Святилище Бицехам

Онлайн чтение книги Свитки Scrolls
Святилище Бицехам

Трудный день выдался для муравья.  Без сомнения, он пожалел, что с пыльной травинки перебрался на неведомую гладкую поверхность, карабкаться по которой было серьёзным испытанием. Через некоторое время гладкая поверхность закончилась и пошла шершавая, покрытая редким лесом, поднимавшаяся круто вверх. То была нога мечника Рекши. Сам Рекша сидел на земле и созерцал поля, раскинувшиеся вокруг. Рядом с ним на спине лежал его товарищ Кочевник. 

Был день. Было жарко. В работе наступил перерыв, потому что закончились камни, которыми мостили дорогу, и все ждали, когда привезут новые. С полей доносилась монотонная песня – крестьяне пололи свои делянки. Время от времени до слуха через горячий, плавящийся воздух долетали женский смех и обрывки слов. 

Где-то среди этих женщин, чьи головы обмотаны платками, а подолы юбок вечно подоткнуты, чтобы не мешать в работе, трудилась Унча – угловатая, сильная девушка. Голос у нее был низкий, говорила она быстро, как несется по камням мелкая, холодная и бурная горная речка. Чтобы понять, что именно говорит Унча, требовалось не только привыкнуть к быстроте, но и успеть распознать в исковерканном деревенском наречии знакомые слова. По счастью, не только слова свидетельствовали о том, что девушке нравится Сюрикен. Улыбкой, взглядом, неуловимым жестом она выражала свои чувства.

Крестьянки – девушки и молодые вдовы, днём придумывали себе какое-нибудь дело, чтобы пройти мимо работающих мужчин. Они строили глазки охранникам и те потом, вечером, приходили к ним. Сюрикена удивило то, что в деревне никто не ругался и не швырял в скамрашей палки или камни, и женщин, проводивших ночи со стражниками, тоже не осуждали. 

Едва ли не каждый из стражников имел среди крестьянок подружку, к которой наведывался в свободные часы. Если наведаться по каким-либо причинам было невозможно, то женщины сами приходили к палаткам, в которых жила охрана. Сестра Унчи приходила к палаткам, а сама Унча приходила к частоколу, ограждавшему лагерь скамрашей. Она приносила им с Рекшей еду, каким-то образом поладив с караулом. Пока они ели, Унча стрекотала что-то,  с нежностью обратив взор на Сюрикена. 

Она не была похожа на Лаилин. Крупнее, толще и сильнее казалась Унча по сравнению с дочерью степного богатея, хозяина пяти стад Ранкана.

 Мечник, который в этих странных свиданиях играл роль наперсника обоих, раз спросил девушку:

– Как же так, что вы сюда ходите? Разве у вас в деревне парней нет? Зачем себя позорите?

Он искренне переживал падение нравов в чужой деревеньке.

 Унча отвечала, что всех мужчин угнали на службу – на строительство и  в солдаты  ещё в прошлом году. Деревня опустела. Остались старики и сопливые мальчишки. Семьи, имевшие  дочерей на выданье, оказались в трудном положении. На всю округу  не наберется пяти-шести женихов, а невест в одной только их деревне гораздо больше. Если же сватать дочерей далеко, селение вымрет. Старейшины на сходе посовещались и решили: раз не суждено девушкам привести в дом работников, то пусть хотя бы родят сыновей, чтобы жизнь в деревеньке не угасла. Никто из крестьян на возвращение соплеменников не надеялся. Унча про это сказала: «Мёртвый не сможет прийти, а живой не захочет».

– Почему – не захочет? – удивился Рекша.

– Служить долго: два раза по столько лет, – она показала растопыренные пальцы обеих рук, – за это время всех забудешь, и тебя все забудут. А ещё старики говорят: «Кто с мечом породнится, ни на что не сгодится».

Рекша обиженно засопел:

– Пустое мелют твои старики.


Они возложили на Унчу свое спасение из плена. И Рекша, созерцая дали, в уме прикидывал, основываясь на описаниях Унчи, сколько придется идти до обещанного Кафетой заброшенного святилища и сколько по другой дороге назад – до побережья. 

Муравей тем временем вскарабкался на его колено. Рекша смахнул его ладонью.


Стражники привычно пропустили девушек из деревни в лагерь. 

– Что там у тебя? – спросил часовой, охранявший скамрашей, у Унчи, которая несла горшок, накрытый платком.

– Похлебка. После ужина осталось. Выливать жалко, отец велел отнести.

– Ну, проходи.

В горшке у девушки были угли. Половину она отсыпала Сюрикену и Рекше, остаток унесла с собой.

– Пойду, сестру поищу,  – пояснила она часовым и направилась в сторону палаток.

Осторожно приподнимая по очереди край каждой палатки, Унча оставляла под ним тлеть несколько угольков.  Когда девушка повернула назад в деревню, ее слуха достигли встревоженные голоса. Со всех ног она кинулась бежать, чтобы в темноте обогнуть лагерь и поле, и быть вовремя в условленном месте, где нужно встретить Рекшу и Сюрикена. 

Унча оказалась в маленькой роще первой. Она хорошо видела, как горит лагерь и как бегут в ее сторону тёмные фигурки. Только фигурок было не две, больше, от страха она не успела сосчитать сколько именно. Девушка подумала, что это стражники гонятся за беглецами, и присела на корточки в высокой траве за деревом. 

Она ошиблась. Это были Сокке, Борода и еще один скамраш, по прозвищу Рябой, которые  быстро сообразили,  что перед ними открылся путь к спасению из рабства, и последовали за Сюрикеном и Рекшей.

Как только выяснилось, что погони нет, Унча вышла из своего убежища. Она разгребла землю под деревом и достала из ямки клещи, маленький молот, два коротких, старых  и не очень острых меча, - все это она стащила накануне из кузни, пустовавшей после того, как кузнеца и его сыновей забрали в войско,  кроме того, девушка припасла котомку с едой. Пока мужчины сбивали цепи, она, высунувшись из спасительной темноты, следила за лагерем. Огня уже не было видно, должно быть, его потушили. 

Потом они бежали, –  ногами разрывая траву, отплевываясь от тёплого встречного ветра, замедляя шаг, если кто-то отставал, но не переставая двигаться, – до самого утра. И только перед рассветом, обессилевшие, повалились на землю. Пятеро мужчин и девушка лежали, хватая ртами воздух, с трудом унимая колотье в боках и в сердце. Над головами их сплетали ветви деревья, было темно и тихо, но солнце, извечный враг влюбленных и преступников, уже готовилось подняться в небо.

Немного отдышавшись, беглецы стали держать совет, как быть дальше. 

– Мы пойдем к озерам, – сказал Сюрикен.

– Отсюда все дороги ведут к озерам, – Рябой  нагло смотрел на Унчу и улыбался.

– Разделимся, – предложил Рекша, – всех вместе нас быстро найдут. Вы дороги знаете, а мы не знаем: девушка пойдет с нами и покажет, а вы и сами дойдёте.

– Так-то оно так, – пробормотал Сокке, боязливо оглядываясь на товарищей, – мы не против. Чтоб по справедливости было, отдайте один меч, и хлеб, что у вас в котомке: вас с мечом трое, и нас с мечом тоже трое. Тогда и разойдемся.

– Мы вас с собою не звали, чтоб делиться. Вы за нами увязались – ладно, воля ваша, а теперь – «Прощайте!» – каждый в свою сторону, – сердясь, доказывал мечник.

– Ты, Рекша, не злись, Сокке дело говорит, – вмешался Борода, успевший за время их плена крепко подружиться с нангутом-прохиндеем. – Что ты: «мы» да «вы», вместе тяготы терпели, вместе убежали, куда нам друг без друга? 

– А ты, красавица, с ними ли пойдёшь, – продолжая улыбаться Унче, спросил Рябой, – а, может, с нами? Я тебе кораллы подарю, дома лежат, мне от бабки достались – не веришь?

Унча замотала головой и отодвинулась.

– Дикая ты, девка, глупая. Ну, пусть, иди с кем хочешь.

– Слышь, девушка, деревни здесь ещё имеются? – обратился к ней с вопросом плутоватый Сокке.

– Тут недалеко есть. Не деревня, а родом люди живут, в несколько домов… Большой род, много человек, много скотины. Богатые. Наших к себе на землю не пускают: брезгуют, –  ответила  молодая крестьянка.

 – Где это?

Унча, как умела, объяснила, даже прутиком картинку нарисовала. Она хорошо представляла себе их местоположение, в голове ее помещалась карта, которой  в глазах Сюрикена и Рекши не было цены.

         Сокке внимательно всё выслушал.

– Еды и оружия у нас мало,  да и одёжа нас перед людьми  выдаст – вся драная, –  с его выводом нельзя было не согласится.  – Сделаем так, – решил нангут, – пойдём в это селение, пока все в поле, и возьмём, что нам нужно.

Простота эта поразила всех.

– То есть как: «пойдём и возьмём», а если кто-нибудь увидит? – спросил Рекша. – А собаки? Забрешут ведь на чужих…

– Сразу видно, что вы и лепёшки в жизни не украли, – засмеялся Сокке. – Клянусь самым хитрым из бесов, Амударушпой, я пойду туда, возьму и принесу столько, сколько в руках уместится, и никто меня даже пальцем не тронет.

– Я с тобой,  – согласился Рябой.

Борода замялся, он боялся идти в селение и понимал, что Рекша и Сюрикен не пойдут, но оставаться с ними он тоже боялся.

– А ты останешься, – разрешил его колебания Рябой.

– Пусть солнце поднимется повыше, люди уйдут подальше, – сказал Сокке, – а мы соснем часок. Рекша, ты, если с нами не пойдешь, покарауль пока, потом отоспишься.

Он подложил руку под голову и поудобнее расположился на земле. Его примеру последовали другие. Унча легла рядом с Сюрикеном. «Когда они заснут, нужно будет потихоньку встать и уйти», – подумал караванщик, смеживая веки. 

Он проснулся оттого, что почувствовал лёгкое движение, словно кто-то провел рукой над ним, не решаясь дотронуться. А может, сон сам испарился, и человек, который сейчас рядом, уже давно здесь. 

Караванщик не открыл глаза, он старался дышать ровно и глубоко, как спящий, и весь обратился в слух. Человек рядом с ним еще немного помедлил, сказал  очень тихо, но Сюрикен узнал голос Бороды: «Вроде спит». Потом Борода отошел прочь, другие тоже, и все смолкло. Караванщик не решался посмотреть, что случилось, пока он спал, в то мгновение перед его мысленным взором возник Рекша с перерезанным горлом, лежащий  в луже крови. 

Наконец, глаза он открыл и увидел, что солнце встало, что мечник мирно спит под деревом, а Унча, как легла, так и дремлет подле него. Едва Сюрикен зашевелился, девушка тотчас подняла голову и села. По тому, как она оглядывается, по ее настороженному взгляду он понял, что и Унча что-то слышала. 

– Я думала, они вас зарежут, – прошептала она.

– Ты не спала?

– Нет, притворялась.

–Что они говорили?

–Что пора идти в селение. 

– А еще?

– Что ты лежишь на мече, и его нельзя вытащить.

Только после этих слов Сюрикен почувствовал, что оружие всё ещё с ним, от тёплого тела и от земли клинок нагрелся и стал привычен для кожи. Караванщик встал и потряс за плечо Рекшу. Тот несколько раз широко раскрыл глаза и зажмурился, прежде чем прийти в себя.

– Прости, задремал, – удрученно признал он.

Когда же  Рекша заметил пропажу своего меча, беспечно положенного рядом, он вспомнил несколько забористых выражений.

– Хорошо, что они во сне взяли твой меч,  им не пришлось тебя для этого убивать, – заметил караванщик

– У них бы  и не  вышло, – буркнул раздосадованный мечник.

– Если все у них получится, они вернутся сюда  делить добычу, если нет – придут за вторым мечом… и едой, – Сюрикен кивнул на Унчу, которая держала в руках свою котомку.

– И за девушкой, – негромко добавил Рекша. – Рябой на нее глаз положил. Идёмте!.. Меча жаль. Не удержал я. Эх!

На этом горестном возгласе он умолк,  и дальнейший путь совершал в молчании. 


Два дня провела Унча с беглецами, указывая им дорогу. Она шла впереди или рядом с Сюрикеном, он держал ее за руку, когда пробирались через колючий кустарник, и отводил ветви от ее лица… 

Что думала, о чем мечтала девушка в своей прежней, деревенской,  жизни? Кто знает! Не её видел  Сюрикен входящей в свой дом, не её в своих снах целовал в поле среди маков. И оттого в ночи  накануне расставания между ними не было ни любви, ни нежности, ни  ласки, а было лишь желание, зов природы, на который их молодые тела ответили согласием. Утром она ушла – незаметно исчезла из его жизни, как и не было Унчи. 



Озеро казалось чашей жидкого серебра. Над самой серединой его жарким маревом висел полдень, по краям из зелёной  тугой листвы торчали, чуть покачиваясь,  коричневые и жёлтые пики камышей, в тинистой прибрежной воде плавали мелкие веточки и прочий лесной сор, сорванный ночным ветром с окрестных деревьев. Берег  во все стороны  был безлюден, только далеко на противоположной стороне озера  виднелась крохотная лодчонка.

Сюрикен помахал неизвестному лодочнику рукой: плыви, мол, сюда, и маленькое суденышко неспешно направилось в сторону путников.  В ожидании его оба сели на землю, Рекша стал грызть травинку, но ее сладковатый вкус только пуще  раздразнил мучивший мечника голод, и тот с досадой плюнул. 

– Если есть лодочник, значит, где-то рядом деревня,  – вслух размышлял Сюрикен, вглядываясь в густой лес на другом берегу. – Но Кафета говорил, что это место безлюдное. Странно?

– Странно. Я дыма не вижу, и мостков, чтобы лодки привязывать или бабам бельё стирать. Может, тут охотники промышляют? 

Лодка приблизилась, и в ней стал виден лодочник – сухонький загорелый старик,  чем-то смахивавший  на диковинный лесной корешок с глазами. Старичок приветливо кивнул  и подгрёб к самому берегу.

 – На ту сторону? – спросил он, окинув  сочувственным взглядом худые и усталые лица путников, их истрепанную одежду и босые ноги в ссадинах.

– Мы тебе, отец, не в тягость будем: давай я на веслах посижу, – предложил Рекша, 

– Спасибо, добрые люди, – улыбнулся старик, и морщинки лучиками побежали по всему его лицу.  – Садитесь, переедем.


Рекша, как и обещал, взялся грести.

 – Издалека идете? – начал расспрашивать лодочник.

– Издалека. Странствуем, – отвечал Рекша. – Остановиться бы на той стороне на ночлег. Где тут люди живут, а? 

– Это вам еще далеко идти. Я  потом покажу…

– А говорят, здесь святилище какое-то есть, правда что ли? – равнодушно вставил слово Сюрикен.

– Есть. Заброшенное. Это там, – старичок махнул рукой правее того места, к которому они плыли. 

Так, может, мы в нем переночуем, денег ведь все равно у нас нет, – как бы советуясь с мечником,  сказал Сюрикен.

– Можем, – согласился Рекша.

– Ой, лучше не ночуйте, – испуганно предостерег их лодочник.

– Что так?

– Место дурное. 

– Чем оно такое дурное?

– А вы не слыхали? Давно ещё там, говорят, отшельники жили – молились, людей лечили; а как пришли смутные времена, шел через лес отряд, уж не знаю, чей – тогда много народу с оружием по дорогам да по лесам шаталось – шли, дошли до святилища. «Открывайте, – говорят. – Если мятежников прячете, мы вас перебьём, а если нет – не тронем». А отшельники-то заперлись, сидят, не открывают. Стены у них толстые, высокие, а одна стена в глубокое ущелье обрывается – не подступишься.  Вот они и сидели долго, а с ними и деревенские, кто был. 

– Ну, и что?

– Да что, нашлась какая-то падаль из деревни, показала, откуда вода в святилище течет. У отшельников, говорят, глиняная  труба от источника, что рядом, через гору была проведена. Пришлые туда мертвечину положили, у отшельников воды чистой  не стало. Без воды куда им! Открыли ворота. А те ворвались, стали всех рубить, подожгли, хотели святилище разграбить. Отшельники, что еще в самом святилище были, затворились, потом, видать поняли, что всё одно им не жить, встали на окна, которые в пропасть смотрят, запели молитву да с ней и попрыгали.

–  Что, все погибли?

– Отшельники-то? Да вроде все. Спаслись чудом только двое деревенских. Они потом рассказали, что всё время прятались в подземелье под святилищем, там ходы прорыты. Там еще много народу пряталось, но все  другие угорели, когда начался пожар. А золота  в святилище так и не нашли, то ли его и не было, то ли отшельники его надежно  спрятали. Первое время его искали на пепелище, переворотили каждый камень, да напрасно. Глубоко, видно, захоронено.

– И всё?

– Да как сказать. Говорят, праведная кровь проклятием ложится на то место, где пролита. Недобрые дела там творятся: то огни видят, то стоны раздаются –  вроде, тех, кто в подземелье угорел. Людей мёртвых неподалеку от  того места находили… 

Сюрикен и Рекша переглянулись. Мечник поёжился:

– Ничего себе местечко! 

– Так что ночевать идите в деревню, всё спокойнее. Денег с вас, странников, не попросят, разве что, вот как мне, поможете…

– А ты, отец, тут лодочником что ли? – спросил Рекша после некоторого молчания.

– И лодочником, и рыбаком. Садки тут у меня расставлены. Рыба здесь хорошая. Если в деревне задержитесь, приходите рыбачить, вот такенных увидите, – старичок  широко развел руками. – В земле ковыряться у меня уже сил не осталось, так я рыбку ловлю – на жизнь хватает, мне много не надо.

Сюрикен вглядывался в  приближающийся берег. Никаких подозрительных примет он не заметил, хотя сам толком еще не решил, что считать подозрительным,  а что – нет, кроме  присутствия стражников, разумеется.

– Ну, в деревню пойдем? – спросил он после того, как они распрощались со стариком.

– Лучше в деревню, чем к мертвякам! – убежденно воскликнул Рекша, потрясенный  страшным рассказом.

– Стыдись, они святые люди были, а ты их так зовёшь.

– Мне всё равно, – шепотом сказал мечник, озираясь по сторонам, словно боясь увидеть обитателей святилища за деревьями, – может, они – святые, только быть с ними вместе я не желаю. Я-то пока не очень святой!  По-моему, лучше быть с теми, на кого ты сам похож.

– Не много наберется в деревне мечников в лохмотьях, с тавром скамраша на руке, похожих на тебя, друг, – усмехнулся Кочевник.

– Зато все живые, – назидательно ответил Рекша.

И все же Сюрикен  не хотел идти в деревню. Во-первых,   проявлял осторожность, во-вторых, больше полагался на слова Кафеты, чем на слухи и деревенские предания, а в-третьих,  попасть в святилище хотелось из какого-то мальчишеского любопытства. Рассказ старика о ненайденном золоте навел его на мысль попытать счастья: вдруг хоть какая-нибудь монетка попадётся! Будет чем заплатить за возвращение домой. Он уговорил мечника пойти. «Днём с нами ничего не случится», –  заверил  Сюрикен Рекшу.


Дорога в заброшенное святилище уходила высоко в гору. Она была хорошей – каменой, удобной для проезда  верхом или на маленькой тележке, в которую запрягали ослика, но люди давно перестали ею пользоваться. Земля и трава покрывали камень, разросшиеся деревья все больше наступали с боков –  дорога  медленно, но верно превращалась в тропинку.

От святилища, как и от дороги, осталось немного. Стены, частью проломленные, частью осыпавшиеся, сохранившие следы огня. Арка над несуществующими воротами, ведущая в никуда, соединяющая мир живых  с миром мёртвых. Жертвенник, в чаше которого собиралась дождевая вода и плавали длинноногие водомерки. Росписи со стен превратились в шелуху и в таком виде лежали теперь на земле, лишь кое-где по углам еще виднелись бледные лоскутья  былых картин. Обломки статуй валялись безо всякого внимания и почтения под ногами – забытые, низвергнутые боги, потерявшие свое величие.

Рекша и Сюрикен шли крадучись, боясь потревожить покой этого места. Обойдя святилище и не найдя в нем ничего и никого, они осмелели. Мечник даже присел на груду камней, хотя до этого едва решался дотронуться до  них, проклятых. Сюрикен отошёл дальше,  за угол сохранившегося здания. 

Пропасть, в которую по преданию, бросились преследуемые врагами отшельники, была рядом, стоило  пройти вдоль стены шагов десять. Караванщик остановился у самого ее края: голова не закружилась, но тело, почувствовав нешуточную опасность, ответило звериным страхом.  Внизу, на дне ущелья, чуть слышно журча, протекал среди щетинистых кустов мелкий ручей, дно и берега его были каменистыми. 

Как  долго лежали они здесь, на камнях? Погибли сразу или умирали медленно, не в силах пошевелиться,  от переломов и ран?  И вода, которой они не смогли напиться,  текла, окрашенная их кровью – будто бежала прочь от зловещего места!...  А сейчас она снова  так  чиста… 

Возвращаясь вдоль стены, Сюрикен заметил  под ней обвалившуюся землю. Заглянул в лаз, но ничего не увидел, кинул камешек – камешек стукнул о другие и затих. «Не очень глубоко», – подумал он.

– В самом деле, тихое  место. Мы сюда можем вернуться, после того, как сходим в деревню и добудем себе еды, – сказал Сюрикен, возвращаясь к товарищу.

– Посмотрим.  – Больше всего на свете Рекше хотелось  мясной похлебки: жирной, дымящейся,  наваристой, и  чтоб мясо было кусками величиной с кулак, и он очень надеялся найти ее в незнакомой деревушке.


Пока они добирались до деревни, солнце склонилось в закат.  Желудок мечника, потеряв остатки стыда, всё чаще громко и бесцеремонно требовал пищи. Сюрикен тоже чувствовал голод. Он гадал, удастся ли им найти приют, и про себя повторял нехитрую сказку, которую они с Рекшей сговорились всем рассказывать: работали по найму на строительстве, хозяева не платили обещанного, пришлось уйти, теперь возвращаемся к себе на родину… Меч он оставил в тайнике, в святилище –  положился на свою удачливость, силу Рекши и доверчивость местных жителей.

Путникам повезло: хотя деревню и окружал частокол, ворота были гостеприимно открыты. Здесь не ждали нападения и не боялись чужаков. 

– Хорошо-о! – одобрительно произнес Рекша, втягивая носом воздух, и без колебаний махнул рукой вперед. – Там!

– Что?

– Мясо варят, клянусь своей утробой! Идём!

Они зашагали по пустой улице.

–Людей не видно, - поделился опасением Сюрикен.

– Ужинают.


Возле дома, к которому по запаху шел мечник, старое сливовое дерево с трудом удерживало обильные и мелкие плоды, бегали и дрались в остролистых одуванчиках подросшие котята,  на узком крылечке лежали детские игрушки – глиняные уточки и соломенная кукла. Из глубины двора поднялся старый, одноухий  чёрно-жёлтый пес, сделал несколько шагов навстречу, как бы раздумывая,  а потом всё-таки залаял – громко и хрипло; где-то неподалеку ему отозвались другие собаки.

На крылечко вышел хозяин: морщинистый, кряжистый, что старый пень,  усы мокрые, бородка с крошками. Вышел, глянул сердито, обтер рот рукою.

– Странники мы… Переночевать бы… – смиренно проблеял Рекша тонким голосом, подражая нищим.

Хозяин в ответ на это  молча махнул рукой в сторону дальних домов. Видя, что незнакомцы стоят на месте, он еще несколько раз совершил свое движение, всё в ту же сторону. Сюрикен и Рекша переглянулись:  мало, что суровый, да еще немой! Мечник с сожалением  двинулся прочь.

В следующем доме выглянула из дверей женщина. Вслед за ней показались детские рожицы с любопытными глазёнками. И опять никто не сказал ни слова, и опять махали рукой: то ли гнали, то ли дорогу указывали. 

– Что им языки, что ли, повырезывали?  – забеспокоился Сюрикен.

– Да кто ж знает, может и так… Не нравится мне это, чудное место, верно, проклятое.

– Говорил, останемся в святилище!..

– Ладно, только до последнего дома дойдём, – Рекша уже и сам был не рад, что забрел в деревню.

В последнем доме обитала необхватной толщины старуха, настоящая бочка в платье. Нос её, широкий, мясистый, совсем не женский,  сначала показался в окне, а после на крыльцо выкатилось все туловище хозяйки. 

– Чего надо? – вместо приветствия буркнула старуха, и этой разговорчивостью невероятно обрадовала путников.

– Бабушка! Странники мы, ночлег ищем, пусти нас на постой! – со счастливой улыбкой гаркнул Рекша, начисто позабыв, что в деревне собрался играть роль безобидного сироты.

– Волчица тебе бабушка! – окоротила его прыть старуха. – У меня постой не простой, чем расплачиваться-то будете?

– А мы всё можем – починить чего, если надо, или  по хозяйству помочь. Люди мы смирные, работящие, – даже самое грубое обращение теперь не смутило бы  мечника.

– Денег, значит, нет…. – подвела итог хозяйка. – Ладно, заходите. На одну ночь пущу,  там видно будет.

Сюрикен и Рекша усердно и наперебой  принялись благодарить её за гостеприимство.

– Будет, – остановила их старуха. – Калякать вы мастера. Вон у меня коровник:  почистите да и ложитесь в нем спать. А ужином, так и быть, я вас накормлю.


За ужином Сюрикен спросил хозяйку, отчего в деревне никто кроме неё не хотел с ними разговаривать.

– После вечерней молитвы у них нельзя ни с кем говорить. Закон такой, – отвечала старуха.

– У них? А ты, стало быть, не местная? – Рекша и Сюрикен переглянулись, сообразив, что столкнулись с какой-то новой верой.

– Нет, я из другой деревни.  Муж бил, сбежала я от него. Давно ещё. Тоже, как вы, скиталась. А потом сюда пришла, да так и живу. Дом они мне всей деревней справили. Ничего, жить можно, они незлые. Порядок, правда, любят свой, своего бога чтят. Меня пробовали этой вере научить, но я не поддалась. Сами рассудите, говорю, вам  же лучше: я-то всегда могу и чужеземцев на порог пустить, и работать, когда у вас по закону запрещено – скотину вашу покормить, детей понянчить, – да всё! Ну, они и отстали.


Ночью, когда Рекша уже спал,  Сюрикен решил вернуться в святилище –  забрать меч. Но на самом деле его влекла какая-то иная, непреодолимая сила. Большая, чем любопытство. Верно, это вновь потянула его Уигуми, Хозяйка Шатра – степная богиня, мать бога Шетхи и самого Мира, вечно ткущая из человеческих судеб ковер, в руках которой, что ни нить, то чья-то жизнь.

Крадучись, словно вор, караванщик выскользнул со двора и бесшумной тенью миновал деревню. Собаки молчали. Как он и предполагал, ворота на ночь заперли, но вскарабкаться  на них не составило труда. Сверху Сюрикену пришлось прыгать, поскольку с внешней стороны на воротах ухватиться было не за что. 

 Тысяча иголок вонзилась ему в стопы, но караванщик, ни на миг не задержавшись, бросился бежать. Боль от удара о землю  быстро прошла, и осталось одно чувство свободы.  Такого не было даже в ночь побега из лагеря скамрашей. Тогда его гнал страх, теперь  Сюрикен  почувствовал себя вольным человеком. 

Он  хорошо запомнил дорогу, и, несмотря на темноту, скоро добрался до святилища. По мере приближения он более и более  сдерживал шаг, а у развалин и вовсе остановился. 

Что-то переменилось тут за время его отсутствия, что-то чужое появилось в воздухе – непонятное, тревожное. На всякий случай Сюрикен пробормотал старинное заклятие против оборотней, которое слышал от солдат в Чёрных скалах, когда ловили живодера, и осторожно шагая  разыскал  свой тайник. 

Меч оказался на месте.  Однако, вооружившись, караванщик не спешил покинуть зловещее место. Сюрикен напряженно прислушивался: рядом ему чудилось какое-то движение. 


Читать далее

Нити судьбы
Read me, или От автора 01.03.20
Господин доктор 06.06.17
Мана 06.06.17
Ро 07.06.17
Кочевник из города 07.06.17
Арсидий и караванщик 07.06.17
Чёрные скалы 08.06.17
Частная жизнь одной семьи 08.06.17
Кормщик Барсилай 08.06.17
Господин доктор остаётся без ужина 09.06.17
Невеста 09.06.17
Страна лягушек 09.06.17
Горнило года
Змея в шкатулке 10.06.17
Предзнаменования 10.06.17
Бурая язва 10.06.17
Святилище Бицехам 11.06.17
В осаде 11.06.17
Тысяча шагов 11.06.17
Бегство 12.06.17
Приключения Сюрикена 12.06.17
Рыба и виноград 12.06.17
Рождение Шаздааддина 12.06.17
Сумия
Пока горел светильник 13.06.17
Тореа 13.06.17
Выбор Юджии 13.06.17
Дом Матушки Рамуш 14.06.17
Поварское искусство 14.06.17
Первые дни правления 14.06.17
Шестой гарнизон 15.06.17
Взятие крепости 15.06.17
Новая песня, часть первая 15.06.17
Новая песня, часть вторая 16.06.17
Воссоединение 16.06.17
Неожиданности 16.06.17
В гостях у Шемме 16.06.17
В столицу! Часть первая 17.06.17
В столицу! Часть вторая 17.06.17
Мана выходит на сцену 17.06.17
Торжество Тореа 18.06.17
Прощай, Утерехте! 18.06.17
Эпилог 18.06.17
Песни
Девушка с гор 24.12.18
Песня у реки 06.01.19
Ты, плачущая звезда 14.01.19
Песня Маны 27.01.19
Святилище Бицехам

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть