сумия
Пока горел светильник 13.06.17
Тореа 13.06.17
Выбор Юджии 13.06.17
Дом Матушки Рамуш 14.06.17
Поварское искусство 14.06.17
Первые дни правления 14.06.17
Шестой гарнизон 15.06.17
Взятие крепости 15.06.17
Новая песня, часть первая 15.06.17
Новая песня, часть вторая 16.06.17
Воссоединение 16.06.17
Неожиданности 16.06.17
В гостях у Шемме 16.06.17
В столицу! Часть первая 17.06.17
В столицу! Часть вторая 17.06.17
Мана выходит на сцену 17.06.17
Торжество Тореа 18.06.17
Прощай, Утерехте! 18.06.17
Эпилог 18.06.17
Песни
Девушка с гор 24.12.18
Песня у реки 06.01.19
Ты, плачущая звезда 14.01.19
Песня Маны 27.01.19
Дом Матушки Рамуш

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть